Михаил Кузмин - Форель разбивает лед (Стихи 1925-1928)

Политональнейшее пенье

От лаковых несется стен.

Все кружится, и все на месте...

Все близко так, и все поет,

Отчетливо, как при Норд-Эсте,

Прозрачно, словно жидкий мед...

Куда пропал ты, беспечальный

И чистый воздух медных скал?

На Вознесенском дом скандальный

Да пароходный тот нахал!

5. ТЫ / 2-ое

- Остановка здесь от часа до шести,

А хотелось бы неделю провести.

Словно зайчики зеркал,

Городок из моря встал,

Все каналы да плотины,

Со стадами луговины,

Нет ни пропастей, ни скал.

Кабачок стоит на самом берегу,

Пароход я из окна устерегу.

Только море, только высь.

По земле бы мне пройтись:

Что ни город - все чудесно,

Неизвестно и прелестно,

Только знай себе дивись!

Если любишь, разве можно устоять?

Это утро повторится ли опять?

И галантна, и крепка

Стариковская рука.

Скрипнул блок. Пахнуло элем.

Чепуху сейчас замелем,

Не услышать нам свистка.

6. А Я / 2-ое

Постучали еле слышно...

Спичка чирк... шаги... глаза...

Шепот... "Вася, осторожней:

По домам идет обход".

- Шпалер, шпалер... Брось за печку...

- Гость?.. смывайтесь... разве пьян?..

- Черный ход еще не заперт,

Мина Карловна сидит.

- Извиняюсь... не нарочно...

Я и сам тому не рад...

Я засыпаюсь, наверно,

На Конюшенной налет.

Ну, пока! - поцеловались...

- Стой! и я с тобой. - Куда?

- Все равно! - А попадетесь?

Укрывателю тюрьма.

Отчего же хриплый голос

Стал прозрачным и любимым,

Будто флейта заиграла

Из-за толстого стекла.

Отчего же эта нежность

Щеки серые покрыла,

Словно в сердце заключенной

Оставаться не могла?

Разве ты сидишь и пишешь,

Легче бабочки из шелка,

И причесан, и напудрен,

У апрельского стола?

- Что же стали? - Кот-басила...

Опрокинулось ведро.

- Тише, черти! - Сердце бьется,

Заливается свисток.

- Значит, ты?.. - До самой смерти!

Улыбнулся в темноте.

- Может, ждать совсем не долго,

Но спасибо и на том.

Тут калитка возле ямы...

Проходной я знаю двор.

Деньги есть? Аида на Остров.

Там знакомый пароход.

Паспортов у нас не спросят,

А посадят прямо в трюм.

Дней пяток поголодаем

Вместе, милый человек!

7. ТОТ / 2-ое

Февральский радио поет

Приволье молодости дальней,

Натопленность кисейной спальной

И межпланетный перелет.

Перечит нежности начальной

Воспоминаний праздный счет.

Сереет снег, тончает лед,

Не уберечь зимы венчальной!

Хрусталь на прежнее стекло

Воображенье налагает,

Изменчивое так светло!

Плывут вуали, воздух тает...

И сонный вой гавайских труб

Напоминает трепет губ.

8. ЛУНА / 2-ое

Луна! Где встретились!.. сквозь люки

Ты беспрепятственно глядишь,

Как будто фокусника трюки,

Что из цилиндра тянет мышь.

Тебе милей была бы урна,

Руины, жалостный пейзаж!

А мы устроились недурно,

Забравшись за чужой багаж!

Все спит; попахивает дегтем,

Мочалой прелой от рогож...

И вдруг, как у Рэнбо, под ногтем

Торжественная щелкнет вошь.

И нам тепло, и не темно нам,

Уютно. Качки нет следа.

По фантастическим законам

Не вспоминается еда

Сосед храпит. Луна свободно

Его ласкает как угодно,

И сладострастна, и чиста,

Во всевозможные места.

Я не ревнив к такому горю:

Ведь стоит руку протянуть

И я с луной легко поспорю

На деле, а не как-нибудь!

Вдруг... Как?.. смотрю, смотрю... черты

Чужие вовсе... Разве ты

Таким и был? И нос, и рот...

Он у того совсем не тот.

Зачем же голод, трюм и море,

Зубов нечищенных оскал?

Ужели злых фантасмагорий,

Луна, игрушкою я стал?

Но так доверчиво дыханье

И грудь худая так тепла,

Что в темном, горестном лобзаньи

Я забываю все дотла.

9. ТЫ / 3-е

- Вы мне не нравитесь при лунном свете:

Откуда-то взялись брюшко и плешь,

И вообще, пора бы шутки эти

Оставить вам, - Голландия скучна!

- Но, детка, вы же сами захотели

Остановиться в этом городке.

Не думал я, что в столь прелестном теле

Такой упрямец маленький сидит.

- Вы лишены духовных интересов.

Что надо вам, легко б могли найти

В любом из практикующих балбесов!

А я... а я... - Брюссельская капуста

Приправлена слезами. За окном

На горизонте растушеван густо

Далекий дождь...

В глазах плывет размытая фиалка,

Так самого себя бывает жалко!

- Вы сами можете помочь невзгодам,

Ведь дело не в Голландии, а в вас!

- Нет, завтра, завтра, первым пароходом!

А вас освобождаю хоть сейчас!

Забарабанил дружно дождь по крышам,

Все стало простодушней и ясней.

Свисток теперь, конечно, мы услышим,

А там посмотрим. "Утро вечера мудреней".

10. ВСЕ ЧЕТВЕРО / Апофеоз

Тра-та-та-т_а_-та, тра-та-та-т_а_-та,

Тра-та-та-т_а_-та, тра-т_а_-та-т_а_!

Нептун трезубцем тритонов гонит.

Апофеоз. Апофеоз!

Тра-та-та-т_а_-та. Дельфин играет!

Тра-та-та-т_а_-та. Ярка лазурь!

Брады завеса ключом взлетает.

Апофеоз. Апофеоз!

Парная роскошь - была м_о_кредь.

Повеял ужас, дымит восторг...

И ты - не тот ведь, и тот - не тот ведь!

Апофеоз. Апофеоз!

Потягиваясь сладко, вышли.

Голландия! Конец пути.

Идти легко, как паре в дышле.

И заново глядят глаза:

Земля и воздух - все другое.

Кругом народ, все видим мы,

И все-таки нас только двое,

И мы другие, как и все.

Какой чудесный день сегодня.

Как пьяно вывески твердят,

Что велика любовь Господня!

Поют опущенные сходни,

Танцуют краны, паруса.

Ты не сидишь уже, окован,

В стеклянном пресном далеке,

Кисейный столик расколдован

И бьется в сердце, как живой.

Вдруг... Боже мой. Навстречу пара,

И машет та же шляпа мне.

Ах, в ожидании удара

Прижаться в нежной простоте.

Другой кричит издалека:

- Fichue rencontre! c'est toi! c'est moi! {*}

{* Ничего себе встреча! вот и ты! вот и я! (фр.) - Ред.}

Толчком проворным старик за бортом.

Такая жертва, такой отказ

Считаться мог бы первейшим сортом.

Апофеоз. Апофеоз!

- Ведь я все тот же! минута бреда...

Опять с тобою - и нет измен.

- Круги бросайте! Тащите деда!

Апофеоз. Апофеоз!

Тра-та-т_а_-та. Но я не тот же

Тра-та-та-т_а_-та. Я не один!

- Какая черствость! и с кем? о Боже!

Тра-та-та-т_а_-та, тра-та-та-т_а_.

Триумф Нептуна туземцев тешит.

И остаются все при своем.

В восторге дядя затылок чешет.

Апофеоз! Апофеоз!

1927

VI

548-560. ЛАЗАРЬ

К. П. Покровскому

1. ЛАЗАРЬ

Припадочно заколотился джаз,

И Мицци дико завизжала: "Лазарь!"

К стене прилипли декольте и фраки,

И на гитары негры засмотрелись,

Как будто видели их в первый раз...

- Но Мицци, Мицци, что смутило вас?

Ведь это брат ваш Вилли? Не узнали?

Он даже не переменил костюма,

Походка та же, тот же рост, прическа,

Оттенок тот же сероватых глаз.

- Как мог мой Вилли выйти из тюрьмы?

Он там сидит, ты знаешь, пятый месяц.

Четыре уж прошло... Четыре чувства,

Четыре дня, четырехдневный Лазарь!

Сошли с ума и он, и Бог, и мы!

- Ах, Мицци дорогая... - О, позволь

Мне опуститься вновь в небытие,

Где золотая кровь и золотые

Колосья колются, и запах тленья

Животворит спасительную боль!

Охриплой горлицею крик затих.

Где наш любимый загородный домик,

Сестрица Марта с Моцартом и Гете?

Но успокоилось уже смятенье,

И застонала музыка: "Fur dich!.." {*}

{* "Для тебя!.." (нем.). - Ред.}

2. ДОМИК

С тех пор прошло уж года два,

А помню, как теперь...

Высоких лип едва-едва

Коснулся месяц май.

Веселый дождик. Духов день.

Садовник рвет цветы.

Едва ступил я на ступень

Услышал тихий смех.

А за стеклом две пары глаз

Смеются, словно май,

И Вилли в комнату сейчас

Со скрипкою вбежит.

Как мог быть с вами незнаком

Я целых тридцать лет?

Благословен ваш сельский дом,

Благословен Господь!

3. МИЦЦИ И МАРТА

Не переводятся гости у нас, уж так повелося:

Только проводишь одних, смотришь - других

принимай.

Едут и старый и малый: банкиры, купцы, лейтенант!!

Киноактеры, певцы, летчик, боксер, инженер.

Марта сбилася с ног: принять, занять разговором,

Всех накормить, напоить, розы поставить на стол.

Мицци - та не хозяйка: только бы ей наряжаться,

Только бы книги читать, только бы бегать в саду.

Мицци имеет успех гораздо больший, чем Марта,

Не потому, что всего только семнадцать ей лет.

Марте тоже не много, она и добрей, и спокойней,

Меньше капризов у ней, чаще улыбка видна.

Мицци, за что ни возьмется, мигом все одолеет,

Мигом забросит одно, мигом другое в уме.

То ненасытно танцует, хохочет, правит мотором,