Игорь Северянин - Том 4. Классические розы

Бухарест — Белград

Симплом-Рапид

10 мая 1933

Имя твое…

Имя твое означает победуИ знаменует мое бытие.Я передам невозбранному бредуПобедоносное имя твое.

Имя твое отдает земляникой —Спелой, просолнечной, земляной.Ягодой алой подругу окликай —Свежей викторией, светом хмельной.

Имя твое обессмертил Кнут Гамсун.Северность в южных таится чертах.Имени этому сладко предамся,Боль оставляющему на устах!

Белград

18 мая 1933

Ваши глаза

В недоверчивых Ваших глазах, рассеянно-мягких,Чуть презрительных, умных глазахОтражаются мглисто незримые макиНа журчащих безводных ручьях…

Да, забвенье без отдыха, без утоленьяЖажда жуткая — глаз Ваших суть.Здесь, пожалуй, доха неуместна оленья —Вас похитив, в нее завернуть…

Я смотрю в глубину безразлично-прохладных,Скорбно-наглых и злых Ваших глаз,Иногда золотых, иногда шоколадных,Постигая, что мир не для Вас.

Слишком дни монотонны, а ночи надрывны,Пошлость или капризный излом.Человек не родился, а люди противныИ уж так примитивны при том!..

Кишинев

7 апреля 1934

Стихотворенье через год

Потому что ты своеобразнаИ в поверхностности глубока,Как мне удержаться от соблазна —Вознести тебя за облака!

Потому что польскою магнаткойВыглядишь и в нищенстве своем,Головокружительной и сладкойТщусь мечтою: быть с тобой вдвоем!

Как божественно твое сложенье!Как узка и как мала рука!А в глазах такое выраженье,Что и гибель кажется легка.

Этот жест, как подаешь ты руку,Свойственный тебе, тебе одной,Или обрекающий на мукуЭтот голос, нежный и грудной!

И во всем изящество такое, —В слове, в мысли, в шаге, в звуке, — стольМузыкальное и роковое,Что я просто ощущаю боль…

Все в тебе сплошное обольщеньеКак ни взглянешь, что ни говоришь.Я испытываю возмущенье,Что от этих гор не убежишь.

Ты красноречива и логичнаИ до исступленности страстна.Точно колокольчик, мелодичнаИ в своей веселости грустна.

Но глаза твои порой так строги, —Есть ли сердце у тебя в груди?Я могу уйти с твоей дороги,Только ты с моей не уходи!

Кишинев

10 мая 1934

О том, чье имя вечно ново…

Воображаю, как вишневоИ персиково здесь веснойПод пряным солнцем Кишинева,Сверкающего белизной!Ты, Бессарабия, воспетаВедь солнцем Пушкина, и безСиянья русского поэтаСияние твоих небес —Пусть очень южных, очень синих —Могло ли быть прекрасным столь?Итак, с голов мы шляпы скинемИ скинем с душ тоску и боль,Ежеминутно ощущая,Что в беспредельности степейС цыганами, в расцвете мая,Скитался тот, кто всех светлей,Кто всех родней, чье вечно ново,Все напоенное веснойБлагое имя, что вишнево,Как вышний воздух Кишинева,Насыщенного белизной!

Кишинев

13 марта 1933

Розы во льду

Твоей души я не отрину:Она нагорна и морска.Рождественскому мандаринуБлагоуханием близка.

Ты вне сравнений: ты едина.Ты вне сомнений: ты — мечта.Ты — озарительная льдинаС живыми розами Христа.

София

2 января 1934

Она разлюбит

Она разлюбит. Она забудет.О, как я знаю, что это будет!

Мне будет странно. Пожалуй, стыдно.Чуть-чуть туманно. И так обидно.

Потом утешусь. И сам забуду.Ах, так со всеми. Ах, так повсюду.

Потом другую — уже другую? —Я так же ласково поцелую.

И та разлюбит. И та забудет.Зачем я знаю, что это будет?…

Тойла

1 августа 1934

Извечный плен

Итак, в три месяца — три моря,Три женщины и три любви.Не слишком ли? Как ни лови,Безумец, счастья, кроме горяТы не познаешь ничего.В глубинах сердца твоегоМечте почила неизменность,И ряд земных твоих измен —Не прегрешенье, а неценность:Мгновенный плен — извечный плен…

Дубровник (Рагуза)

Вилла «Флора мира»

4 июня 1933

Роковая разобщенность

Невесело мне в городе большом,Который принято считать веселым,Где каждый, расфуфыренный шутом,Мне видится невыносимо голым.

Отталкивающая наготаОбыкновеннейшего человекаПрожорливого — вздутость живота,И голова — округлый сейф для чека…

Они объединяются затем,Чтоб повод выискать к разъединенью.А эта общность чувствец, общность темЕсть разобщенность взлета и паденья.

Париж

3 февраля 1931

Вечернее метро

Не оскорбить их, скорбных, оскорбленьем,Скребущим дух: как скарб, у них нутро.Скопленье тел — не духа ль оскопленье?Войдите-ка в вечернее метро.

Попробуйте-ка впасть в неугомонный, —Давящий стекла, рушащий скамью, —Поток людей, стремящихся в вагоныВ седьмом часу и перед восемью.

Взгляните-ка на всех на этих в шляпах —Сброд обездоливающей судьбы,Вдохните тошнотворный этот запах,И вы поймете: это все рабы!

Рабы врожденные, рабы такие,Каких не может быть уже рабей…Все одинаково: медведь РоссииИ этот вот французский воробей!..

Париж

20 февраля 1933

Голосистая могилка

О.Л.С.

В маленькой комнатке она живет.Это продолжается который год.

Так что привыкла почти ужеК своей могилке в восьмом этаже.

В миллионном городе совсем одна:Душа хоть чья-нибудь так нужна!

Ну, вот, завела много певчих птиц, —Былых ослепительней небылиц, —

Серых, желтых и синих всехИз далеких стран, из чудесных тех,

Тех людей не бросает судьба в дома,В которых сойти нипочем с ума…

Париж

12 февраля 1931

Богобоязнь

Но это же, ведь, беспримерность:Глумясь, святыни топчет в грязь,Едва исчезла суеверность —Единственная с небом связь!..

Не зная сущности религий, —Любви, — боясь одних расплат,Он веровал, влача вериги,В чертей, сковороду и ад…

Итак, вся вера — страх пред казнью.Так вот каков он, пахарь нив!Воистину богобоязнен,А думали — боголюбив…

Тойла

193О

Поездка в Рильский монастырь

(в Болгарии)

Н. и С. Чукаловым

Нам захотелось чаю. Мы в корчмуЗаехали. Полна простонародьяОна была, и, ясно, никомуМест не найти в часы чревоугодья…

Тут встал один, а там встает другой,С улыбками опрастывая стулья,И вскоре чай мы пили огневойВ затишье человеческого улья.

Благожелательством и теплотойКабак проникся не подобострастно,Не утеряв достоинства, и в тойСреде себя я чувствовал прекрасно.

Я чувствовал, что все здесь наравне,Что отношенья искренней и кратчеНе могут быть, и знал, что в сторонеСочувственно на нас глядит кабатчик.

Была луна, когда в ущелье влезАвтомобиль и вдоль реки, накренясь,Стал гору брать. И буковый спал лес,Где паутина — сетки лаун-теннис.

Путь между гор правел и вдруг левел.Жужжали вверх и с горки тормозили.Я вспоминал, как долго не говел,Чтоб поговеть, не делая усилий.

Уже монастырело все вокруг:Вода в реке, луна и лес из буков.И крутизна, и лунный плеск, и букВсе утишало горечь, убаюкав.

Благословен холодный черный час,Паломнический путь в автомобиле,И монастырь, призвавший грешных нас,Кто в похоти о страсти не забыли.

В нагорный вечер сердце не хандрит,Захваченное звездной каруселью.Нас у ворот встречал архимандрит,Приведший нас в натопленную келью.

Нам служка подал крепкий сливовиц,Зеленоватый, ароматный, жгучий,Слегка зарозовивший бледность лиц,Поблекших в колыханьи с круч на кручи.

Сто сорок километров за спиной,Проделанных до Рилы от Софии.Я у окна. Озарены лунойОлесенные горы голубые.

Бежит река. Покрыто все снежком.И в большинстве опустошенных келийБезмолвие. И странно нам вдвоемНа нашем междугорном новосельи.

По утреннему мы пошли лескуВ далекий скит Святого Иоанна.И сердце, отложившее тоску,Восторгом горним было осиянно.

Бурлила речка в солнечных стволах,И металлически листва шуршала.Сосульки звонко таяли. В горахМорозило, слепило и дышало.

Вот церковка. Ее Святой ЛукаПостроил здесь. Уютно и убого.И голуби, белей чем облака,Вокруг летают ангелами Бога.

Вот щель в скале. В ней узко и темно.Тому, кто всю пролезет, не застрянув,Тому грехов прощение дано.Тропа уступами в скит Иоаннов.

Здесь неизменно все из года в года.Здесь время спит. Во всем дыханье Божье.…И кажется отсюда ваш фокстроттЧудовищной, невероятной ложью!

Тойла