Роберт Рождественский - Собрание стихотворений, песен и поэм в одном томе

«Нам сказали…»

Нам сказали:– Зря чураетесьоказии любой.Через гребень                   переправитесь,а там —само собой…Но дорога,              вниз                    несущаяся,изгибалась неспроста,как танцовщица,танцующаятанец живота!Мы —         танцоры неискусные, —озимых зеленей,перекатывались                     в кузове,танцевали вместе с ней.То припадочно,                     то медленно,смешно и не смешно…А потом мы пили                        местноекрестьянское вино.И смотрели вверх растерянно:оттудапо росе,будто гибкое растение,струилось шоссе.Возле нас оно                   заканчивалось,как нитка от клубка.А на гору            облокачивалисьбольшие облака.Шли —           промытые и выхоленные,заменяли потолок.Будто в самом деле                         вытканныеиз этакихдорог.

Сувениры

Сувениры             вырезаютиз обычных чурбачков.И фигуркивылезают,отряхаясь от оков.Их по мокрой гальке                            тащат,топят в море,                 как котят.Трут бумагою наждачной,продолжительно коптят.Держат над горящим дегтем.Краску из кувшина льют.Появившимся потекамвид наивныйпридают.Перетряхивают,                     вертят.Ад кромешный.Чад сплошной…Вот уж от фигурок                          веетнеподдельнойстариной.Вот они застыли                       важно.Переполнили лотки.Вот на мир               подслеповатосмотрят ветхие божки…Покупатель —                   в полном трансе.Денегнечего жалеть!..

Ах, когда-то я старалсяпоскорее            повзрослеть!Без пальто ходил весноюна вечернее кино.С малолетнею шпаноюпил серьезное вино…

…Не копти меня,                      столетье.Снег,не липни             к волосам.Час придет.Я постарею.Сам.

«Мир, состоящий из зла и счастья…»

Мир,состоящий из зла и счастья,из родильных домови кладбищ…

Ему я        каждое утро кланяюсь,вчерашнюю грязьс ботинок счищая.То   как задачник для третьего класса.То    как чертеж грядущих домин,

терпкий,невежливый,громогласный, —он навсегда мне знаком —                                   этот мир.В немна окраинных улочках пусто.В очередях —разговоры нелегкие.В нем у лотков                   выбирают арбузы,их, как детей,ладонью пошлепывая!Мир мне привычен, как слово                                         «здравствуйте».И ожидаем, как новоселье…Я выхожуи себя разбрасываю,раскидываю,                 рассеиваю!Весь выворачиваюсь,                            как карманы,чтоб завтрасначала все повторить…

Мира мнетак бесконечно мало,что лучше об этомне говорить!

Вещи

М. Тарасову

Я снова дома,                  дома.Вот так и надожить.Мне хорошо.                 Удобно.И незачем спешить.И можно вещи гладить.Ценить.Переставлять.С вещами можно                       ладить.Их можно прославлять.

Отдать им,               что имеешь,почти сойдя с ума…Но вот         проходит месяц,и в доме —кутерьма!Как изменились вещи!(Не веришь —сам взгляни!)Вот я все меньше,                       мельче.Вот все крупнейони.Огромны,             непокорны,страшны, как никогда, —они подходят к горлу,как полая вода!Как будто под парамив усилье           непростомтопорщится угламиобыкновенный стол.Растет и задевает,молчание храня,как будтовыживаетиз комнаты               меня!Пройти к столу мешаетгигантская кровать!..

Я сновауезжаюпо дому          тосковать.

«Зловещи и просты…»

Зловещи и простыожоги на судьбе.В ком        был уверен                       ты?– В себе…

Гармошка и хорал.Преступник и судья.Кого тыпрезирал?– Себя…

И плакал,             и дурил,от курева хрипя.Кого      благодарил?– Себя…

В крутящемся дымуна узенькой тропене доверялкому?– Себе…

Горящему —                 гореть.Работа —как запой.Кем     хочешь умереть?– Собой!

«Посвящение»

1970

Подкупленный

«Все советские писатели подкуплены…»

Я действительно подкуплен.                                     Я подкуплен.Без остатка.И во сне.И наяву.Уверяют советологи:                           «Погублен…»Улыбаются товарищи:                             «Живу!..»

Я подкуплен                 ноздреватым льдом кронштадтским.И акцентомкоменданта-латыша.Я подкуплен                 военкомами гражданскойи свинцовою водоюСиваша…Я еще подкуплен снегом                                 белым-белым.Иртышоми предвоенной тишиной.Я подкуплен кровью                           павших в сорок первом.Каждой каплей.До единой.До одной.А еще подкуплен я костром.                                      Случайным,как в шальной игредесятка при тузе.Буйством красок Бухары.                                 Бакинским чаем.И спокойными парнями с ЧТЗ…Подкупала              вертолетная кабина,ночьи кубрика             качающийся пол!..Как-то женщина пришла.И подкупила.Подкупила —чем?—не знаю до сих пор.Но тогда-то жизнь                         я стал считать по веснам.Не синицу жду отныне,а скворца.Подкупила дочь                      характером стервозным, —вот уж точно,что ни в матьи ни в отца…Подкупил Расул                      насечкой на кинжале.Клокотанием —                     ангарская струя.Я подкуплени Палангой,и Кижами.Всем, что знаю.                     И чего не знаю я…

Я подкуплен зарождающимся словом,неразмененным пока на пустяки.Я подкуплен                 Маяковским и Светловым,и Землей,в которой сбудутся                         стихи!..И не все еще костры отполыхали.и судьба еще угадана не вся…

Я подкуплен.Я подкуплен                 с потрохами.И поэтому купить менянельзя.

Сердце

Я засыпал усерднов преддверии зари…Вдругпостучало сердце.Негромко.Изнутри.И с самого началапритронулось к плечу:«Я тридцать лет молчало.Поговорить                хочу…Пересыхает лето.Дожди приходят редко…Твоя      грудная клеткатонка,а все же – клетка.Она     кромешней ночи,меня теснит она!Явечно       в одиночке.А в чем моя вина?Ворочаюсь,               живое,подсчитываю дни.Пусти меня               на волю!Клетку распахни!Себе я крылья                   выращуи все сумеювынести…»

Стучится сердце:«Выпусти!!»А как его я              выпущу?

Частушка

Б. Шмидту

Вдали        попыхивал закати продолжался в платьях…

Селом        шатался музыкант,аккордеон облапив.Шагала музыка к реке,отсвечивая тускло.За нею,          как на поводке,тянуласячастушка.Велась         знакомая играи голоса и чуба.В частушке               две строки —мура!Две остальные —чудо!Бренчит частушка,                         как медаль,и голову дурманит.Чего б ты от нее                      ни ждал —она тебяобманет!..Река      под музыку бежит,закапало из тучки…

Ах, людям надо бы                          пожитьпо принципу частушки!Ах, это было бы                      чудно́:когда снега растают,вдруг сделать что-нибудь,                                  чегониктоне ожидает!

Сарьян

Сарьян рисует, бормоча.Ворча, Сарьян рисует.Худой,прозрачный, как свеча.Рисует,будто судит…Он говорит:                «Сиди ровней…Зачем плывешь, как масло?..Ты —        в маске…Очень сладко в ней…Сейчас исчезнет                      маска!..Скрипишь зубами?Не беда!Ты зол,          но травояден…Что?Уползаешь?..Никудане денешься,                 приятель…»До судорог,до тошноты,под канонаду пульса!И —вот он,         вот он,                  вот он – ты!Закончено.Любуйся…Он дышит, как бегущий лось.К спинерубаха липнет…Крича,         рисует Мартирос.В конце работы —хрипнет.Сейчас он             как уснувший взрывна перевале горном…Сидит,         глаза полузакрыв,нахохлившийся кондор.И кажется бескрылым,ноот этого порогаушли в полетдавным-давнокрылатые             полотна!..Окно раскрыто,а за нимпросторно и морозно…

И Арараткак будто нимбнад гривой               Мартироса.

«Ежедневное чудо – не чудо…»