Александр Твардовский - Василий Теркин. Стихотворения. Поэмы
1936
Дождь надвигается внезапный
Дождь надвигается внезапный,
Ты выбегаешь на дорожку,
Чтоб воротиться с первой каплей,
Зажатой в смуглую ладошку.
В игре, в забавах хлопотливых,
Моя веселая, родная,
Растешь ты шумно и счастливо,
О том не думая, не зная.
Ты по траве гоняешь мячик,
На плечи мне влезаешь ловко.
И пахнет солнышком горячим
Светловолосая головка.
О детстве горьком, захолустном
Я вспоминаю потихоньку
И чуть завистливо, чуть грустно
Смотрю на милую девчонку.
Целую русую без счета,
Запорошенную песочком.
И все хочу тебе я что-то
Сказать, но не умею, дочка.
<1936>
Не стареет твоя красота
Не стареет твоя красота,
Разгорается только сильней.
Пролетают неслышно над ней,
Словно легкие птицы, лета.
Не стареет твоя красота.
А росла ты на жесткой земле,
У людей, не в родимой семье,
На хлебах, на тычках, сирота.
Не стареет твоя красота,
И глаза не померкли от слез.
И копна темно-русых волос
У тебя тяжела и густа.
Все ты горькие муки прошла,
Все ты вынесла беды свои.
И живешь и поешь, весела
От большой, от хорошей любви.
На своих ты посмотришь ребят,
Радость матери нежной проста:
Все в тебя, все красавцы стоят,
Как один, как орехи с куста.
Честь великая рядом с тобой
В поле девушке стать молодой.
Всюду славят тебя неспроста, —
Не стареет твоя красота.
Ты идешь по земле молодой —
Зеленеет трава за тобой.
По полям, по дорогам идешь —
Расступается, кланяясь, рожь.
Молодая береза в лесу
Поднялась и ровна и бела.
На твою она глядя красу,
Горделиво и вольно росла.
Не стареет твоя красота.
Слышно ль, женщины в поле поют, —
Голос памятный все узнают —
Без него будто песня не та.
Окна все пооткроют дома,
Стихнет листьев шумливая дрожь.
Ты поешь! Потому так поешь,
Что ты песня сама.
1937
Дорога
Вдоль дороги, широкой и гладкой,
Протянувшейся вдаль без конца,
Молодые, весенней посадки,
Шелестят на ветру деревца.
А дорога, сверкая, струится
Меж столбов, прорываясь вперед,
От великой советской столицы
И до самой границы ведет.
Тени косо бегут за столбами,
И столбы пропадают вдали.
Еду вровень с густыми хлебами
Серединой родимой земли.
Ветер, пой, ветер, вой на просторе!
Я дорогою сказочной мчусь.
Всю от моря тебя и до моря
Вижу я, узнаю тебя, Русь!
Русь! Леса твои, степи и воды
На моем развернулись пути.
Города, рудники и заводы
И селенья – рукой обвести.
Замелькал перелесок знакомый,
Где-то здесь, где-то здесь в стороне
Я бы крышу родимого дома
Увидал. Или кажется мне?
Где-то близко у этой дороги, —
Только не было вовсе дорог, —
Я таскался за стадом убогим,
Босоногий, худой паренек.
Детство бедное. Хутор далекий.
Ястреб медленно в небе кружит.
Где-то здесь, на горе невысокой,
Дед Гордей под сосенкой лежит…
Рвется ветер, стекло прогибая,
Чуть столбы поспевают за мной.
Паровоз через мост пробегает
Высоко над моей головой.
По дороге, зеркально блестящей,
Мимо отчего еду крыльца.
Сквозь тоннель пролетаю гудящий,
Освещенный, как зала дворца.
И пройдут еще годы и годы,
Будет так же он ровно гудеть.
Мой потомок на эти же своды
С уважением будет глядеть.
И дорога, что смело и прямо
Пролегла в героический срок,
Так и будет одною из самых
На земле величайших дорог.
Все, что мы возведем, что проложим, —
Все столетиям славу несет…
Дед, совсем ты немного не дожил,
Чтоб века пережить наперед.
1937
Перед дождем
У дороги дуб зеленый
Зашумел листвой каляной.
Над землею истомленной
Дождь собрался долгожданный.
Из-за моря поспешая,
Грозным движима подпором,
Туча темная, большая
Поднималась точно в гору.
Добрый гром далеко где-то
Прокатился краем неба.
Потянуло полным летом,
Свежим сеном, новым хлебом.
Наползая шире, шире,
Туча землю затеняла.
Капли первые большие
Обронились где попало.
Стало тише и тревожней
На земле похолоделой…
Грузовик рванул порожний
По дороге опустелой.
1937
Ивушка
Умер Ивушка-печник,
Крепкий был еще старик…
Вечно трубочкой дымил он,
Говорун и весельчак.
Пить и есть не так любил он,
Как любил курить табак.
И махоркою добротной
Угощал меня охотно.
– На-ко, – просит, – удружи,
Закури, не откажи.
Закури-ка моего,
Мой не хуже твоего.
И при каждом угощенье
Мог любому подарить
Столько ласки и почтенья,
Что нельзя не закурить.
Умер Ива, балагур,
Знаменитый табакур.
Правда ль, нет – слова такие
Перед смертью говорил:
Мол, прощайте, дорогие,
Дескать, хватит, покурил…
Будто тем одним и славен,
Будто, прожив столько лет,
По себе печник оставил
Только трубку да кисет.
Нет, недаром прожил Ива
И не все курил табак,
Только скромно, не хвастливо
Жил печник и помер так.
Золотые были руки,
Мастер честью дорожил.
Сколько есть печей в округе —
Это Ивушка сложил.
И, с ухваткою привычной
Затопив на пробу печь,
Он к хозяевам обычно
Обращал такую речь:
– Ну, топите, хлеб пеките,
Дружно, весело живите.
А за печку мой ответ:
Без ремонта двадцать лет.
На полях трудитесь честно,
За столом садитесь тесно.
А за печку мой ответ:
Без ремонта двадцать лет.
Жизнью полной, доброй славой
Славьтесь вы на всю державу.
А за печку мой ответ:
Без ремонта двадцать лет.
И на каждой печке новой,
Ровно выложив чело,
Выводил старик бедовый
Год, и месяц, и число.
И никто не ждал, не думал…
Взял старик да вдруг и умер,
Умер Ива, балагур,
Знаменитый табакур.
Умер скромно, торопливо,
Так и кажется теперь,
Что, как был, остался Ива,
Только вышел он за дверь.
Люди Иву поминают,
Люди часто повторяют:
Закури-ка моего,
Мой не хуже твоего.
А морозными утрами
Над веселыми дворами
Дым за дымом тянет ввысь.
Снег блестит все злей и ярче,
Печки топятся пожарче,
И идет, как надо, жизнь.
1938
Сельское утро
Звон из кузницы несется,
Звон по улице идет.
Отдается у колодца,
У заборов, у ворот.
Дружный, утренний, здоровый
Звон по улице идет.
Звонко стукнула подкова,
Под подковой хрустнул лед;
Подо льдом ручей забулькал,
Зазвенело все кругом;
Тонко дзинькнула сосулька,
Разбиваясь под окном;
Молоко звонит в посуду,
Бьет рогами в стену скот, —
Звон несется отовсюду —
Наковальня тон дает.
1938
Звезды, звезды, как мне быть
Звезды, звезды, как мне быть,
Звезды, что мне делать,
Чтобы так ее любить,
Как она велела?
Вот прошло уже три дня,
Как она сказала:
– Полюбите так меня,
Чтоб вам трудно стало.
Чтобы не было для вас
Все на свете просто,
Чтоб хотелось вам подчас
Прыгнуть в воду с моста.
Чтоб ни дыма, ни огня
Вам не страшно было.
Полюбите так меня,
Чтоб я вас любила.
1938
Друзьям
Друзья, с кем я коров стерег,
Костры палил, картошку пек,
С кем я сорочьи гнезда рыл,
Тайком ольховый лист курил, —
Друзья, когда кому-нибудь
Еще случится заглянуть
В Загорье наше, – это я
Все наши обошел края,
По старым стежкам я бродил,
За всех вас гостем я здесь был.
Пойду в поля – хлеба стеной,
Во ржи не виден верховой.
Гречихи, льны, овсы – по грудь,
Трава – косы не протянуть.
Земля в цвету – и все по ней:
В домах – светлей, народ – добрей.
А нынче, в самый сенокос,
На гармониста всюду спрос.
Как вечер – танцы при луне,
Как вечер, братцы, грустно мне —
В своих местах, в родных кустах
Без вас, друзей, гулять в гостях.
Я даже думал в эти дни:
А вдруг как съедутся они
Со всех концов, краев, столиц,
С военных кораблей, с границ.
И сядем мы за стол в кружок
И за вином пошлем в ларек.
И выпьем мы, как долг велит,
Без лишних споров и обид,
Друг перед дружкою гордясь,
На ордена свои косясь.
Но вы, друзья, кто там, кто там,
У дела, по своим постам.
Вы в одиночку, как и я,
В родные ездите края.
Наш год, наш возраст самый тот,
Что службу главную несет.
И быть на месте в должный час
Покамест некому за нас…
Друзья, в отцовской стороне,
Не знаю что: не спится мне.
Так зори летние близки,
Так вкрадчиво поют сверчки,
Так пахнут липы от росы.
И в сене тикают часы,
А щели залиты луной,
А за бревенчатой стеной,
Во сне, как много лет назад,
Считает листья старый сад.
Глухой, на ощупь, робкий счет —
Все тот, а все-таки не тот…
И всяк из вас, кто вслед за мной
