Марина Цветаева - Хочу у зеркала, где муть… (сборник)
«Цыганская страсть разлуки!..»
Цыганская страсть разлуки!Чуть встретишь – уж рвешься прочь.Я лоб уронила в рукиИ думаю, глядя в ночь:
Никто, в наших письмах роясь,Не понял до глубины,Как мы вероломны, то есть —Как сами себе верны.
Октябрь 19151916[2]
«Никто ничего не отнял…»
Никто ничего не отнял —Мне сладостно, что мы врозь!Целую Вас через сотниРазъединяющих верст.
Я знаю: наш дар – неравен.Мой голос впервые – тих.Что Вам, молодой Державин,Мой невоспитанный стих!
На страшный полет крещу Вас:– Лети, молодой орел!Ты солнце стерпел, не щурясь, —Юный ли взгляд мой тяжел?
Нежней и бесповоротнейНикто не глядел Вам вслед…Целую Вас – через сотниРазъединяющих лет.
12 февраля 1916«Ты запрокидываешь голову…»
Ты запрокидываешь голову —Затем, что ты гордец и враль.Какого спутника веселогоПривел мне нынешний февраль!
Позвякивая карбованцамиИ медленно пуская дым,Торжественными чужестранцамиПроходим городом родным.
Чьи руки бережные трогалиТвои ресницы, красота,Когда, и как, и кем, и много лиЦелованы твои уста —
Не спрашиваю. Дух мой алчущийПереборол сию мечту.В тебе божественного мальчика —Десятилетнего я чту.
Помедлим у реки, полощущейЦветные бусы фонарей.Я доведу тебя до площади,Видавшей отроков-царей…
Мальчишескую боль высвистывайИ сердце зажимай в горсти…– Мой хладнокровный, мой неистовыйВольноотпущенник – прости!
18 февраля 1916«Откуда такая нежность?..»
Откуда такая нежность?Не первые – эти кудриРазглаживаю, и губыЗнавала – темней твоих.
Всходили и гасли звезды(Откуда такая нежность?),Всходили и гасли очиУ самых моих очей.
Еще не такие песниЯ слушала ночью темной(Откуда такая нежность?) —На самой груди певца.
Откуда такая нежность?И что с нею делать, отрокЛукавый, певец захожий,С ресницами – нет длинней?
18 февраля 1916Стихи о Москве[3]
1Облака – вокруг,Купола – вокруг.Надо всей Москвой —Сколько хватит рук! —Возношу тебя, бремя лучшее,Деревцо моеНевесомое!
В дивном граде сем,В мирном граде сем,Где и мертвой мнеБудет радостно, —Царевать тебе, горевать тебе,Принимать венец,О мой первенец!
Ты постом – говей,Не сурьми бровей,И все сорок – чти —Сороков церквей.Исходи пешком – молодым шажком! —Все привольноеСемихолмие.
Будет твой черед:Тоже – дочериПередашь МосквуС нежной горечью.Мне же – вольный сон, колокольный звон,Зори ранниеНа Ваганькове.
31 марта 19162Из рук моих – нерукотворный градПрими, мой странный, мой прекрасный брат.
По церковке – все сорок сороковИ реющих над ними голубков;
И Спасские – с цветами – ворота,Где шапка православного снята;
Часовню звездную – приют от зол —Где вытертый – от поцелуев – пол;
Пятисоборный несравненный кругПрими, мой древний, вдохновенный друг.
К Нечаянныя Радости в садуЯ гостя чужеземного сведу.
Червонные возблещут купола,Бессонные взгремят колокола,
И на тебя с багряных облаковУронит Богородица покров,
И встанешь ты, исполнен дивных сил…– Ты не раскаешься, что ты меня любил.
31 марта 19164Настанет день, – печальный, говорят! —Отцарствуют, отплачут, отгорят, —Остужены чужими пятаками, —Мои глаза, подвижные, как пламя.И – двойника нащупавший двойник —Сквозь легкое лицо проступит – лик.
О, наконец тебя я удостоюсь,Благообразия прекрасный пояс!
А издали – завижу ли и вас? —Потянется, растерянно крестясь,Паломничество по дорожке чернойК моей руке, которой не отдерну,К моей руке, с которой снят запрет,К моей руке, которой больше нет.
На ваши поцелуи, о живые,Я ничего не возражу – впервые.Меня окутал с головы до пятБлагообразия прекрасный плат.Ничто меня уже не вгонит в краску.Святая у меня сегодня Пасха.
По улицам оставленной МосквыПоеду – я, и побредете – вы.И не один дорогою отстанет,И первый ком о крышку гроба грянет, —И наконец-то будет разрешенСебялюбивый, одинокий сон.
И ничего не надобно отнынеНовопреставленной болярыне Марине.
11 апреля 19165Над городом, отвергнутым Петром,Перекатился колокольный гром.
Гремучий опрокинулся прибойНад женщиной, отвергнутой тобой.
Царю Петру и Вам, о царь, хвала!Но выше вас, цари: колокола.
Пока они гремят из синевы —Неоспоримо первенство Москвы.
– И целых сорок сороков церквейСмеются над гордынею царей!
28 мая 19168Москва! Какой огромныйСтранноприимный дом!Всяк на Руси – бездомный.Мы все к тебе придем.
Клеймо позорит плечи,За голенищем – нож.Издалека-далече —Ты все же позовешь.
На каторжные клейма,На всякую болесть —Младенец ПантелеймонУ нас, целитель, есть.
А вон за тою дверцей,Куда народ валит,Там Иверское сердце,Червонное, горит.
И льется аллилуйяНа смуглые поля.– Я в грудь тебя целую,Московская земля!
8 июля 1916, Александров9Красною кистьюРябина зажглась.Падали листья.Я родилась.
Спорили сотниКолоколов.День был субботний:Иоанн Богослов.
Мне и донынеХочется грызтьЖаркой рябиныГорькую кисть.
16 августа 1916Бессоница
1Обвела мне глаза кольцомТеневым – бессонница.Оплела мне глаза бессонницаТеневым венцом.
То-то же! По ночамНе молись – идолам!Я твою тайну выдала,Идолопоклонница.
Мало – тебе – дня,Солнечного огня!
Пару моих колецНоси, бледноликая!Кликала – и накликалаТеневой венец.
Мало – меня – звала?Мало – со мной – спала?
Ляжешь, легка лицом.Люди поклонятся.Буду тебе чтецомЯ, бессонница:
– Спи, успокоена,Спи, удостоена,Спи, увенчана,Женщина.
Чтобы – спалось – легче,Буду – тебе – певчим:
– Спи, подруженькаНеугомонная,Спи, жемчужинка,Спи, бессонная.
И кому ни писали писем,И кому с тобой ни клялись мы…Спи себе.
Вот и разлученыНеразлучные.Вот и выпущены из рукТвои рученьки.Вот ты и отмучилась,Милая мученица.
Сон – свят.Все – спят.Венец – снят.
8 апреля 19162Руки люблюЦеловать, и люблюИмена раздавать,И еще – раскрыватьДвери!– Настежь – в темную ночь!
Голову сжав,Слушать, как тяжкий шагГде-то легчает,
Как ветер качаетСонный, бессонныйЛес.
Ах, ночь!Где-то бегут ключи,Ко сну – клонит.Сплю почти.Где-то в ночиЧеловек тонет.
27 мая 19163В огромном городе моем – ночь.Из дома сонного иду – прочь.И люди думают: жена, дочь, —А я запомнила одно: ночь.
Июльский ветер мне метет – путь,И где-то музыка в окне – чуть.Ах, нынче ветру до зари – дутьСквозь стенки тонкие груди – в грудь.
Есть черный тополь, и в окне – свет,И звон на башне, и в руке – цвет,И шаг вот этот – никому – вслед,И тень вот эта, а меня – нет.
Огни – как нити золотых бус,Ночного листика во рту – вкус.Освободите от дневных уз,Друзья, поймите, что я вам – снюсь.
17 июля 1916, МоскваСтихи к Блоку
1Имя твое – птица в руке,Имя твое – льдинка на языке.Одно-единственное движенье губ.Имя твое – пять букв.Мячик, пойманный на лету,Серебряный бубенец во рту.
Камень, кинутый в тихий пруд,Всхлипнет так, как тебя зовут.В легком щелканье ночных копытГромкое имя твое гремит.И назовет его нам в високЗвонко щелкающий курок.
Имя твое, – ax, нельзя! —Имя твое – поцелуй в глаза,В нежную стужу недвижных век.Имя твое – поцелуй в снег.Ключевой, ледяной, голубой глоток.С именем твоим – сон глубок.
15 апреля 19162Нежный призрак,Рыцарь без укоризны,Кем ты призванВ мою молодую жизнь?
Во мгле – сизойСтоишь, ризойСнеговой одет.
То не ветерГонит меня по городу.Ох, уж третийВечер я чую ворога.
Голубоглазый —Меня – сглазилСнеговой певец.
Снежный лебедьМне под ноги перья стелет.Перья реютИ медленно никнут в снег.
Так, по перьям,Иду к двери,За которой – смерть.
Он поет мнеЗа синими окнами,Он поет мнеБубенцами далекими,
Длинным криком,Лебединым кликом —Зовет.
Милый призрак!Я знаю, что все мне снится.Сделай милость:Аминь, аминь, рассыпься!Аминь.
1 мая 19163Ты проходишь на запад солнца,Ты увидишь вечерний свет.Ты проходишь на запад солнца,И метель заметает след.
Мимо окон моих – бесстрастный —Ты пройдешь в снеговой тиши,Божий праведник мой прекрасный,Свете тихий моей души!
Я на душу твою – не зарюсь!Нерушима твоя стезя.В руку, бледную от лобзаний,Не вобью своего гвоздя.
И по имени не окликну,И руками не потянусь.Восковому, святому ликуТолько издали поклонюсь.
И, под медленным снегом стоя,Опущусь на колени в снегИ во имя твое святоеПоцелую вечерний снег —
Там, где поступью величавойТы прошел в снеговой тиши,Свете тихий – святыя славы —Вседержитель моей души.
2 мая 19164Зверю – берлога,Страннику – дорога,Мертвому – дроги.Каждому – свое.
Женщине – лукавить,Царю – править,Мне – славитьИмя твое.
2 мая 19165У меня в Москве – купола горят,У меня в Москве – колокола звонят,И гробницы, в ряд, у меня стоят, —В них царицы спят и цари.
И не знаешь ты, что зарей в КремлеЛегче дышится – чем на всей земле!И не знаешь ты, что зарей в КремлеЯ молюсь тебе – до зари.
И проходишь ты над своей НевойО ту пору, как над рекой-МосквойЯ стою с опущенной головой,И слипаются фонари.
Всей бессонницей я тебя люблю,Всей бессонницей я тебе внемлю —О ту пору, как по всему КремлюПросыпаются звонари.
Но моя река – да с твоей рекой,Но моя рука – да с твоей рукойНе сойдутся, Радость моя, докольНе догонит заря – зари.
7 мая 19166Думали – человек!И умереть заставили.Умер теперь. Навек.– Плачьте о мертвом ангеле!
Он на закате дняПел красоту вечернюю.Три восковых огняТреплются, суеверные.
Шли от него лучи —Жаркие струны по снегу.Три восковых свечи —Солнцу-то! Светоносному!
О, поглядите – какВеки ввалились темные!О, поглядите – какКрылья его поломаны!
Черный читает чтец,Топчутся люди праздные…– Мертвый лежит певецИ Воскресенье празднует.
9 мая 19167Должно быть – за той рощейДеревня, где я жила.Должно быть – любовь прощеИ легче, чем я ждала.
– Эй, идолы, чтоб вы сдохли! —Привстал и занес кнут.И окрику вслед – охлест,И вновь бубенцы поют.
Над валким и жалким хлебомЗа жердью встает – жердь,И проволока под небомПоет и поет смерть.
13 мая 19168И тучи оводов вокруг равнодушных кляч,И ветром вздутый калужский родной кумач,И посвист перепелов, и большое небо,И волны колоколов над волнами хлеба,И толк о немце, доколе не надоест,И желтый-желтый – за синею рощей – крест,И сладкий жар, и такое на всем сиянье,И имя твое, звучащее словно: ангел.
18 мая 191611Други его – не тревожьте его!Слуги его – не тревожьте его!Было так ясно на лике его:Царство мое не от мира сего.
Вещие вьюги кружили вдоль жил,Плечи сутулые гнулись от крыл,В певчую прорезь, в запекшийся пыл —Лебедем душу свою упустил!
Падай же, падай же, тяжкая медь!Крылья изведали право: лететь!Губы, кричавшие слово: ответь! —Знают, что этого нет – умереть!
Зори пьет, море пьет, – в полную сытьБражничает. – Панихид не служить!У навсегда повелевшего: быть! —Хлеба достанет его накормить!
15 августа 192114Без зова, без слова —Как кровельщик падает с крыш.А может быть, сноваПришел – в колыбели лежишь?
Горишь и не меркнешь,Светильник немногих недель…Какая из смертныхКачает твою колыбель?
Блаженная тяжесть!Пророческий певчий камыш!О, кто мне расскажет,В какой колыбели лежишь?
«Покамест не продан!»Лишь с ревностью этой в умеВеликим обходомПойду по российской земле.
Полночные страныПройду из конца и в конец.Где рот – его – рана,Очей синеватый свинец?
Схватить его! Крепче!Любить и любить его лишь!О, кто мне нашепчет,В какой колыбели лежишь?
Жемчужные зерна,Кисейная сонная сень.Не лавром, а тёрном —Чепца острозубая тень.
Не полог, а птицаРаскрыла два белых крыла!– И снова родиться,Чтоб снова метель замела?!
Рвануть его! Выше!Держать! Не отдать его лишь!О, кто мне надышит,В какой колыбели лежишь?
А может быть, ложенМой подвиг, и даром – труды.Как в землю положен,Быть может, – проспишь до трубы.
Огромную впалостьВисков твоих – вижу опять.Такую усталость —Ее и трубой не поднять!
Державная пажить,Надежная, ржавая тишь.Мне сторож покажет,В какой колыбели лежишь.
22 ноября 1921Ахматовой
