Владимир Высоцкий - Идет охота на волков…

Мой Гамлет

Я только малость объясню в стихе —На все я не имею полномочий…Я был зачат как нужно, во грехе —В поту и в нервах первой брачной ночи.

Я знал, что, отрываясь от земли, —Чем выше мы, тем жестче и суровей;Я шел спокойно прямо в королиИ вел себя наследным принцем крови.

Я знал — все будет так, как я хочу,Я не бывал внакладе и в уроне,Мои друзья по школе и мечуСлужили мне, как их отцы — короне.

Не думал я над тем, что говорю,И с легкостью слова бросал на ветер, —Мне верили и так как главарюВсе высокопоставленные дети.

Пугались нас ночные сторожа,Как оспою, болело время нами.Я спал на кожах, мясо ел с ножаИ злую лошадь мучил стременами.

Я знал — мне будет сказано: «Царуй!» —Клеймо на лбу мне рок с рожденья выжег.И я пьянел среди чеканных сбруй,Был терпелив к насилью слов и книжек.

Я улыбаться мог одним лишь ртом,А тайный взгляд, когда он зол и горек,Умел скрывать, воспитанный шутом, —Шут мертв теперь: «Аминь!» Бедняга Йорик!..

Но отказался я от дележаНаград, добычи, славы, привилегий:Вдруг стало жаль мне мертвого пажа,Я объезжал зеленые побеги…

Я позабыл охотничий азарт,Возненавидел и борзых и гончих,Я от подранка гнал коня назадИ плетью бил загонщиков и ловчих.

Я видел — наши игры с каждым днемВсе больше походили на бесчинства, —В проточных водах по ночам, тайкомЯ отмывался от дневного свинства.

Я прозревал, глупея с каждым днем,Я прозевал домашние интриги.Не нравился мне век, и люди в немНе нравились, — и я зарылся в книги.

Мой мозг, до знаний жадный как паук,Все постигал: подвижность и движенье, —Но толка нет от мыслей и наук,Когда повсюду — им опроверженье.

С друзьями детства перетерлась нить,Нить Ариадны оказалась схемой.Я бился над словами «быть, не быть»,Как над неразрешимою дилеммой.

Но вечно, вечно плещет море бед, —В него мы стрелы мечем — в сито просо,Отсеивая призрачный ответОт вычурного этого вопроса.

Зов предков слыша сквозь затихший гул,Пошел на зов, — сомненья крались с тылу,Груз тяжких дум наверх меня тянул,А крылья плоти вниз влекли, в могилу.

В непрочный сплав меня спаяли дни —Едва застыв, он начал расползаться.Я пролил кровь как все — и, как они,Я не сумел от мести отказаться.

А мой подъем пред смертью — есть провал.Офелия! Я тленья не приемлю.Но я себя убийством уравнялС тем, с кем я лег в одну и ту же землю.

Я Гамлет, я насилье презирал,Я наплевал на датскую корону, —Но в их глазах — за трон я глотку рвалИ убивал соперника по трону.

Но гениальный всплеск похож на бред,В рожденье смерть проглядывает косо.А мы всё ставим каверзный ответИ не находим нужного вопроса.

Революция в Тюмени

В нас вера есть, и не в одних богов!..Нам нефть из недр не поднесут на блюдце.Освобожденье от земных оков —Есть цель несоциальных революций.

В болото входит бур, как в масло нож.Владыка тьмы, мы примем отреченье!Земле мы кровь пускаем — ну и что ж, —А это ей приносит облегченье.

Под визг лебедок и под вой сиренМы ждем — мы не созрели для оваций, —Но близок час великих переменИ революционных ситуаций!

В борьбе у нас нет классовых врагов —Лишь гул подземных нефтяных течений, —Но есть сопротивление пластов,И есть, есть ломка старых представлений.

Пока здесь вышки как бамбук росли,Мы вдруг познали истину простую:Что мы нашли не нефть — а соль земли,И раскусили эту соль земную.

Болит кора Земли, и пульс возрос,Боль нестерпима, силы на исходе, —И нефть в утробе призывает — SOS,Вся исходя тоскою по свободе.

Мы разглядели, различили больСквозь меди блеск и через запах розы, —Ведь это не поваренная соль,А это — человечьи пот и слезы.

Пробились буры, бездну вскрыл алмаз —И нефть из скважин бьет фонтаном мысли,Становится энергиею масс —В прямом и тоже в переносном смысле.

Угар победы, пламя не угробь,И ритма не глуши, копытный дробот!..Излишки нефти стравливали в Обь,Пока не проложили нефтепровод.

Но что поделать, если льет из жерлМощнее всех источников овечьих,И что за революция — без жертв,К тому же здесь еще — без человечьих?

Пусть скажут, что сужу я с кондачка,Но мысль меня такая поразила:Теория «великого скачка»В Тюмени подтвержденье получила.

И пусть мои стихи верны на треть,Пусть уличен я в слабом разуменье,Но нефть — свободна, — не могу не петьПро эту революцию в Тюмени!

Я к вам пишу

Спасибо вам, мои корреспонденты —Все те, кому ответить я не смог, —Рабочие, узбеки и студенты —Все, кто писал мне письма, — дай вам Бог!

Дай Бог вам жизни двеИ друга одного,И света в голове,И доброго всего!

Найдя стократно вытертые ленты,Вы хрип мой разбирали по слогам.Так дай же Бог, мои корреспонденты,И сил в руках, да и удачи вам!

Вот пишут — голос мой не одинаков:То хриплый, то надрывный, то глухой.И просит население бараков:«Володя, ты не пой за упокой!»

Но что поделать, если я не зво́нок, —Звенят другие — я хриплю слова.Обилие некачественных пленокВредит мне даже больше, чем молва.

Вот спрашивают: «Попадал ли в плен ты?»Нет, не бывал — не воевал ни дня!Спасибо вам, мои корреспонденты,Что вы неверно поняли меня!

Друзья мои — жаль, что не боевые —От моря, от станка и от сохи, —Спасибо вам за присланные — злыеИ даже неудачные стихи.

Вот я читаю: «Вышел ты из моды.Сгинь, сатана, изыди, хриплый бес!Как глупо, что не месяцы, а годыТебя превозносили до небес!»

Еще письмо: «Вы умерли от водки!»Да, правда, умер, — но потом воскрес.«А каковы доходы ваши все-таки?За песню трешник — вы же просто крез!»

За письма высочайшего пошиба:Идите, мол, на Темзу и на Нил, —Спасибо, люди добрые, спасибо, —Что не жалели ночи и чернил!

Но только я уже бывал на Темзе,Собакою на Сене восседал.Я не грублю, но отвечаю тем же, —А писем до конца не дочитал.

И ваши похвалы и комплименты,Авансы мне — не отфутболю я:От ваших строк, мои корреспонденты,Прямеет путь и сохнет колея.

Сержанты, моряки, интеллигенты, —Простите, что не каждому ответ:Я вам пишу, мои корреспонденты,Ночами песни — вот уж десять лет!

«Жил-был один чудак…»

Жил-был один чудак, —Он как-то раз, весной,Сказал чуть-чуть не так —И стал невыездной.

А может, что-то спел не тоПо молодости лет,А может, выпил два по стоС кем выпивать не след.

Он письма отправлял —Простым и заказным,И не подозревал,Что стал невыездным.

Да и не собирался онНа выезд никуда —К друзьям лишь ездил на поклонВ другие города.

На сплетни он махнулСвободною рукой, —Сидел и в ус не дулЧудак невыездной.

С ним вежливы, на «вы» везде,Без спущенных забрал,Подписку о невыездеНикто с него не брал.

Он в карточной игреНе гнался за игрой —Всегда без козырейИ вечно «без одной».

И жил он по пословице:Хоть эта мысль не та —Все скоро обеззлобитсяИ встанет на места.

И он пером скрипел —То злее, то добрей, —Писал себе и пелПро всяческих зверей:

Что, мол, сбежал гиппопотамС Египта в Сомали —Хотел обосноваться там,Да высох на мели.

Но строки те прочлисьКому-то поутру —И, видимо, пришлисьС утра не по нутру.

Должно быть, между строк прочли,Что бегемот — не тот,Что Сомали — не Сомали,Что всё наоборот.

Прочли, от сих до всехРазрыв и перерыв,Закрыли это в сейф,И все — на перерыв.

Чудак пил кофе натощак —Такой же заводной, —Но для кого-то был чудакУже невыездной.

…Пришла пора — а тоОн век бы не узнал,Что он совсем не то,За что себя считал.

И, после нескольких атак,В июльский летний знойЕму сказали: «Ты, чудак,Давно невыездной!»

Другой бы, может, и запил —А он махнул рукой:«Что́ я, — когда и Пушкин былВсю жизнь невыездной!»

«Как во городе во главном…»