И повсюду космос. Избранные стихотворения и поэмы - Виктор Александрович Соснора
Поздравляю твои глаза.
Воздух весел, и – кувырком
птиц надмирные голоса…
Ты, как птица, – листком!
Эту осень с устами лиц,
с голосами, с праздником глаз,
поздравляю с плодами птиц
или с листьями ласк!
В эту осень есть всякий плод,
лишь ромашек – нет. Не гадай!..
Третье море белым-бело,
как Великое Никогда.
Считалка прощанья
Может, наше третье море —
тридцать третье горе.
Но не стоит нам стараться
в тридевятой страсти.
Мир как мир, а мы как в мире
дважды два четыре.
Ничего над нами нету —
лишь седьмое небо!
«Дождь идет по улицам, как лошадь…»
Дождь идет по улицам, как лошадь,
стукают вовсю его копыта
тут и там.
Человечки во плащах и шляпах
кутаются, а по лицам влага,
как сто слез.
Им совсем не больно, а – боятся, —
как стучат копыта исполина!
Так боялся варвар, если – Рим!
Дождь мой, дождь. У медных магазинов
старец захлебнулся. Трость, как ветвь,
плавала. Стояли истуканы,
головами в кепочках качая:
– Вот ведь смерть! —
Или залил детскую коляску,
мама в ней выращивала кроху,
а детеныш тот
бился, как в аквариуме рыбка,
хвостиком и перышком плескался, —
жив еще!
А какой-то без трусов, в тельняшке
шел по лужам, как Христос по морю,
песню пел!
Двое, не таясь и не стесняясь,
предавались поцелуям, если
это называют поцелуем, —
ходуном ходили их зады
у пивного в кружевах ларька.
Трое ели кильку, улыбаясь,
угрожали мне самоубийством,
я сказал: согласен, а они,
бросив кильку, бросились в атаку
на меня, но я не защищался,
дал по морде трижды и ушел.
Шел я, шел, а дождь стучал копытом
по моей башке, и я не вынес —
поскакал.
Дождь мой, лошадь, мы с тобой ускачем
за три моря в тридевято царство,
и в пути
бей копытом, не жалей живое,
человечков во плащах и шляпах —
труп на труп!
Старец сдох, – на то он был и старец.
Все-таки в живых еще детеныш!
Тот, в тельняшке, – он войдет в трусы!
Двое – любят. Их честны объятья.
И у всех у них вообще-то – счастье!
Умоляю: пожалей троих!
Ведь они убить себя хотели,
а потом меня, а я – по морде.
Хорошо ли так? Нехорошо!
Пожалей их. Отстрани от бедствий.
Ты спаси их сон крылами капель.
Пусть они
знают, что и порознь и все трое
прожили при жизни жизнь недаром:
кильку ели! – это ведь немало
для людей!
«Я вышел в ночь (лунатик без балкона!)…»
Я вышел в ночь (лунатик без балкона!).
Я вышел – только о тебе (прости!).
Мне незачем тебя будить и беспокоить.
Спит мир. Спишь ты. Спят горлицы и псы.
Лишь чей-то телевизор тенора
высвечивает. Золото снежится.
Я не спешу. Молений-телеграмм
не ждать. Спи, милая. Да спится.
Который час? Легла ли, не легла.
Одна ли, с кем-то, – у меня – такое!
Уже устал. Ты, ладно, не лгала.
И незачем тебя будить и беспокоить.
Ты посмотри (тебе не посмотреть!),
какая в мире муть и, скажем, слякоть.
И кислый дождь идет с косой, как смерть.
Не плачу. Так. Как в камере. Как с кляпом.
Ночь обуяла небо (чудный час!).
Не наш. Расстались мы, теперь – растаем.
Я вышел – о тебе. Но что до нас
векам, истории и мирозданью?
В такие вот часы ни слова не сказать.
А скажешь – и зарукоплещут ложи.
А сердце просит капельку свинца.
Но ведь нельзя. А то есть – невозможно.
Не подадут и этот миллиграмм.
Где серебро моей последней пули?
О Господи, наверно, ты легла,
а я опять – паяц тебя и публик.
Мои секунды сердца (вы о чем?!).
Что вам мои элегии и стансы?
Бродяги бред пред вечностью отчет —
опавшим лепестком под каблуками танца!
Нет сил у слов. Нудит один набат
не Бога – жарят жизнь тельцы без крови!
Я вышел вон. Прости. Я виноват.
И незачем тебя будить и беспокоить
было…
«Выхожу один я. Нет дороги…»
Выхожу один я. Нет дороги.
Там – туман. Бессмертье не блестит.
Ночь, как ночь, – пустыня. Бред без Бога.
Ничего не чудится – без Ты.
Повторяю – ни в помине блеска.
Больно? Да. Но трудно ль? – Утром труд.
В небесах лишь пушкинские бесы.
Ничего мне нет – без Ты, без тут.
Жду – не жду – кому какое дело?
Жив – не жив – лишь совам хохотать.
(Эта птичка эхом пролетела.)
Ничего! – без Ты – без тут. Хоть так.
Нет утрат. Все проще – не могли мы
ни забыться, ни уснуть. Был – Бог!
Выхожу один я. До могилы
не дойти – темно и нет дорог.
«Я разлюблю (клянусь!). Тот рай-бал…»
Я разлюблю (клянусь!). Тот рай-бал!
Империя бокалов! Рой роз!
Но отзвенел от вин злат-зал.
И мусорщик метет грязь грез.
А я во тьме ласкаю мех свеч,
кружатся буквы
