Владимир Маяковский - Стихотворения (1927)

ФАБРИКАНТЫ ОПТИМИСТОВ

Не то грипп,не то инфлуэнца.Температура                    ниже рыб.Ноги тянет.                  Руки ленятся.Лежу.         Единственное видеть мог:напротив — окошко                               в складке холстика —«Фотография Теремок,Т. Мальков и М. Толстиков».Весь день                над дверью                                  звоночный звяк,а у окошка                 толпа зевак.Где ты, осанка?!                          Нарядность, где ты?!Кто в шинели,                       а кто в салопе.А на витрине                     одни Гамлеты,одни герои драм и опер.Приходит дама,                         пантера истая —такая она от угрей                             пятнистая.На снимке                нету ж —слизала ретушь.И кажется                этой плоской фанере,что она Венера по крайней мере.И рисуется ее глазам уж,что она            за Зощенку                              выходит замуж.Гроза окрестностей,                                малец-шалопайсидит на карточке                             паем-пай:такие, мол, не рассыпаны,                                         как поганки по́ лесу,—растем           марксизму и отечеству на пользу.Вот      по пояс                  усатый кто-то.Красив —                не пройдешь мимо!На левых грудях —                               ордена Доброфлота,на правых —                     Доброхима.На стуле,               будто на коне кирасир,не то бухгалтер,                          не то кассир.В гарантию                  от всех клевет и огорченийколенки сложил,                          и на коленки-споставлены                   полные собрания сочинений:Бебель,            Маркс                      и Энгельс.Дескать, сидим —                              трудящ и старателен,—ничего не крали                         и ничего не растратили.Если ты загрустил,                               не ходи далеко —снимись по пояс                           и карточку выставь.Семейному уважение,                                   холостому альков.Салют вам,                   Толстиков и Мальков —фабриканты оптимистов.

«ЗА ЧТО БОРОЛИСЬ?»

Слух идет                бессмысленен и гадок,трется в уши                     и сердце ёжит.Говорят,              что воли упадоку нашей             у молодежи.Говорят,              что иной братишка,заработавший орден,                                  нынепро вкусноты забывший ротишкопод витриной                      кривит в унынье.Что голодным вам                              на завистьокна лавок в бутылочном тыне,и едят нэпачи и завыв декабре               арбузы и дыни.Слух идет                о грозном сраме,что лишь радость                            развоскресе́нена,комсомольцы                      лейб-гусарамипьют        да ноют под стих Есенина.И доносится до нассквозь губы́ искривленную прорезь:«Революция не удалась…За что боролись?..»И свои 18 летпод наган подставят —                                     и нет,или горло                впетлят в ко́ски.И горюю я,                 как поэт,и ругаюсь,                 как Маяковский.Я тебе           не стихи ору,рифмы в этих делах                                 ни при чем;дай      как другу                    пару рукположить               на твое плечо.Знал и я,              что значит «не есть»,по бульварам валялся когда,—понял я,             что великая честьза слова свои                      голодать.Из-под локона,                       кепкой зави́того,вскинь глаза,                     не грусти и не злись.Разве есть                 чему завидовать,если видишь вот эту слизь?Будто рыбы на берегу —с прежним плаваньем                                  трудно расстаться им.То царев горшок берегут,то    обломанный шкаф с инкрустациями.Вы — владыки                       их душ и тела,с вашей воли                      встречают восход.Это —          очень плевое дело,если б          революция захотеласо счетов особых отделовэту мелочь                 списать в расход.Но, рядясь                 в любезность наносную,мы —         взамен забытой Чеки —кормим дыней их ананасною,ихних жен                одеваем в чулки.И они         за все за это,что чулки,                что плачено дорого,строят нам                  дома и клозетыи бойцов              обучают торгу.Что ж,          без этого и нельзя!Сменим их,                   гранит догрызя.Или      наша воля обломаласьо сегодняшнюю                         деловую малость?Нас      дело              должно                          пронизать насквозь,скуленье на мелочность                                       высмей.Сейчас            коммуне                          ценен гвоздь,как тезисы о коммунизме.Над пивом                 нашим юношам лисклонять              свои мысли ракитовые?Нам      пить             в грядущем                                все соки земли,как чашу,               мир запрокидывая.

ВМЕСТО ОДЫ

Мне б хотелось                         вас                              воспеть                                           во вдохновенной оде,только ода                 что-то не выходит.

Скольким идеаламсмерть на кухне                         и под одеялом!

Моя знакомая —                          женщина как женщина,оглохшая               от примусов пыхтения                                                  и ухания,баба советская,                         в загсе ве́нчанная,самая передовая                           на общей кухне.Хранит она                  в складах лучших датзамужество                   с парнем среднего ростца;еще не партиец,                          но уже кандидат,самый красивый                          из местных письмоносцев.Баба сердитая,                        видно сразу,потому что сожитель ейныйогромный синяк                         в дополнение к глазуприставил,                 придя из питейной.И шипит она,                    выгнав мужа вон:— Я       ему             покажу советский закон!Вымою только                       последнюю из посуд —и прямо в милицию,                                прямо в суд…—Домыла.             Перед взятием                                     последнего рубежазвонок          по кухне                       рассыпался, дребезжа.Открыла.               Расцвели миллионы почек,высохла              по-весеннему                                    слезная лужа…— Его почерк!письмо от мужа.—Письмо раскаленное —                                     не пишет,                                                     а пышет.«Вы моя душка,                         и ангел                                     вы.Простите великодушно!                                      Я буду тишеводы        и ниже травы».Рассиялся глаз,                         оплывший набок.Слово ласковое —                             мастер                                        дивных див.И опять            за примусами баба,все поняв               и все простив.А уже         циркуля письмоносцаза новой юбкой                        по улицам носятся;раскручивая язык                            витиеватой лентой,шепчет            какой-то                         охаживаемой Вере:— Я за положительность                                       и против инцидентов,которые             вредят                        служебной карьере.—Неделя покоя,                      но больше                                       никакне прожить                  без мата и синяка.Неделя —                и снова счастья нету,задрались,                 едва в пивнушке по́были…Вот оно —                семейное                                «перпетууммобиле».И вновь            разговоры,                             и суд, и трескна много часов                        и недель,и нет решимости                           пересмотретьсемейственную канитель.

Я   напыщенным словам                                    всегдашний враг,и, не растекаясь одами                                     к 8 марта,я хочу,           чтоб кончилась                                   такая помесь драк,пьянства,               лжи,                      романтики                                       и мата.

ФЕВРАЛЬ