Андрей Белый - Переработанные стихи
Под бредящим провидцем —
Проблеяли: «Аминь!»
Пристукнули копытцем.
Август 1903, 1931
МОГИЛЫ ИХ
Памяти М. С. и О. М. Соловьевых
— «Пора, пора!» —
Фарфоровые розы
В рой серебра
С могилы их зовут.
— «Пора, пора!»
Стоят, как дым, березы.
Ветра, как дым,
Седым порывом рвут.
Играет прах;
Бряцает взмах кадила…
Рой серебра,
Осолнечная брызнь…
Над нами — глаз —
Лазоревая сила!
Над нами, в нас —
Невидимая жизнь!
1903, 1931
ВЛАДИМИРУ СОЛОВЬЕВУ
Тебе гремел — и горный гром Синая;
Тебе явился бог…
Ты нас будил: твоя рука сквозная
Приподымала рог.
Как столб метельный, взвившийся воздушно
Из бури снеговой,—
Не раз взлетал над чернью равнодушной
Огромный голос твой.
Стою, осыпан белокрылой, свежей,
Серебряной пургой…
Мне сны твои, — здесь, над могилой, — те же,
Учитель дорогой!
Лазурные, невидимые силы
Над родиной — взойдут!
Пускай ветра венок с твоей могилы
С протяжным стоном рвут.
И тот же клич тысячелетней злобы,
Как бич, взметает мгла…
Ночь белые, атласные сугробы
На гробы намела.
Я слушаю слетающие звуки:
Вздыхая мне венком,
Бросая тень, мне простирая руки
Над красным фонарьком,
Твой бедный крест, — здесь, под седой березой, —
Из бледной бездны лет,—
О камень бьет фарфоровою розой:
«О Друг, — разлуки нет!»
И бледных лент муаровые складки.
Как крылья, разовьет:
Спокойно почивай: огонь твоей лампадки
Мне сумрак разорвет.
1903, 1931
ЛЕТО
1
Над одуванным бережком
Жарой струит: переливает:
Пушинки легкие летком
В летениик белый улетают.
Вскипит зеленый лепетай,
Ветвистым лапником присвистнет;
Звепеньем комариных стай
Густой ознойный воздух виснет,—
Над пересушенным листом
И над муругим мухомором…
В полях пройдет пустым винтом;
Дохнет: полуденным измором.
2
Высокий вихорь пылевой,
Народ ругая, но… не очень,—
Густой, косматый головой
Взвивает чернохохлый клочень;
Затеяв дутый пустопляс,
Заколобродит по дорогам,
Задует мутью в рот и в глаз;
И — разрывается над логом.
3
Тропой обрывистой меня
Из дня уводит в прелый тинник —
Глухая, хрусткая лазня
Сквозь сухорукий хворостинник;
Журчит железистый ржавец;
И — моховатое болото,
Где из гнезда шипит птенец,—
Слепой, бесперый, желторотый;
И там, где травы — ползунки,
Где в жар пересыхают броды,
Там — сероперые чирки;
И — пестроперые удоды.
4
Уже слезливые кусты —
Алмазноглазы, сыры, сыты;
Уже с небесной высоты
Слезятся в вечер лазулиты.[2]
И молний миглая игра
Очнется к ночи; месяц — льдинка…
И — ночи первая пора…
И — неба первая звездинка.
1904, 1920
ПЕТЕЛ
1
И ночи, и дни
Как в туманах…
Встал
Алый, коралловый
Рог!
Я — устал,
Изнемог;
Ноги — в ранах…
Лай психи…
Огни…
Город — гроб…
Иглы терний —
Рвут лоб.
Свете тихий,
Вечерний!
2
Гарь
Стелет волокна;
Фонарь
Поднимаю на окна
— «Откройте —
Мне двери!
Омойте —
Мне ноги!»
И жути,
И муть…
Точно звери
В берлоге
— «Я—
Светоч!..»
— «Я—
Двери!»
— «Я—
Путь!»
3
Крут — пребудет
Воздух волен,
Светел
Я —
Не болен.
Я —
Как пыл
Далеких колоколен
Будет
То, что было —
Столько
Раз:
— «Мыло,
Полотенце,
Таз!..»
…………
Только
Петел
Ответил
1904 1931
В ОКНЕ ТЮРЬМЫ
Бросило блекло
Время —
В стекла
Моей тюрьмы —
Гнет,
Тень,
Бремя —
Вой
Злой
Зимы.
Лес
Весь
В снеге…
Галка,
Дым деревень…
Ветер — в поспешном беге
Ткет
Ночи тень
Здесь —
Рушусь в ночь я,—
Рушусь
В провалы дня…
Клочья
Вьюжные — бросятся…
Сроки минут
Уносятся,—
— Не унесут
Меня.
1905, 1925
РАЗУВЕРЕНЬЕ
Как нам уйти
От терпких этих болей?
Куда нести
Покой разуверенья?
Душе моей
Еще — доколь, доколе? —
Душе моей
Холодные волненья?
Душа — жива:
Но — плачет невозбранно;
Земля мертва…
Пройдут и не ответят
Но — там: смотри!..
В огни зари, — туманно.
В огни зари —
Иные земли светят.
Воздушный путь!
Яснеющие земли!
И зреет высь,
И зреет свет пустыни!
Но здесь — пребудь
До века ты отныне…
Ты покорись —
И долгий мрак приемли.
Пусть он растет!
И вновь склонись послушно
Душой немой…
И жди: и час настанет…
И водомет
Своей струёй воздушно,
Своей струёй,
Как некий призрак, встанет
Бесследны дни,
Несбыточны волненья.
Мы — искони
В краю чужом, далеком.
Безвременную
Боль разуверенья —
Безвременную
Боль — замоет током.
1907, 1921
СОЛНЕЧНЫЙ ДОЖДЬ
Подсолнечный дождик
В лазурь
Омолненным золотом
Сеет;
С востока — вечерняя
Хмурь;
И в лоб — поцелуями
Веет.
В полях — золотые
Снопы
Вечернего, летнего
Света.
И треплется тополь
С тропы,
Как влепленный в лепеты
Лета.
В объятиях облака
Спит —
Кусок голубого
Атласа;
И звездочка — ясно
Слезит,
Мерцая из мглы
Седовласой.
Я — милые щебеты
Пью,
И запах полыни
Не горек.
Тебя узнаю: —
Узнаю!
Из розовых, розовых
Зорек.
Ты? Нет — никого…
Только лен —
У ног провевает
Атласом;
Да жук, пролетая
Под клен,
Зажуркает бархатным
Басом,—
Да месяц, — белеющий
Друг,—
Опалом очерчен
Из сини;
Да тускло остынувший
Луг
Под ним серебреет,
Как иней.
1905, 1931
ПОМОЙНАЯ ЯМА
Бросила красная Пресня
В ветер свои головни…
Кончено: старая песня —
Падает в дикие дни.
В тучи горючие, в крики —
Тучей взметаемый прах…
Те же — колючие пики,
Кучи мохнатых папах.
Спите во тьме поколений,
Никните в грязь головой,
Гните под плети колени,—
Дети семьи трудовой!
Будет, — направленный прямо
В нас орудийный огонь…
Та же помойная яма
Бросила тухлую вонь.
В то же слепое оконце,
В злеющий жужелжень мух
И в восходящее солнце —
Пухнет мохнатый паук.
1906, 1925
ЯПОНЕЦ ВОЗЬМИ
Муха жужукает в ухо,
Пыльная площадь — пуста…
В пригород, тукнувший глухо,
Желтая ступит пята.
Крик погибающих братии
Встанет в пустой балалай,
Лай наступающих ратей
Слышишь ли, царь Николай?
В блеск восходящего солнца,
Став под окошко тюрьмы,
Желтая рожа японца
Выступит скоро из тьмы.
Тухни, — помойная яма!
Рухни, — российский народ!
Скоро уж маршал Ояма
С музыкой в город войдет.
1906, 1925
ВСТАВАЙ
В черни людского разроя
Встал параличный трамвай;
Многоголового роя
Гул: «Подымайся… Вставай…»
Стекла каменьями бьются:
Клочья кровавых знамен
С площади в улицы вьются,—
В ворохе блеклых времен.
Улица прахами прядет,—
Грохяет сердитым свинцом;
Ворон охрипнувший сядет
Над восковым мертвецом.
1907, 1925
ГОРОД
Выпали желтые пятна.
Охнуло, точно в бреду:
Загрохотало невнятно:
