Евгений Витковский - Век перевода. Выпуск первый (2005)
МОРСКОЙ ДУХ
Глазная роговицаСвет отразит, отбросит мрак;Ее не ранит птицаПером, звеневшим на ветрах.Не оком карамболиИзогнут роговой покров:Зрачок, привыкший к соли,Следит за танцами китов.
Мой глаз открыт навеки,И, раз ему заказан сон,Того не скроют веки,Во что не хочет верить он.В моей гортани сухо,Когда молю спасти от мук,Стучит в чужое ухоУдаров сердца мерный звук.
Сдержав в груди рыданья,Я, как заботливая мать,Берусь из состраданьяБаркас разбитый пеленать,Царевич пьет со стономЖелто-зеленый хлад волос:Ничто увядшим лономНе зачалось, не родилось.
Между седых утесовГрохочет волнами прибой,И крики альбатросовПетлей на лоб ложатся мой,Прибой как вечность гложет,Исчезнуть в пене, пену смыть:Тот умереть не может,Кому в веках бесплодным быть.
ОКОНЧАНИЕ ЧУВСТВ
Я умру, но имя чуть продлится,Облетит воздушные пути.Я хочу в последний миг явитьсяГде-нибудь селений позади.
Так легко пройдут воспоминанья,Как вода уходит сквозь песок,Как теряют силу заклинаньяИ далекий поезда свисток.
Я умру, заглохнут сердца стуки,Сгинет всё, что держит и ведет,Вот безвольно падавшие рукиЧуждый кто-то вдоль меня кладет.
И смыкается не страшней,Чем за день до восхода моей звезды,Светлый свод из тенистых камней,Серый саван, скрывающий следы.
Я умру, — это отдых целебный,Лечь, лицом в себя поворотясь,И закрыться, как фонарь волшебный,Что упрятан на ночь от дитя,
Но по-прежнему видеть ответ,Сквозь уже дрожащий визир,Я была: мерцающий светПробуждения в другой мир.
ГЮНТЕР АЙХ (1907–1972)
***
В дождях помрачилось,листвою желтея.Всё то, что случилось,надумал себе я.
Короткие ночи,стихи до рассвета,горячие ласкис потоками лета.
Волшебные сказкиголодным забыты, —о ком мы грустили,пока были сыты?
Друзья и подругипод толщей земной —когда же вы, ливни,вернетесь за мной?
ОТ СЧАСТЬЯ
От счастьяостается парочка попугаев,телефонная будка.Тема будет продолжена тем,кто имеет на это правои подходящую монетку.Меня оставляет память,я забываю собственное имя.Седина в оперении попугаевописанию не поддается.
КРИСТИНА ЛАВАНТ (1915–1973)
***
Звезды сдвинулись фатальноза восточный дом Луны,обнажились валуны,лес заржавлен, но кристальночист подол долин.Уходящий клинчерных птиц по голубомудерзко чертит окоемуиероглиф свой.И над головойветры, ропща, тянут бредни;много злее, чем намедни,ключ в траве звенит.Между тем душа — всё тише,и покорность воле свышев тернии клонит.
***
Под звездою сиротливойэтот твой приют заброшен,дым печной по ветру скошен,и разорвано оливойжерло родника.Тоньше тростника,год за годом, голодая,я не ем от каравая,что из пламени достала,разделить с тобой мечтала,лишь с тобой одним!Стал мой хлеб сравнимс валуном заплесневелым,залежалым, угорелым,среди бела днясотрясает он избушку:— Ну же, режь, ломай горбушку!Пригуби меня!
***
Высокий покровительсвихнувшихся с ума,перед тобой нема,но губы, избавитель,обидой налиты.А не затем ли тымне растревожил грудь,чтоб ловко ускользнутьс ужимкой бесподобной?Видал, как костью лобной,затылком и виском,как будто молотком,под ангельское пеньев стене долбят проход?Ты слышал, доброхот,про образов кипеньепод крышкой черепной?Зачем же ты, родной,среди чужих кочуя,глумишься надо мной?Предательской лунойглядишь, как здесь лежу я,в комок напряжена,разъята, сожжена.
ИНГЕБОРГ БАХМАН (1926–1973)
СТРАНА ТУМАНОВ
Зимою моя любимая —среди зверей лесных.Знает лисица одна,что утром я должен домой,и смеется.Из продрогшего облака мнеза шиворот падает снег.Зимою моя любимая —дерево среди деревьев и одинокихсзывает ворон-неудачниц
в роскошную крону свою. Она знаетчто ветер, как только забрезжитее, покрытое блесками изморозивечернее платье сорвети меня прогонит домой.
Зимою моя любимая —среди рыб и нема.Вся во власти вод, которые заставляютполоски ее плавников изнутри трепетать.стою я на берегу и гляжу,пока ледовые не прогонят меня торосы,как ныряет она и виляет.
И снова, охотничьим криком птицызастигнут, той самой, что крылья своинадо мной распластала, падаю яв открытом поле: она ощипываетцыпленка и бросает мне белуюберцовую кость. Я хватаю подачку,я иду прочь — горький пораженец.
Ненадежна моя любимая,я знаю, она летает иногдана высоких каблучках в город,она целуется в баре через соломинкувзасос со стаканом,и ей приходят слова обо всем.Однако я не понимаю этого языка.
Я видел туманную страну.Я видел туманное сердце.
ОТСРОЧЕННОЕ ВРЕМЯ
Наступают тяжелые дни.Время для обжалованияистекает на горизонте.
Скоро тебе обувь свою шнуроватьи борзых из гона назад окликать.Потому что рыбьи потрохавысушены на ветру.Тускло догорает лучина.Твой взгляд прокладывает путь в тумане:время для обжалованияистекает на горизонте.
Там тонет в песке любимая,он поднимается до ее волос,он попадает ей в слова,он приказывает ей молчать,он находит ее смертнойи желает расстатьсяпосле каждых объятий.
Не оглядывайся по сторонам.Шнуруй свою обувь.Окликай из гона борзых.Выбрасывай рыб в море.Туши лучину.
Это наступают тяжелые дни.
ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ
Действительность в глаза не бросит соли,для сна и смерти, пасхи и постаты в ней укоренен, подвержен боли,действительность — могильная плита.
Действительность застиранной природы —линялый лист ложится в перегнойза годом год, и так все эти годы,они ничто без смены временной.
Действительности заскорузлый гребеньрасчесывает землю на пробор,плоды труда сгребает, жатвой бреннойпитает и питается тобой.
Действительность останется сокрыта,уже на кон поставлена судьба,ты обыграл себя, та карта бита,что выпала и выдала тебя.
Плеснет луна отравленного пива.Так выпей же. Ночь горечи полна.Вскипает пух в подкрылке голубином,не будет ветвь в ковчег принесена.
Был брошен в мир, забит в колодках тесных,действительность застенка познавал.Проснись, и ты увидишь — неизвестныйпроход в стене уже замуровал.
Владислав Резвый{33}
