Ион Деген - Рассказы и стихи (Публикации 2011 – 2013 годов)

- До свидания, - сказала девушка и вышла в коридор. Это было второе слово, которое она произнесла за всё время визита.

- Будь здоров, - сказал Сеня уже в дверном проёме. Но я задержал его:

- Сеня, стой. Она будет моей женой.

Сеня ехидно улыбнулся:

- Кстати, через несколько дней она выходит замуж за своего жениха.

- Дорогой друг, разве я спросил, замужем ли она, есть ли у неё дети? Я просто сказал, что она будет моей женой.

- Через мой труп! - Сказал друг и захлопнул за собой дверь.

А дальше начинается необъяснимое. Никогда я не спал днём. Я слабо помню моего отца. Он умер, когда мне исполнилось три года. И вот мой отец сидит в изящном кресле-качалке, сияющем чёрным лаком. Золотистая соломка сидения и спинки переплетается, обрамляя пустоты - маленькие восьмиугольники. На отце светлая пижама. Я стою на подъёмах его стоп. Он поддерживает меня добрыми сильными руками. Мы плавно раскачиваемся. Монотонное неспешное движение обволакивает, опьяняет меня. Мне так сладостно! Пусть никогда не прекращается это божественное раскачивание.

- Сын, - какой красивый голос у отца! - Ты выбрал себе замечательную жену. Я благословляю вас.

Движение кресла-качалки прекратилось внезапно. Я лежу на правом боку. Предо мною голая стена убогой комнаты. Я не могу опомниться. Ведь только что я видел отца. Я осязал его. Что это было? Сон? Но спал ли я? Не могу ответить на этот вопрос. Мистика... 

Тут следует отвлечься и перейти к совсем другому рассказу. К другому времени. К другому месту. Может быть, этот рассказ в какой-то мере оправдает неопределённость моего путаного объяснения.

Дождливый зимний день в Тель-Авиве. Бейт-алохем - дом воина, клуб инвалидов Армии Обороны Израиля. После плавания в бассейне жена наслаждалась сауной, а я - баней. Приняв душ, мы встретились в вестибюле, собираясь ехать домой. Несколько членов клуба с удивлением спросили нас:

- Вы не остаётесь на концерт?

- Какой концерт?

- Приехали к нам японцы, друзья Израиля. Говорят, может быть интересно.

Остались.

Вместительный зал заполнен до отказа. На эстраде весьма живописная картина. Симпатичные японки в дорогих красных кимоно, перепоясанных широкими золотыми кушаками. Мужчины в безупречных чёрных костюмах, белых накрахмаленных рубашках и чёрных бабочках. Красиво. Впереди хора молодой японец. Он обратился к аудитории на хорошем иврите.

В январе 1938 года, рассказывал он, военному священнику, служившему в Харбине в японской армии, оккупировавшей Маньчжурию, было видение. Голос сообщил ему, что через десять лет возникнет государство Израиля. Кто в ту пору вообще слышал такое словосочетание - государство Израиля? А сейчас, - повелевал ему голос, - ты должен спасать евреев. Молодой протестантский священник знал, что были евреи в библейские времена. Но он представления не имел о том, что и сейчас на Земле существуют евреи. После его выступления перед своей паствой, японскими военнослужащими протестантами, и рассказа о видении, кто-то из офицеров сообщил ему, что в Харбине проживает большая еврейская община. Общину преследуют, терроризируют русские фашисты. Японский пастор стал рьяным защитником евреев. В настоящее время престарелый пастор в своей церкви в Киото, которая несёт ивритское имя - Бэйт шалом, Дом мира, руководит десятью тысячами друзей Израиля. И каких друзей! А хор на эстраде представляет этих самых друзей из Киото. Хор исполнял наши израильские песни на самом высоком, на самом художественном уровне.  Но дело не в этом. И даже не в том, что во время исполнения некоторых песен в глазах вокалистов блестели слёзы. Дело в том, что слёз не скрывали слушавшие, воины, раненые в сражениях за существование Израиля, люди, ко всему относящиеся с юмором и даже скептически. А после концерта! Нет, невозможно описать атмосферу этого изумительного вечера, эти объятия, эти льющиеся из сердца диалоги людей, не владеющих общим языком общения! Незабываемый, потрясающий вечер!

Прошло несколько лет. В 1987 году с женой мы оказались в Киото и посетили Бэйт шалом, скромную протестантскую церковь, украшенную израильскими флагами, шестиконечной звездой и гербом Израиля. Мы расцеловались с несколькими узнавшими нас хористами. Мы прослушали произнесенную громовым голосом проповедь восьмидесятидвухлетнего пастора (на иврит переводил тот самый симпатичный японец, который рассказал нам о пасторе в нашем тель-авивском клубе). Я впился в старика с вопросом, что значит «было видение». Нет, назойливость моя была вызвана не досужим любопытством.

- Что значит «было видение»? Вам приснилось?

- Не знаю. Я не могу объяснить, - ответил пастор, - я вроде не спал. Не знаю. Я не могу объяснить.

Вот так. Он не мог объяснить. И я не могу уверить, что спал. А может быть, вздремнул? Не знаю. Одно только могу сказать: ни до, ни после этого случая отец мне во сне никогда не являлся.

Выздоровев, я встретился с Сеней Резником и его двоюродной сестрой. На сей раз, я перекинулся с ней десятком ничего не значащих слов. А Сене наедине я рассказал о видении или сне. Главное - я рассказал ему об отцовском благословении. Семён пренебрежительно махнул рукой.

- Слушай, брось свою мистику. И вообще забудь о своих фантазиях. Я же сказал тебе, что через несколько дней она выходит замуж.

Вскоре, когда я познакомился с женихом двоюродной сестры Сени, мне стала очевидна безнадёжность исполнения моего желания. Он превосходил меня по всем статьям. Не говоря уже о материальном положении, которому по наивности до этого я никогда не придавал значения. Он - блестящий морской инженер-капитан, владелец двухэтажного дома в Киеве, владелец автомобиля и даже телевизора, который в 1953 году был ещё относительной редкостью. И я - не только не владелец, а временный арендатор больничной койки  в общежитии врачей, получающий нищенскую зарплату. Подчеркнуть разницу в нашем материальном статусе пришлось только потому, что стипендия девушки, перешедшей на последний курс архитектурного факультета Киевского инженерно-строительного института, была единственным средством существования семьи из четырёх человек: старой бабушки, матери, научного сотрудника, уволенной из института микробиологии во время дела «врачей-отравителей», не имевшей возможности устроиться на работу,  младшей сестры-школьницы и самой кормилицы семьи.

Сейчас, когда мы встречаемся семьями и выпиваем с профессором-хирургом Семёном Резником, я никогда не лишаю себя удовольствия поднять бокал и поблагодарить его за то, что вот уже сорок девять лет его двоюродная сестра дарит мне счастье быть моей женой.

Отец не ошибся, благословляя нас.

2002 г.

Подарок Всевышнего

Эфемерный, такой красивый шарик необъяснимой уверенности в том, что красивая славная девушка станет моей женой, лопнул, наткнувшись на кортик. А ведь Семён, мой друг и однокурсник, предупреждал меня, что это произойдёт. Но я отказался не только слушать, а даже слышать. Именно он, приехав из Донбасса в Киев, в институт усовершенствования врачей, привёл ко мне в общежитие эту девушку, свою двоюродную сестру. Вернее, она привела его, показав, где находится институт ортопедии и травматологии, в котором я жил и работал.

Тяжёлая чёрная коса венчала её красивую голову. Большие широко расставленные карие глаза. Скромное красное в белую полоску штапельное платье на совершенной фигуре. Двадцать минут, пока я беседовал с другом, она молча сидела на табуретке. В тот день в моём присутствии произнесла только два слова: «Здравствуйте» и «до свидания». Не могу объяснить почему, услышав второе слово, когда она вышла из комнаты, я со стопроцентной уверенностью заявил Семёну, что именно эта девушка будет моей женой. Мой друг резонно посоветовал не морочить голову ни себе, ни людям. Спустя несколько дней, сказал: она выходит замуж за парня, которому я не чета. Я разозлился и сказал, что не спрашиваю у него, выходит ли она замуж, замужем ли она и даже есть ли у неё дети, и вообще ничего не спрашиваю и ничего не хочу знать. Она будет моей женой. Точка!

Вскоре после их ухода, хотя днём я обычно не  сплю, не то приснился мне сон, не то было видение, - не могу объяснить толком, потому что я и сам не понимаю, что это, Мне было три года, когда умер отец. Я помнил его весьма смутно. Раньше (да и потом) он мне никогда не снился. Сейчас отец раскачивал меня на носках своих туфель, сидя в кресле-качалке. Мне было так хорошо! Никогда ничего подобного я не испытывал. Вероятно, именно такое состояние называют блаженством. Отец сказал, что я выбрал замечательную жену,  лучшей быть не может. Он нас благословляет.

Спустя несколько дней ко мне пришёл мой друг. Я рассказал ему про не то сон, не то видение. Он только повертел указательным пальцем у виска и сказал, что, собственно говоря, не следует удивляться бредням человека, у которого в мозгу осколок.