Виктор Авин - Чуть-чуть высунув язык (сборник стихов)
«В Гремундодо над нами солнечное небо…»
В Гремундодо за женский плач — в кастрюлю мужа!В Гремундодо на свадьбах — «Бах», а ночью — дружат!В Гремундодо на ветках псы поют «бельканто»!В Гремундодо глаза мендальные у франтов!В Гремундодо в строю дельфины, а не танки!На каждом венчики и пурпурные банты!Сажают дев на плавники, а вслед за нимиНа водных лыжах — кто, не видно — только спины!Гремундодо — люблю тебя я — много света!Тепло и весело нам жить в поселке этом!Из «Англетера» в бельведер мы переедем, нно!В мешочек с дырочкой — «садовое» кольцо!
«А что же Фауст?»
…Наутро она вышла в сад, и раздвижная дверьв пазу слегка подрагивала в такт волнекоторая вносила в дом прохладный бриз.Вдали, на горизонте, на карниз тяжелогоспросонья океана, поставлены горшочки кораблей.Налей ей, Фауст, легкого дурмана в бокал со льдинками,налей, пусть губы обмакнет и смотрит вдальи кутается в шелковую шаль. Жофрей вон там,под самым коромыслом слоеной радуги, и яхтаего приставлена к лучу, косою толстой линией которыйразделит небо на «где ты был»-«что будет с нею»…А на моторе черном у алеи из стриженных диковенных деревзлатой значок лелеет глаз и надпись «Lexus» втОритгеометрии пространственных решений Бога, что подарил вчерана крикнутое ею «ах, авось» букетик желтых рози черные, широкие колеса со спицами стальным…А на гросс-мачте Фрея под белесой и хлопающей парусиной,в корзинке плакал впередсмотрящий юнга. Внизу, на румпель,с циркулем в руке, задумчиво смотрел он,покусывая ус из смоли с прожилками из лески волосытрепал старик — великий океанский ветер. АА что же Фауст? — Фауст нынче пуст.Вчера, над нею он потрудился славно, поход устроивсквозь Пиринеи свадебной аллеи и алчный куст любовной муки,украв еJ с венчания в свой мир теней, разлуке подарив колеса госта «USA»…
«Секс на Невском»
На Невском полдень, океан, прохладно, лето,Плывут бортами расходясь шаланды, где-тоВдали рогатый пароход маячит, чайкиСтоят на пристани и ждут когда прибудет.В холодной дымке, опустившейся на берег,Плывут потоки лошадей, барашки, пена,Чуть подымаются от волн — как-будто лица,И разбиваются о стены-скалы. «Пицца»,«Одежда», «Обувь» — гроты волны поглощают,В подземку сдвинут переход с плитой надгробной,У входа двое, поперек волны, течения,Стоят и слишком старомодно обнимаются.А, впрочем, нет — они друг друга просто держат!Их лица в вечности, вне времени, в морщинахСоленый пот и слезы, брызги волн, обиды,Налет блокадный — отражают просветление.Он поднимает воротник ей, тронув губы.Она в ответ едва заметными движеньямиНа шее шарф его потертый поправляет…
«Сирень, цветущая зимою»
Сирень, цветущая зимоюсреди сугробов на морозеи теплый ствол ее с коррозиейметалла, Зимпо торс могучийи даже боле, обнаженныйзвенящий бусами коралловизводит мелом.Пинк-Флойда звуки на тропинкелыжне проторенной СамоюЗим-Матерь Богана босу ногу — только вален…кидает солнце вниз оваломполмиллиона — льдинки.и в каждой деньги что плачу яЦветущей в январе Сиренипредпочитаю покорениютеперь ужом всех покоренныхЖенщинв бутылке веник из Сирении в к космос провод.Олени!На нашем знамени сиянийполярных мненийковром над той моей кроваткойв которой делал я украдкойболтая ножками меж прутьевгазели влажными глазамименя уже тогда смущали, да ну ихих пупырышки — рожки телокеще к сраженью не готовыза Вора жизни их за шкурыОни летят меж тех. сиренейМычат, болотные сиреныи волок — чашечки коленейскользят по снегу, вожжи — в рукипо проводам в упряжках вносятв осень.Друг мой!Мой наизнанку Бога — Осеньмой брат, убийца волка Лосемкору с сирени, вислогубыйчто поедает, ни за деньгии даже ни за низ оленьейсамки — он не согласенон нанесет сиреням ранкиМой вредный Осеньи чахнут деревца за летомв весне, пустым, красивым цветомчтоб распахнуть навстречу Зимус сучками ветви.Слепень!Мой, Бога плод воображенья — шкурыживой оленьей знавший вкусыпотомок древних русских пруссовизгой из улья в мед цветочныйшальной Дантесовою пулейубит хвостом. Вот дурень!Ему бы сесть на куст сиреневыйдля звуко-рифмо-опыленийи станцевать «хмельного шмеля»для полной этой изотериикогда цветут зимой сиреникогда я верю жарким летомчто подо льдом вода и веттона притяжение отвергая, идуиду, собаки лаютна берегу твоих сомненийчто на поверхности водыне тонут Гении
«Страна не забудет?»
Довольно! Решаюсь, пусть будет, что будет!Быстрее, в ракету! Страна не заблудит!..…Осень, на Марсе, у моря, на пляжеКостры водорода, а мы не герои — изгои, и дажеНа плато «Масконов» не можем держатся,И нет кислорода в походной аптечкеЛишь водка, сигары, да Леночка — гретьсяМешают скафандры, и не искупатьсяВезде ихтиандры, бежим что есть силыС поправкой на ветер, на северный полюс,Выносит на запад, а там небоскребыГраненых стаканов, каналы, каноэ,Полно марсианок, а нас только двое,Да Леночка (на фиг, придумают тожеКанаверал в душу,Да зубы им в пластик!)Но ветер роняет на лоб «Клеопатры»Опавшие листья — троих космонавтовС созвездия «Пса». Оттопырили уши,На Леночку смотрят, торгуем, уходим,Быстрее, в каноэ, в Венецию, «Мастер»!Но осенью очень забавно на Марсе!Мерещится город — выходят две НастиЖена и любовница (дворница в «ЖЭКЕ»)И я умираю, я гасну в каноэ,Не долететь мне на этой ракетеДо марсианок, они это видят,И плачут, и воютПотом столбенеют, подходят пигмеиИх с веслами прямо на постаменты,На крышу вулкана заносят и ставят.Купи телескопчик с увеличеньемИ ясною ночью в сторону МарсаГляди что есть силы. Вон видишь, вторая,Без рук? — Моя марсианка! — Венера?Да что ты! Я там еще не был. Одеться? Смотаться?За сигаретами…Впрочем, не стоит — осень на Марсе.Холодно, стужа, не топят в ракете.И даже собаки деревья не метят…
«Ах бы клевером душистым»
Ах бы клевером душистымОбернуть страничку эту!Ах бы в скошеной травеПоваляться жарким летом!Земляничных пятен крови,Сладкой, выпить — и из клетки!Оторваться от дороги!Ноги, ноги, плавно, мягко,Чуть касаясь!Дорогая,Где ты, где ты,Жаль не видишь,Я летаю, я летаю!!!..— По дороге ехал трактор.А ему навстречу авторПошутила дорогая.— Ах, я знаю, знаю, знаю,Ты не веришь мне, а клеверНа обед употребляешь!Наклоняясь и губами,И губами, и губами!Ах, бы клевером мне статься,Оторваться от дороги,И на небо, а ты следом!Выше, выше, вдоль дороги!— По дороге едет тракторЯ тебя предупреждаю!…Мужики на сенокосе,отдыхая у сарая,наблюдали за картиной.:Там на гусеничный тракторПобежал, вдруг, бык «НикОля».Мужики застыли. Тракторвзял взлетел и удалился.НиколЯ вчера женилсяПрошептали косари…
«Начальница (служебный роман-2)»
Она лежала на боку, светилась синим,Ее размытые черты не много линийДавали в спектре излученья телескопа.Ее душа напоминала ему ноты,На диаграмме, разлагающей виденьеМатериальное на волны сожаленья,Страдания, любви, стыда и жизниИ можества оттенков покаяния.Он наблюдал за ней давно, еще мальчишкойЗабишись в угол, на руках с чужою книжкой,И в институте, с проституткой на скамейке,Потом вот здесь — на Алатау, на «копейке»,На пятачке, на блюдечке, накрытомКуполом серебрянным. Он битым,Покинутым женой, страной, начальством,Ежеминутно говорил с ней о несчастьиХодить в поношенных носках с дырой на пальце,Ждать вертолета, и кружиться в вальсеК нему сбегая по обрывистому склону.Она смотрела на него очки меняя.Он был то маленьким, то длинным, то без краяВ диапазоне альфа-бетта излучений.Она не понимала — то ли гений,Пред ней внизу, а может он бездарный?А может лень ему замерить лучезарныйИ гибкий стан ее в халате «От нейтрино»?Тогда б он понял, что живая, ночью, мимоЗемли к комете она томно уплывает…И заработал бы себе на ломтик с чаем……Пастух не спал возле костра, он на овчинележал и думал ни о ком той ночью синей,Когда она к нему свои открыла очи.Пастух поднялся и пошел от стада, прочь ли,А может звал его порыв стихосложения,А может просто, ниже пояса томлениеЕго вело под черный купол, к телескопу.Он постучался — дверь открыта, пусто(ученый в это время ел капусту),Чабан не смело потянулся к телескопу,Задел своей рукой нечаянно ту ноту,Которая давно уже просилась…И в диаграмме красным цветом озариласьЗвезда, живая… И убитая комметой.Он подбежал, и в телескоп — но где ты, где ты?Ни в «гамме» нет тебя уже, ни в «бетте»!!!Начальница моя! Теперь покинут!Мой телескоп обратно мне не сдвинуть!Программу переделать не умею,Ну а вручную тяжело и просто лень мне!…Убил он пастуха. То был не гений.
«Нежное»
