Велимир Хлебников - Том 3. Поэмы 1905-1922

<Весна 1922>

Синие оковы*

К сеням, где ласточка тихо щебечет,Где учит балясин училище с четами нечет,Где в сумраке ум рук – Господ<ь> кистей,Смех: – ай! ай! – лов наглых назойливых ос,Нет их полету костей,Злее людских плоскостейРвут облака золотыеУ морей ученических кос.Жалобой палубы поднят вопрос:Кто прилетел, тихокрылый?СолнцИ кули с червонцами звезд наменятьНа окрик знакомый:«Я не одета, Витюша, не смотрите на меня!»Ласточки две,Как образ семьи в красном куте,Из соломы и глиныВместо парчиСвили лачугу:Был взамен серебраЭтих ласточек брак.Синие в синем муху за мухой ловили,Ко всему равнодушны – и голосу Кути,И рою серебряной пыли,К тому, что вечером гаснут лучи,Ясная зайчиков алых чума.В зелени прежней – кладбище света, темнеет пора.Вечер. И соня махала крылом, щебеча.За садом, за улицей говор на «ча»:«Чи чадо сюда прилетело?Мало дитя!»Пчелы телегу сплели!Ласточки пели «цивить!»Черный взор нежен и смугол.Синими крыльями красный закутан был угол.Пчелы тебя завели.Будет пора и будет великГолос: моря – переплытьИ зашатать морские полыКрасной ПоляныЛесным гопаком,О комРечи несутся от края до края,Что брошено ими «уми»Из «умирая».И эта весть дальше и большеПальцами Польши,Черных и белых народовУносит ладыВ голубые рядыНародов, несущихся в праздничном шуме,Без проволочек и проволочек.С сотнями стоннымиПроволок ящик(С черной зеркальной доской).Кто чаровалНас, не читаемых в грезах,А настоящих,Бросая за чарами чары вал.И старого крова очаг,Где город – посмешище,Свобода – седая помещица,Где птицам щебечется,Бросил, как знамя,Где руны: весна – Мы!Узнайте во сне мир!Поссорившись с буднями,Без берега нивРжаницы с ржаницейУвидеться с студнями,Их носит залив,Качает прилив,Где море рабочее вечером трудится –Выбивает в камнях своё – восемь часов!Разбудится! Солнце разбудится!Заснуло, –На то есть будильникСеми голосов, веселого грома,Веселого хохота, воздушного писка.Ограда, – на то естьНапильник,А ветер – доставит записку.На поиск! На поиск!Пропавшего солнца.Пропажа! Пропажа!Пропавшего заживо.В столбцах о кражеОно такое:Немного рыжее,Немного ражее,Теперь под стражею.Веселое!В солнцежорные дниМы не только читали,Но и сами глоталиБлинами в сметанеИ небесами другими,Когда дни нарасталиНа масляной.Это не море, это не блин,Это же солнышкоЗакатилось сквозь вас с слюной.Вы здесь просто море,А не масляничный гость.Точно во время морского прибояДальняя пена ваши усы.Съел солнышко в масле и сыт.Солнце щиплет дниИ нагуливает жир,Нужно жар его жрецом жрать и жить,Не худо, ежели около кусочек белуги,А ведь ловко едят его в Костроме и Калуге.Не смотри, что на небе солнце величественно,Нет, это же просто поверье язычества.Солнышко, радостей папынька!Где оно нынче?У чорта заморского запонка?Чорт его спрятал в петлицу?Выловим! Выловим!Выудим! Выудим!Кто же, ловкач,Дерзко выломит удочку?И вот девушка-умница, девушка-чудочкоСамой яркой звездой земного погонаБлеснула, как удочка,За солнцемВ погоню, в погоню,Лесою блеснула.И будут столетья глазеть,Потомков века,На вас, как червяка.Солнышко, удись!Милое, удись!Не будь ослухМоляныКрасной Поляны.И перелетели материк Расеи выВместе с Асеевым.И два голубкаДорогу вели крючку рыбака.А сам рыбак –Страдания столица –В знакомо синие оковыСебя небрежно заковал,Верней, другие заковали,И печень смуглую клевалиЕму две важные орлицыИ долгими ночамиЛетели дальше величаво.А вдалеке просты, легкиЗовут мальчишки: «Голяки!»Ведь Синь и ГольВ веках дружатИ о нашествии СинголовОни прелестно ворожат,И речи врезались в их головы,В стакане черепа жужжат.Здесь богатырь в овчине,Похож на творца Петербурга,И милые дивчины,И корни падучей, летевшие зорко.Придет пора,И слухов конницаПо мостовой ушей несясь,Копытом будет цокать:Вы где-то там, в земле Владивостока,И жемчуг около занозыБезумьем запылавшей мысли,Страдающей четко зари,Двух раковин, небесной и земной, –Нитью выдуманных слез –Вы там, где мощное дыхание кита!Теперь из шкуры пестро золотой,Где яблок золотых гора,Лесного дикого котаВы выставили локоть.Друзья! И мальчики!Давайте этими вселеннымиИграть преступно в альчики,И парусами вдохновеннымиМы тронем аль чеки.Согласны? Стало, будет кон,Хотя б противился закон.И вот решения итог:Несите бабки и биток.Когда же смерти баба-птицаЗасунет мир в свой кожаный мешок,Какая вдумчивая чтицаПред смыслом слов отступится на шаг,Прочтя нечаянные строки?Осенняя синь и вы в Владивостоке,Где конь ночей отроги гор,Седой, взамен травы естИ наклонился низко мордой.И в звездном блеске шумов очередь,Ваш катится обратный выезд,Чтобы Москву овладивосточить.И жемчуг северной ПечорыТаили ясных глаз озера,Снежной жемчужины – северный жемчуг.И выстрелом слов сквозь кольчугу молчанияМелькали великие реки,И бегали пальцы дороги – стучанияПо черным и белым дощечкам ночей.Вот Лена с глазами расстрелаШарахалась волнами лениВ утесы суровых камней.Утопленник плавал по нейС опухшим и мертвым лицом.А там, кольчугой пен дыша,Сверкали волны Иртыша,И воин в северной бронеВставал из волн, ракушек полн,Давал письмо для северной Онеги.Широкие очи рогоз,Коляска из синих стрекозБыла вам в поездке Сибирью сколоченный воз.И шумов далекого моря обоз,Ухаров о камни задумчивых волн,Тянулся за вами, как скарб.Россия была уж близка.И честь отдавал вам сибирский мороз.Хотели вы не расплескатьСвидания морей беседы говорливойСеребряные капли,Нечаянные речиВ ладонях донести,Росой летя на крыльях цапли,Ту синеву залива, чтоПроволокой путей далечеИскала слуха шуму бурьИ взвизгов ласточек полету,И судей отыскать для вкуса ласточек гнезда морского,И в ухо всей страны Валдая,Где вечером Москва горит сережкой,Шепнуть проделки самурая,Что море куксило, страдая,Что в море плавают япошки;И подковав на синие подковы,Для дикой скачкиСтрану дороги Ермаковой,Чтоб вывезть прошлое на тачке.И сруб бревенчатый СибириВ ладу с былиною широкойДива стоокогоВас провожалНетряскою коляскойИз сонма множества синих стрекоз.Шатер небес навесом был ночлега,В широкой радуге морозных жалИз синих мух, чьи крылья сверк морей,Везла вас колымага,Воздушная телегаОлега! Олега!Любимца веков!Чтоб разомБыл освещен неясный разум,И топот победы Сибири синих подков,И дерзкая другов ватага.Умеем написать слова любыеНа кладбище сосновой древесины.Я верю, многие не струсятВдруг написать чернилами чернилРусалку, божество,И весь народ, гонимый стражей книг,Перчаткой белой околоточных.А вы чернилами вернил:– Верни! Верни! –На полотне обычных буднейУмеете коряво начертатьХотя бы «божество»,В неловком вымолве увидеть каменную бабуСтраны умов,Во взгляде – степь Донских холмов?Не в тризнеСосен и лесов,Не на потомстве лесопиленИ не на кладбище сосновом бора,А в жизни, жизни,На радуге веселья взора,На волнах милых голосовСкоро, спороКорявый почеркНачертатьИ, крикнув: «Ни черта!», –В глаза взглянуть городового,Свисток в ушах, ведь пишется живое слово,А с этим ссорится законИ пятит свой суровый глаз в бока!Начертана событий азбука –Живые люди вместо белого листа,Ночлег поцелуев ресницаВместо широкого поля страницыДля подписи дикой.Давайте из знакомыхУстраивать зверинцыЗадумчивых божеств,Чтобы решеткой делаРассыпав на соломах,Заснувшие в истомахС стеклянным волосом тела,Где «да» и «нет» играло в дурачки,Где тупость спряталась в очки,Чтоб в наших дней задумчивой рогожеСидели закутанные некто,Для неба негожи,На небо немного похожи,И граждане речиСтали граждане жизни.Не в этом ли, о песнь, бег твой?Как та дуброва оживлена,Сама собой удивлена,Сама собой восхищена,Когда в ней плещется русалка!И в тусклом звездном ситце,Усталая носиться,Так оживляет храмы галка!Бывало я, угрюмый и злорадный,Плескал, подкравшись в корнях ольхи,На книгу тела имя Ольги.Речной волны писал глаголы я,Она смеялась, неповадныЕй лица сумрачной тоски,И мыла в волнах тело голое.Но лишь придет да-единица,Исчезнет надпись меловой доскиИ, как чума, след мокрой губкиУносит всё мое «хочу» на душугубке,И ропот быстрых водВ поспешных волнах проворных строк,Неясной мудрости урок,Ведь не затем ли,Чтобы погоду в солнечный день обожествитьВ книге полдня, сейчасЛасточка пела «цивить!»В избе бревенчатой событийПорой прорублено окно –Стеклянных делЗадумчивое но.Бревенчатому срубуПрозрачнее окнаЕго прозрачные глазаНа тайный ход событийПозволят посмотреть.Когда сошлись Глаголь и РцыИ мир качался на глаголеПовешенной ПеровскойТугими петлями войны,Как маятник вороньих стай –Однообразная верста!Столетий падали дворцы,Одни осталися Асеевы,Вы, Эр, покинули Расею вы,И из России Эр ушло,Как из набора лишний слог,Как бурей вырвано весло…И эта скобок тетиваРаскрытою задачейОт вывесок пив и пивцаЗвала в ВладивостокОчей Очимира певца.Охотники удачи!Друзья, исчислите,Какое Мыслете,Обещанное Эм,Размолов, как жернов, времяВ муку для хлеба,Его буханку принесутМешочником упорным?Но рушатся первые цепи,И люди сразились и крепиСурового Како!Как? Как? Как?Так много их:Ка…Ка…Ка…Идут, как новое двуногое,Колчак, Корнилов и Каледин.Берет могильный заступ беден,Ему могилу быстро роет:«Нас двое, смерть придет, утроит».Шагает Ка,Из бревен наскороСколоченное,То пушечной челюстью ляская,Волком в осаде,Ступает широкой ногою слонаНа скирды людей обмолоченные,Свайной походкой по-своемуШагает, шугая, шатается.От живой шелухи,Поле было ступою.Друзья моей дружины!Вы любите белым медведямБросать комок тугой пружины:Дрот,Растаявши в желудке,Упругою стрелой,Как старый клич «долой»,Проткнет его живот –И «вззы» кричать победе,Охотником по следуСегодня медведей, а завтра ярых людведей.Людведи или хуже медведей?Охоты нашей недостойны?И свиста меткого кремневых стрел(Людведей и Синголов войны)?С людведем на снегу барахтаясь,Обычной жизни страх таись!Вперед! Вперед! Ватага!Вперед! Вперед! Синголы!Маячит час итога!Порока и святогоГодина всталаУжасной незнакомкою,Задачу с уравненьем комкая,Чего не следует понять иначе.Ошибок страшный лист у ней,В нем только грубые ошибкиИ ни одной улыбки.Те строки не вели к концуЖеланной истины:Знак равенства в знакомом уравненьиПропущен здесь, поставлен там.И дулом самоубийцы железная задачаВдруг повернулася к виску.Но Красной ПоляныБыл забытым лоскут?И черепа костью жеманноюГодина мотала навстречу желанному.Случалось вам лежать в печиДровамиДля непришедших поколений?Случалось так, чтоб ушлые и непришедшие векаБыли листом для червяка?Видали вы орлят,Которым черви съелиИх жилы в крыльях, их белый снежный пух?Их неуклюжие прыжки взамен полета?Самые страшные вещи! Остальное – лопух!Телят у горла месяц вещий?Но не пришло к концуЖеланной истины в старинном смысле уравненье,Поклонникам «ура», быть может, не к лицу.Прошел гостей суровый цуг,Друзей могилы.Карогого солнца лучи!Сколько их? Восьмеро?Плывут в своей железной вере?Против теченья страшный ход.Вы очарованы в железный круг –Метать чугунную икру.Ход до смерти – суровый нерестУпорных смерти женихов,Войны упорных осетров,Прибою поперек ветров.То впереди толпы пехот –Колчак, Корнилов и Каледин.В волнах чугунного Амура,Осоками столетий шевеля,Вас вывел к выстрелам обеден,Столетьем улыбаясь, Дуров.Когда блистали шашки неловки и ловки,Богов суровых руки играли тихо в шашки,Играли в поддавки.Шатаясь бревнами из звука,Шагала азбука войны.На них, бывало, яСидел беспечным воробьемИ песни прежние чирикал,Хоть смерти маятники тикали.Вы гости сумрачных могил,Вы говор струн на Ка,Какому голоду оков,Какому высушенному озеруБыли в неудачной игре козыри?Зачем вы цугом шли в могилу?Как крышка кипятка,Как строгий пулемет,Стучала вслед гробов доска,Где птицей мозг летел на туловище слепой свободы.Прошли в стране,Как некогда Рутил,Вы гости сумрачных могил!И ровный мерный стук – удары в пальцы кукол.То смерть кукушкою кукукала,Перо рябое обнаружив,За сосны спрятавшись событий,В имёнах сумрачных вождей.Кук! Ку-кук!Об этом прежде знал Гнедов.Пророча, сколько жить годов,Пророча, сколько лет осталось,Кукушка азбуки в хвое имен закрыта,Она печально куковала.Душе имен доступна жалостьПоры младенческой судьбы народов куколМы в их телах не замечали.Могилы край доскою стукал.А иногда, сменяя Ка, насмешливо лилося «Люли»Через окопы и за пули.Там жили колословы,Теперь оковоловы.Коса войны, чумы, меча лиКосила колос сел,И все же мы не замечалиДругие синие оковы,Такие радостные всем.Вы из земли хотели Ка,Из грязи, из песка и глины,Скрепить устои и законы,Чтоб снова жили властелины.А эта синяя доска,А эти синие оковыГрозили карою тому,Кто не прочтет их звездных рун.Она небесная глаголица,Она судебников письмо,Она законов синих свод,И сладко думается и сладко волитсяТому, их клинопись прочесть кто смог.Холмы, равнины, степи!Вам нужны голубые цепи?Вам нужны синие оковы?Они – в небесной вышине!Умей читать их клинописьВ высоких небесах.Пророк, бродяга, свинопас!Калмык, татарин и русак!Все это очень, очень скучно,Все это глухо и не звучно.Но здесь других столетий трубка,И государств несется дым.И первая конная рубкаЮных (гм! гм!) с седым.Какая-то колода, быть может человечества,Искала Ка, боялась Гэ!И кол, вонзенный в голь,Грозил побегам первых воль,Немилых кололобым.Но он висел, небесный кол,Его никто не увидал,И каждый отдавался злобам.А между тем миры вращалисьКругом возвышенного Ка.И эта звездная доска –Синий злодей –Гласила с отвагою светской:Мы – в детскойРода людей.Я кое-как проковыляюПору пустынную,Пока не соберутся люди и светилаВ общую гостиную.О Синяя! В небе, на которомТри в семнадцатой степени звезд,Где-то я был там полезным болтом.Ваши семнадцать лет какою звездочкой сверкали?Воздушные висели трусики,Весной земные хуже лица,Огонь зеленый – ползет жужелица,Зеленые поднявши усики,Зеленой смертью старых кружевСквозняк к могилам обнаружив.В зеленой зелени кротыХоды точили сквозь листы.«Проворнее, кацап!Отверженный, лови!».Кап, кап! кап! –Падали вишни в кувшин,Алые слезы садов.Глаза, как два скворца в скворешнице,На ветке деревянной верещали.Она в одежде белой грешницы,Скрывая тело окаянное,Стоит в рубашке покаянной.Она стоит живая мученица,Где только ползала гусеница,Веревкой грубой опоясавКак снег холодную сорочку,Где ветки молят Солнечного Спаса,Его прекрасные глаза,Чернил зимы не ставить точку,Суровой нищенки покров.А ласточка крикнет «цивить»!И мчится, и мчится веселью учиться!Стояла надписью СаянаВ хребтах воздушной синевы,Лилось из кос начало пьяное,Земной, веселый, грешный хмель.Над нею луч порой сверкал,И свет божественный сиял,И кто-то крылья отрубал.Сегодня в рот вспорхнет вареник,В веселый рот людей, и вот –Вишневых полно блюдо денег,Мушиный радуется сход,Отметив скачкой час свобод.Белее снега и мила,Она воздушней слова «панны»,Она милей, белей сметаны.Блестя червонцами менял,Летали косы, как ужиСреди взволнованных озер,Где воздух дик и пышен.«Раб! иди и доложи,Что госпожа набрала вишен.И позови сюда ковер».Какой чахотки сельской грезыПрошли сквозь очи, как стрела,Когда, соседкою ствола,Рукою темною рвалаС воздушных глаз малиновые слезы?

Я верю: разум мировойЗемного много шире мозгаИ через невод человека и камнейЕдиною течет рекой,Единою проходит Волгой.И самые хитрые мысли ученых голов,Граждане мозга полов и столов, –Их разум оболган.Быть может, то был общий заговорИ дерева и тела.Отвага глаза, ватага верИ рядом вишневая розга,Терновник для образа несшая смело.Но честно я отмечу: была ты хороша.Быть может, в эти полчасаВо мне и <в ней> вселенская душаИскала, отдыхая, шалаша.И возле ног могучих, босыхУстало свой склонила посох.Искала отдыха, у темениРучей бежал земного времени.В наборе вишен и листвы,В полях воздушной синевы,Где ветер сбросил пояса,Глаза дрожали – черная роса.Зеленый плеск и переплеск –И в синий блеск весь мир исчез.

Весна 1922