Игорь Северянин - Том 4. Классические розы
Кишинев. 9 марта 1934 г.
Савва Чукалов
Избрал он русский для стихов язык,Он, сердце чье звенело мандолиной.Он в Петербурге грезил роз долиной,Которою прославлен Казанлык.
Он постепенно к северу привык,Родившийся в тени горы орлиной.Впоследствии, свершая путь свой длинный,Не раз душою горестно поник:
О финской целомудренной полянеОн вспоминал, о северной Светлане, —О девушке, его согревший май, —
Не все ль равно — о русской иль болгарке?Дни юности всегда для сердца ярки,А в дни любви роднее чуждый край.
Тойла. 5 сентября 1934 г.
Никифоров-Волгин
Ему мила мерцающая дальЭпохи Пушкина и дней Лескова…Он чувствует Шмелева мастерского,И сроден духу родниковый Даль.
Деревни ль созерцает, города ль,В нем нет невыносимо городского:Он всюду сын природы. В нем морскогоМороза хруст, что хрупок, как миндаль.
В весенне сад, что от дождя заплакан,Выходит прогуляться старый дьяконИ вместе с ним о горестном всплакнуть,
Такой понятный автору и близкий,Чтоб, возвратясь домой, слегка чуть-чуть,Взять водочки и закусить редиской.
Таллинн. 4 марта 1936 г.
Ганс Эверс
Его гарем был кладбище, чей зевВсех поглощал, отдавших небу душу.В ночь часто под дичующую грушуС лопатою прокрадывался Стеф.
Он вынимал покойницу, раздев,Шепча: «Прости, я твой покой нарушу…»И на плечи взвалив мечту, — как тушу, —В каморку нес. И было все — как блеф…
И не одна из юных миловидных,Еще в напевах тлея панихидных,Ему не отказала в связи с ним,
Почти обрадованно разделяя ложе.И смерть была тогда на жизнь похожа:Невинность, грех — все шло путем одним.
Таллинн. 29 февраля 1936 г.
Николай Орлов
Казалось, он молился своемуМучительно покорному роялю,К нему припав с восторженной печалью,В наструненную вслушиваясь тьму.
И понял зал мгновенно, почемуВладеет он недостижимой далью:Он — Лоэнгрин, стремящийся к Граалю,Он — чувство, неподвластное уму.
Изысканная судорога кистиЕго руки, — и был ли золотистейЗвук соткан человеческой рукой,
Когда из нот вдруг возникает слово,Проговоренное рукой ОрловаС очаровательностью такой?
Таллинн. 3 октября 1936 г.
Сельма Лагерлёв
«Любовь живет любовью, а не тем,Что называется благодеяньем».О, пусть любовь окончится страданьем:Так быть должно, тут слова нет: «зачем».
Пусть сердце будет радостно: не всемДано любить и жить хоть миг мечтаньем.Ты дал любовь — душа полна звучаньем.Ты отнял дар — дух благодарно нем.
Себя любить заставить — невозможно.В любви все осторожно, все тревожно.И изумительно — ее сберечь.
Противодействия она не терпит…Любовь та, как луна: и на ущербеЕсть прелесть в ней. Дай ей свободно течь.
Таллинн. 15 января 1938 г.
Вина на всех
Нам в подлую эпоху жить дано:В культурную эпоху изверенья.Какие могут быть стихотворенья,Когда кровь льется всюду, как вино!
Протухшая мечта людей гнойна,Наследие веков корыстью смято.Все, что живет и дышит, виновато.Культуры нет, раз может быть война!
Нарва-Иесу
11 января 1940
Когда ж?
«Смысл жизни — в смерти», — говорит война,Преступника героем называя.«Ты лжешь!» — я возмущенно отвечаю,И звонко рукоплещет мне весна.Но что ж не рукоплещет мой народ,Бараньим стадом на войну влекомый?Когда ж мой голос, каждому знакомый,До разуменья каждого дойдет?
29 января 1940
Виновны все
В войне нет правого: виновны все в войнеИ нации, и классы поголовно.Нет оправданья ни одной стране:Кто взялся за оружье — все виновны.К завоеванию призывы не должныПоддерживаться мыслящей страною.А для взбесившихся правителей страныЕсть наказанье площадное.
28 января 1940
Последняя любовь
Ты влилась в мою жизнь, точно струйка ТокаяВ оскорбляемый водкой хрусталь.И вздохнул я словами: «Так вот ты какая:Вся такая, как надо!» В уста льПоцелую тебя иль в глаза поцелую,Точно воздухом южным дышу.И затем, что тебя повстречал я такую,Как ты есть, я стихов не пишу.Пишут лишь ожидая, страдая, мечтая,Ошибаясь, моля и грози.Но писать после слов, вроде: «Вот ты какая:Вся такая, как надо!» — нельзя…
Нарва-Йыесуд
18 апреля 1940
Есть чувства
Алексису Ранниту
Есть чувства столь интимные, что ихБоишься их и в строках стихотворных:Так, дать ростков не смея, зрелый стихГниет в набухших до отказа зернах…
Есть чувства столь тончайшие и стольПроникновенно сложные, что еслиИх в песнь вложить, он не способен боль,Сколь смерть вливают в слушателя песни…
И вот — в душе очерченным стихамБез письменных остаться начертаний.И эта кара, — кара по грехам, —Одно из самых жутких наказаний.
Таллинн
17 ноября 1937
В туманный день
Дождь летит, студеный и ливучий,Скрыв в туман глубокую Россонь.Слышен лязг невидимых уключинСквозь промозглую над нею сонь.
Стала жизнь совсем на смерть похожа:Все тщета, все тусклость, все обман.Я спускаюсь к лодке, зябко ежась,Чтобы кануть вместе с ней в туман.
И плывя извивами речными, —Затуманенными, наугад, —Вспоминать, так и не вспомнив, имя,Светом чьим когда-то был объят.
Был зажжен, восторгом осиянный,И обманным образом сожжен,Чтоб теперь, вот в этот день туманныйВ лодке плыть, посмертный видя сон…
26 октября 1938
Пушкин — мне
— Сто лет, как умер я, но, право, не жалею,Что пребываю век в загробной мгле,Что не живу с Наташею своею На помешавшейся Земле!Но и тогда-то, в дни моей эпохи, Не так уж сладко было нам Переносить вражду и срам И получать за песни крохи.Ведь та же чернь, которая сейчас Так чтит «национального поэта», Его сживала всячески со света, Пока он вынужденно не угас…Но что за этот век произошло —Настолько горестно и тяжело,Настолько безнадежно и убого,Что всей душой благодарю я Бога,Убравшего меня в мой час с Земли,Где столько мерзостного запустенья,Что — оживи мы, трупы, на мгновенье —Мы и его прожить бы не могли!..Дивиться надо: как же ты живешь?Перед твоим терпеньем преклонятьсяИ царственного уважать паяца,Свет правды льющего в сплошную ложь.Не унывай! Терпи! Уделом этоСпокон веков недюжинных людей.Вернись домой: не дело для поэтаГодами быть без родины своей!
Тойла
7 февраля 1937
К Далмации
Мы прежде зим не замечали,На юге зимы проводя,Меняя вьюжные вуалиНа звоны южного дождя.
Мороз не леденил дыханья,На Бога воздух был похожИ жизнь — на первое свиданье,Когда без пенья весь поешь.
Душа лучилась, улыбалась,Уплывом в даль упоена,И жизнь бессмертною казаласьОт Далматинского вина!
Таллинн
