Альфред Теннисон - Королевские идиллии
«Могучий воин! Погляди в глаза мне!
Ты за меня побьешься ль, Пеллеас,
И драгоценный мне венец добудешь,
Чтобы могла тебя я полюбить?»
Беспомощно его забилось сердце,
И он воскликнул: «Правда?» – и в ответ:
«Да», – молвила она и засмеялась,
И, чуть пожавши, выпустила руку,
И быстрый взгляд на рыцарей метнула,
И дамы засмеялись вместе с ней.
«Счастливый мир! – подумал Пеллеас, —
Все счастливы, а я – счастливей всех!»
От радости, пылающей в крови,
От зелени дорог, от глаз в листве
В ту ночь не мог заснуть он. А наутро,
Едва был принят в рыцари, поклялся
Любить всегда одну. Когда чуть позже
Он выехал из замка, все вокруг
Ему вослед глядели с изумленьем,
Ибо лицо его сияло так же,
Как лик священника, во время оно
Узревшего над жертвоприношеньем
Огонь небесный. Вот как был он счастлив!
Артур устроил вскоре знатный пир,
И рыцари сошлись со всех сторон
На этот пир. И каждый рыцарь в зале,
Хоть был богатый выбор перед ним
Даров земли, небес, и рек, и моря,
Порой и на соседа по столу
Глядел, как будто меряясь с ним силой.
И благородным столь же, сколь другие,
Казался Пеллеас, поскольку верил,
Что дамою своей любим, и знал,
Что он – любимец Короля Артура.
И этот новопосвященный рыцарь,
Конечно же, боготворил того,
Чьи самые негромкие слова
Его сильнее вдохновляли, чем
Все доводы разумнейшие мира.
И вот настало утро состязаний,
Что были названы «Турниром юных»,
Ибо Король, любивший своего
Младого рыцаря, всех тех, кто был
Сильнее или старше, удержал
От состязанья, чтобы Пеллеас
Мог победить и подарила дама
Ему свою любовь, как обещала.
Король те состязанья проводил
На бреге Уска, на широком поле.
Вкруг поля за злаченой загородкой
Толпились люди, и с огромной башни
Из всех окошек вниз глядели люди.
И час настал, и затрубили трубы,
И долгий день сэр Пеллеас отважно
Сражался и могучею рукой
Добыл и меч, и золотой венец.
И вскрикнула от радости Эттара,
И запылало гордостью и славой
Ее лицо, и вспыхнул взор ее.
Она сняла с его копья венец
И пред всем миром на себя надела.
И это был последний раз, когда
Была она любезна с Пеллеасом.
Дарила всем Эттара в Карлеоне
Свой пылкий взгляд, и лишь на Пеллеаса —
На одного – она глядела тучей.
Увидев, как пал духом юный рыцарь,
Промолвила Гиньевра: «Очень нас
Вы, дева, удивляете! Как можно
Глядеть так хмуро на того, кому
Обязаны вы славой?» Та в ответ:
«Когда б вы не держали Ланселота
В покоях ваших, он не победил бы».
Как муравьем укушенная в ногу,
Гиньевра на Эттару сверху вниз
Взглянула, отвернулась и ушла.
А день спустя, когда в свои владенья
В сопровожденье рыцарей и дев
Отправилась Эттара, Пеллеас
Последовал за ней. Его увидев,
Она воскликнула: «Мне стыдно, девы,
Признаться вам, но я не выношу
Младенца этого. Его возьмите
Вы на себя. Уж лучше было б, чтобы
Какой-нибудь суровый старый рыцарь,
Который знает жизнь не по наслышке
(Пусть даже он медведистей медведя),
Поехал с нами и шутил! Ко мне
Не подпускайте этого юнца.
Кормите, коль удастся, манной кашкой
И баснями о волке и овечке,
Которые всегда своим детишкам
Рассказывает любящая мать.
А нет, так попытайтесь поддержать
Веселой сказкой дух его, согласны?
А если улетит от нас он… Что ж,
Пускай его…» Сие услышав, девы,
Знакомые с ее тяжелой ручкой,
Весь путь до дома подле Пеллеаса
Вились и, исполняя приказанье,
Удерживали от своей хозяйки
Вдали любыми способами: он
Никак не мог поговорить с Эттарой.
Когда ж она вступила в замок свой,
Был поднят мост, захлопнулась решетка,
И он один остался в чистом поле.
Подумал он: «Знать, поступают так
Все девы, дабы испытать любимых.
Что ж! Пусть она любому испытанью
Меня подвергнет. Я готов на все!»
Тут застонал он, и во тьме глубокой
Нашел неподалеку монастырь,
Где с той поры и жил. И каждый день
На зорьке вскакивал и – мокро ль, сухо ль —
Весь день стоял в доспехах и верхом
У замка. Но ему не открывали.
Упорство Пеллеаса превратило
Презренье девы в ярость. И тогда,
Позвав трех рыцарей своих, она
Прогнать его от замка приказала.
Они отправились, но юный рыцарь
Поодиночке всех троих сразил,
И рыцари ни с чем вернулись в замок.
Он же – остался у стены на страже.
Тут ярость девы ненавистью стала.
И как-то раз, когда спустя неделю
Прохаживалась по стене Эттара
В сопровожденье рыцарей своих,
Она вдруг указала вниз: «Глядите!
Меня преследует он! Осаждает!
Я задыхаюсь! Так сойдите ж вниз
И с ним разделайтесь! В свои удары
Вложите эту ненависть мою
И прочь от стен гоните прилипалу!»
И те спустились вниз, но Пеллеас
Вновь каждого побил поодиночке.
Тогда Эттара прокричала с башни:
«Связать его и привести сюда!»
И услыхал ее он. И рука
Могучая, которая повергла
Ее любимцев-рыцарей на землю,
Дозволила им одержать победу,
И связанного в замок отвести.
Когда же он предстал перед Эттарой
И дивную ее красу узрел,
То крепче настоящих уз тотчас
Сердечные его сковали узы,
И все ж сказал он: «Госпожа моя!
Я пленник ваш и ваш вассал навеки!
И если заточить меня хотите
Здесь, в этой башне, буду рад тому,
Что в день хотя бы раз ваш лик увижу!
Ибо себя я клятвою связал,
А вы себя связали обещаньем,
И знаю я, что все эти мученья —
Лишь испытанья верности моей.
Когда же вы постигнете и душу,
И суть мою до самой глубины,
То, рыцарем своим меня признав,
Одарите меня своей любовью!»
Тут дева со служанками своими
Браниться принялась, да так ужасно,
Что онемел он, а когда она
Над клятвою его смеяться стала
И над великим Королем, взмолился:
«Из жалости к себе самой, прошу —
Молчите, госпожа, ведь он Король нам!»
«Ты глуп, – она сказала. – Всякий раз,
Когда его я слышу, одного лишь
Желаю: убежать. Так развяжите
Его скорей да выбросьте за двери.
И если не дурак он, к нам назад
Он больше не вернется». Сей же миг
Та троица, те рыцари ее
Со смехом развязали Пеллеаса
И вытолкали грубо за ворота.
Но вот прошла неделя, и опять
Она их позвала и раздраженно
Промолвила: «Все так же он стоит
У врат, как пес перед хозяйской дверью!
Побит, но возвращается. Неужто
В вас ненависти нет к нему? Себя
Вы знаете. Так что ж так терпеливы?
Что ж мерзкая его безгрешность вас
Не оскорбляет? Иль способны вы
Лишь жрать да спать? Иль не мужчины вы,
Чтоб с ним сразиться? Бросьтесь на него!
Я не расстроюсь, коль его убьете.
А если вас постигнет неудача,
Скажите этому рабу: велела
Его связать я. И как в прошлый раз,
Связав, ведите в замок. Может быть,
Хоть связанного вы его убьете».
Так молвила она. Ей подчинившись,
Все трое с копьями наперевес
На одного напали. Тут как раз
Гавейн неподалеку проезжал,
Всегда на приключение готовый.
Узрел он, что в тени высоких башен
Свершают трое против одного
Злодейство, и в душе его вдруг вспыхнул
Огнь чести и поступков благородных,
Он закричал: «Я с вами, друг! Мерзавцы!»
«Нет, – Пеллеас ответил. – Погодите.
Не требуется помощи тому,
Кто исполняет волю дамы сердца».
Тогда Гавейн, на злодеянье глядя,
Стал ждать, но сердцем рвался и дрожал
От злости и от страстного желанья.
Так пес, которого на краткий миг
От схватки с мерзкой тварью удержали,
Дрожит, готовый прыгнуть и убить.
А Пеллеас поверг один троих.
Но, встав с земли, они его связали
И снова в башню замка отвели.
Там в первый раз обрушилась Эттара
На рыцарей своих – не на него,
И зло их обругала, и сказала,
Что все они похожи на трусливых
И малодушных, трижды битых, псов.
«Вы, недостойные его коснуться —
Тем более связать, поскольку он
Вас победил, – возьмите же его
И за ворота бросьте. Там его
Развяжет, кто захочет. Ну, а если
Он вновь придет…» И туг она умолкла,
А Пеллеас воскликнул: «Госпожа,
Я вас любил, и для меня вы были
Всегда прекрасны. Оттого-то мне
Невыносима ваша красота,
Которая искажена от злобы.
Да, вы меня не любите, а я
Не в силах видеть пред собой такую
Клятвопреступницу. И было б лучше
Мне знать, что вы моей любви достойны,
Чем быть любимым вами вновь. Прощайте!
Убили вы надежду – не любовь.
Вы больше не увидите меня».
Пока он говорил, она глядела
На юношу, который даже в узах
Был царственен, и думала: «Зачем
Его я оттолкнула от себя?
Он любит, коль и вправду есть любовь.
