Новая любовь, новая жизнь - Иоганн Вольфганг Гёте
Каждый член его тела по вечному создан закону,
Даже редчайшая форма втайне повторит прообраз.
Каждый рот, например, приловчился захватывать
пищу
Телу какая положена: челюстью слабой, беззубой
Или крепкой, зубастой снабжен, но он превосходно
Приспособлен всегда обеспечивать тело прокормом.
Так и нога: коротка ли, длинна ль, – в гармонии
четкой
Нуждам и норову зверя ее отвечают движенья.
Каждое детище Мать здоровьем полным и чистым,
Не поскупясь, наделила. В живом существе
невозможен
Между членами тела разлад: все приятствует жизни.
Образ жизни зверя влияет на склад его тела,
Но и телесный склад на образ жизни, бесспорно,
Должен воздействовать. Так он упрочился, стройный
порядок,
Склонный меж тем к переменам в изменчивых
внешних условьях.
Но в глубине сокрытая мощь благородных творений
Замкнута в круге святом разнородных строений
живого.
Чтимых Природой пределов и Бог никакой
не раздвинет:
Ограниченья сними, и закроется путь к совершенству.
Все же некий глубинный дух неуемно стремится
Круг порушить и дать простор произволу и формам.
Только напрасна борьба, напрасны усилья. Едва лишь
Он возьмет свое на органе том или этом,
Даст не в меру ему разрастись, и вмиг захиреет
Все остальное в теле. Избыточность давит,
в ней гибнет
Стройная форм красота, свобода и четкость движенья.
Если ты видишь, что тварь преимуществом неким
особым
Наделена, спроси: а в чем у нее недостаток?
Что же недодано ей? И, духом вникая пытливым,
Ключ ищи и поймешь, как живые слагаются формы.
Так, ни единый зверь, когда его верхняя челюсть
Полным набором зубов снабжена, рогов уж не носит;
И сотворить рогатого льва – это Матери вечной
Не удалось бы никак при всей ее силе и власти:
Нет у нее запасов таких, чтоб и зубы на челюсть
В полном числе насадить, и лоб украсить рогами.
Эти понятья освой: предел для власти; законность —
И произвол; свобода – и мера; порядок – но гибкий;
На перебор – недочет, – и, освоив, возрадуйся! Муза
Их постигать как гармонию учит нас мягко и властно.
Этой идеи выше не вымыслит нравоучитель,
Ни работник и ни поэт. Властитель, достойный
Властвовать, лишь чрез нее своей усладится короной.
Радуйся, высшая тварь из тварей Природы! Доступно
Мысли твоей провожать полет ее творческой мысли
В эту высь. Но стань на месте; назад обрати ты
Взоры, проверь, сравни – и примешь изустно от музы
Добрую весть, что это не сон – все видишь ты въяве.
«Стоял я в строгом склепе, созерцая…»
Стоял я в строгом склепе, созерцая,
Как черепа разложены в порядке,
Мне старина припомнилась седая.
Здесь кости тех, кто насмерть бились
в схватке,
Забыв вражду, смирившись поневоле,
Лежат крестом. О кости плеч, лопатки
Могучие! Никто не спросит боле,
Что вы несли; оторван член от члена,
Нет связи жизни, деятельной воли.
Вы врозь лежите, руки и колена.
Вам мира нет: вы вырваны в сиянье
Земного дня из гробового плена.
Нет в скорлупе сухой очарованья,
Где благородное зерно скрывалось.
Но мной, адептом, прочтено Писанье,
Чей смысл святой не всем раскрыть
случалось
Когда средь мертвого оцепененья
Бесценное творенье мне досталось,
Чтоб в холоде и тесном царстве тленья
Я был согрет дыханием свободы
И жизни ключ взыграл из разрушенья.
Как я пленялся формою природы,
Где мысли след божественной оставлен!
Я видел моря мчащиеся воды,
В чьих струях ряд все высших видов явлен.
Святой сосуд, – оракула реченья! —
Я ль заслужил, чтоб ты был мне доставлен?
Сокровище украв из заточенья
Могильного, я обращусь, ликуя,
Туда, где свет, свобода и движенье.
Того из всех счастливым назову я,
Пред кем Природа-Бог разоблачает,
Как, плавя прах и в дух преобразуя,
Она созданье духа сохраняет.