И повсюду космос. Избранные стихотворения и поэмы - Виктор Александрович Соснора

Вран времени, лягушка от луны,

я буду жить, как волчья власть вины.

Как лис, Малютой травленный стократ,

Малюту же: ату его, ату!

На львиных лапах зверь-аристократ

в кунсткамере покуда, не в аду.

И если я, не «если» – я умру,

я ваших вервий – петли не урву.

Я варев с вами – не варил (о рвот!)

Не рвал серпом трахеи (для таблиц!)

Не я клеймил ваш безглагольный скот.

Не воровал я ваших варвариц.

Рожденный вами, вашим овощам

от счастья… – глобус бы не погубить!

Вы – сами! Я себя не обещал,

не клялся классам, что и мне – не быть.

Не нужно тризн. Не тратьте и труда.

Я буду жить, как серафим-беда.

Как Коловрат (лишь он Монголу – «нет!»)

Как Див-война – еще на триста лет.

Как свист совы над родиной могил.

Как воды Волги (кто и ее убил?)…

Послание

Как играется в Риме? Я был там. О бабах – обман.

Нет печеных улиток. Нет Горького. Нет делегаций.

Помню, пили у Павла. Иоанн 23, Ватикан.

(Ватикан – их Исакий. Там – религия.

                    Будь деликатен.)

В Риме много хорошего. Не попадись на трюк

(попадаются только туристы): киносекс

                     с мертвецами.

Кьянти пьют со спагетти. Чиполлино не ешь —

                         это лук.

Боттичелли – художник. Муссолини – мерзавец.

Иностранцам – не верь. Шведам —

                в первую очередь. Бар

выбирай хорошенько. Там ходит одна…

             Швед-королева… со бзиком!

Будешь пить с ней, спроси ее в лоб: – Где борьба?

(Паспорт не проверяй. Узнаешь по бескозырке.)

Знай: ты – Воин Великой Державы. К тебе —

                        интерес.

Так что будь осмотрителен. Трать лишь

                    известные ссуды.

Заявляй в интервью без запинки о том,

                     где прогресс…

Знаешь сам… философствуй со скидкой, —

                    ведь все они —

зюйды!

Путешествуй пешком. Мил Милан. А Венеция —

                       это венец!

Опасайся Ломбардии. Избегай по возможности

                          оргий.

Во Флоренции – флора. На Капри —

                    святыня сердец:

посети, не раскаешься: там жил Горький.

Триптих

1. На лестнице

Над Петербургом турецкое небо.

Над улицей Зодчего Росси – полумесяц и звезда.

Лая на лестнице нет. Естественно. Не сад Одиссея.

И не дворец девственниц (охи их охранять!).

Здесь балерины жили. Теперь не живут.

                Контрапункты пуантов:

на цыпочках – я… цыц!.. по этажам.

Было! – о варвар! о Ева! – апостол аплодисментов!

Варвар, увы, вне «ура». Ева – не явь.

                  Концертам – конец.

Звякнул ключом (как волчица!).

                Включил выключатель.

Дома. Сам – свой. Чары чернил, рыло – на лиру,

                          болван!

Том – «для потомства» (матом метафор!),

о соловей современности, трус и Тристан!

Что ж ты, ничтожество? – люди как люди,

солнце как солнце, кровь – это кровь,

лира есть лира, играй как играется пальчик,

хлеб твой так прост, соль так светла.

(Люди картофельной крови санкционируют солнце,

эмансипированное поднебесье – для всех,

игры лиризма – мультипликаций экраны,

хлеб соль да плюс балахон, – ты согласен? – О да.)

Что отреченье? Но рифмы – не речи.

                      Что ж от речей

отрекаться?

Отчаянье? – чаяний не было, отчаиваться —

                          от чего?

На электрической лестнице, на семьдесят третьей

                         ступеньке,

хоть на одно хотенье хоть на одно бормотанье

                        хоть на одну

сигарету,

      – ОСТАВЬТЕ МЕНЯ…

2. Красный фонарь

Двадцать второго марта двадцатого века.

Улица Зодчего Росси. Воздушная кубатура двора.

Птички-типички. Песик-вопросик

                (правдив Пудельяни!),

задние лапки, присел, – о оскверняет сквер!

Слева в окошках – либидо-балеринки.

                (Танец туник Тициана!)

Справа в окошках – по семь сосисок в кастрюлях,

              как в люстрах по семь свеч.

Небо – как Ньютон – своим пресловутым биномом

всё вечереет. Всё веществеет.

            «Вечность вещает» ли – нам?

Немость не мне. Но я нем, я смотрю, окошко

                        в окошко…

Ясен язык мой. Но он одинок. Я говорю:

В корпусе цвета желе, моему параллельном,

точно таком же мартовском, как и моем,

денно горит, нощно горит! – в окошке

кляксой проклятья (клянусь!) – красный фонарь!

Кто ты, фонарь? То ли фотограф ты (фотопленку

тайную опускает в фиксаж (в фиксаж – тело мое!)).

То ли ты резидент за занавеской

законспирированный (Циклоп-телеглаз!).

Или ты электророза – опознавательный знак

                      экстра-эстета?

Или сигнал: в окно не выходить, пятый этаж…

                  («Стоп, не оступись!»)

Кто ты – звезда Вифлеема? нимб Нибелунга?

                     фрукт фараона?

Лампа лучей инфракрасных? (Я не Аладдин!)

Череп мой, панцирь мой черепаший (маска мозга!),

слезы истерик (орда одиночеств), труд

                     (онанизма аз!) —

все профильтруете – спрутиков спермы,

                    коварство крови —

фильм лимфатический! – отдрессируете сердце

                      в дублях души!

Львиные ливни, волчья вечеря,

                  сомнамбулизм солнца,

денно и нощно, и было и есмь, и во веки веков, —

знай неизвестный: не в небе звездой возмездья, —

обыкновенность, окошко, – кара твоя —

                     красный фонарь!

3. Смерть соседа

Важен ли вымысел? Правда – не правило Слова,

нет вас, ни вымысел, правды, естественно, нет.

На