Андрей Добрынин - Сборник поэзии 1
Поймешь, как дерзки пальцы эти, Как тяжек этой плоти гнет, Но только Гитлер на портрете Тебе цинично подмигнет.
И по шершавому бетону Мои зашлепают носки, И ты метнешься к телефону, Крича от страха и тоски.
Но тщетно! Телефонный провод Я тесаком перерублю И изреку, как веский довод, Что я давно тебя люблю
И что любовь - не только счастье: Под ней таится иногда Угрюмый бункер сладострастья, Где пропадают без следа.
Андрей Добрынин Как из чьего-то сна дурного Со мною рядом ты восстала У шаткого ларька пивного, Что в центре моего квартала.
Мочой пахнуло, и ночлежкой, И многослойным перегаром. Я с доброй ленинской усмешкой Тебе пивка отлил задаром.
Я не потребовал расплаты В кустах, щетинившихся рядом. Покуда с жадностью пила ты, В тебя я ввинчивался взглядом.
В то, что диковинней диковин В твои глаза всмотрелся ближе. Они - как парочка крыжовин, Увязших в розоватой жиже.
Они - как два жука навозных В желудочном соку варана, Как два плевка туберкулезных Под вялой струйкою из крана,
Как два глазка прыщей багровых На влажном воспаленном лоне, Как две колонии грибковых В своем питательном бульоне...
Распада мертвоокий гений И символ всей житейской мути, Весь мой поток уподоблений Твоей не отражает сути.
Сумеет ли признать ученость, Не скатываясь в блудословье, То, что болезнь и извращенность Есть форма жизни и здоровья?..
Ты сквер икотой огласила, Глухой и гулкой, как из бочки. Биохимические силы Боролись в грязной оболочке.
Качнулась ты и в пыль упала, Ругая мужиков-придурков, И заворочалась устало Среди бумажек и окурков.
Андрей Добрынин
И, на тебя взирая сверху Как на оживший тюк одежды, Я знал: мы схожи на поверку Мы оба лишены надежды.
Не вправе я тебя дичиться, Ведь и во мне угасла вера, Пусть день любовью завершится В пыли хиреющего сквера.
Андрей Добрынин
Не заводите бультерьеров, Не повинуйтесь глупой моде. Не только злобность и уродство Всей этой свойственны породе.
Они с фельдфебельским усердьем Хозяев охраняют праздных, Но похоть жгучую до срока Таят в телах бочкообразных.
Однажды некая девица Выгуливала бультерьера, И в тот же час маньяк предпринял Обход всех закоулков сквера.
Маньяки никому не верят, Точнее, верят лишь в удачу. Напрасно плакала девица, Хоть даже я пишу и плачу.
Маньяк слезам давно не верил В нем люди растоптали веру, И вот насилие свершилось Под тяжким взглядом бультерьера.
Маньяк рычал, сопел и ухал, Девица же боялась пикнуть, А бультерьер следил за ними, Чтоб в тайны коитуса вникнуть.
Он мог бы вглядываться вечно В совокупленье человечье, Вскричав:"Остановись, мгновенье!" Но не владел он связной речью.
Маньяк встряхнулся, причесался И растворился в полумраке, И поплелась домой девица В сопровождении собаки.
Папшп рявкнул:"Где шаталась?!" Но вдруг все понял и осекся, А бультерьер индифферентно Уже на коврике улегся.
Отец навел на бультерьера Двустволку буркал воспаленных, Он вспомнил, как за дармоеда Он выложил пятьсот "зеленых".
Андрей Добрынин
Он вспомнил, как он холил зверя, Но из того не вышло толку, И со стены отец несчастный Снял настоящую двустволку.
Обвел он взором обстановку, Ввезенную из загрраничья, Вдруг постигая, как непрочно На свете всякое величье.
Мне очень жаль, что в ту минуту Меня не оказалось рядом. Швырнул бы я в лицо буржую Слова, пропитанные ядом:
"Глупцы, вы верите лишь в доллар, Забыв про равенство и братство, Но прах перед прибоем жизни Все буржуазное богатство.
Вам не помогут бультерьеры, Меха, особняки, "линкольны", И вы проказами маньяка Напрасно так уж недовольны.
Маньяков дерзкие наскоки По сути, только первый опыт. Столиц растленных мостовые Уж сотрясает мерный топот.
Все снова сбудется согласно Марксистской социальной карме. Маньяки - это лишь разведка Железных пролетарских армий".
Андрей Добрынин
Когда ощупал тьму тоннеля Глубинный луч электровоза, Моим вниманьем завладела Твоя скучающая поза.
Ты щеголяла в черной шляпе И в кимоно темнозеленом, Под ним я пышный бюст увидел Сверлящим взором воспаленным.
Была ты в розовых перчатках И в фиолетовых сапожках, Лосины красные блестели На сильных узловатых ножках.
Ты взор мой пламенный поймала, Но не показывала вида Так перед чернью выступала Великая Семирамида.
В твоих глазах, совок ничтожный, Я значил до смешного мало. Том "Анжелики в Новом Свете" Ты крепко к сердцу прижимала.
Для мира чересчур прекрасны Такой прикид, такие формы И я тебя под близкий поезд Столкнул решительно с платформы.
И отошел, чтобы не видеть Последующей тяжкой сцены, И разом брызги и ошметки Влепились в мраморные стены.
Раздался рев, но пригодилась Конспиративная сноровка Крича:"Пустите! Что случилось?!" В толпу я затесался ловко.
Навстречу мне старухи лезли, Подпрыгивая и ругаясь. Я к эскалатору пробился И скорбно думал, поднимаясь:
"Увы! К бесформенным ошметкам Свелось блестящее обличье! Так ужасающе непрочно На свете всякое величье".
Андрей Добрынин
Пропился я почти дотла Весною, на Святой неделе, Когда церквей колокола Неумолкаемо гудели.
Восстал с одра я, нищ и гол, Едва забрезжившею ранью. Постиг я, Боже, твой глагол, Зовущий смертных к покаянью.
Я знал - лицо мое собой Являет крайнюю помятость, Но с перезвоном над Москвой Повсюду разливалась святость.
Я в храм направился бегом И там, по Божьему глаголу, Горячим прикоснулся лбом Семь раз к заплеванному полу.
Молитвой душу я согрел, На паперть вышел - и мгновенно Слова знакомые узрел На вывеске:"Пивная "Вена"".
Готов, о Боже, жизнью всей Тебе служить я, как Иаков,Зачем же создал ты друзей, И пиво, и вареных раков?
Зачем ты, Боже, терпишь звон И толстых кружек, и стаканов, Зачем тобою вознесен Хозяин "Вены" Тит Брюханов?
Вот он зовет:"Иди сюда, Ведь я сегодня именинник", И мне не деться никуда, Я задолжал ему полтинник.
Он весь лучится добротой, Как будто искренний приятель, И предлагает мне:"Постой, Хлебни очищенной, писатель".
Иду вкушать запретный плод Неровной поступью калеки И чую: сатана живет В почтенном этом человеке.
Брюханов весел, маслянист Ехидна с обликом невинным, Но час пробьет - и нигилист Его взорвет пироксилином.
Андрей Добрынин
При всех сокровищах своих Брюханов рая не добудет: Единого из малых сих Он соблазнил - и проклят будет.
Стакан с очищенной держа, В душе взываю к силе крестной: "Пускай вовеки буржуа Не внидут в вертоград небесный".
1997
Андрей Добрынин
Кто нынче не слыхал о сексе? Таких, должно быть, больше нет. Охватывает, словно сепсис, Зараза эта целый свет.
Не срам ли, коль иной поганец, На вид еще совсем сопляк, Партнершу пригласив на танец, Ее слюнявит так и сяк.
Но что в особенности жутко, Чего вовек я не приму В ответ на это проститутка Лишь улыбается ему.
Сосредоточившись на теле И позабыв свой долг земной, Плевать на все они хотели, Что происходит со страной.
Их породила перестройка Мы жили, веря и трудясь, А этим побыстрее только Вступить бы в половую связь.
Нет, раньше лучше было все же, Был твердым нравственный закон: Вмиг получал наглец по роже И вылетал с танцулек вон.
И нам случалось быть в охоте, На стенку впору было лезть, Но пыл мы тратили в работе, Крепили трудовую честь.
Все директивы выполняли Мы руководства своего, Детишек на ноги подняли, Про секс не зная ничего.
А чем ответили детишки? Нельзя их нынче расстрелять, Но можно снять остаток с книжки И в ресторане прогулять.
Им не видать уже тысчонок, Что честным скоплены трудом. Еще неплохо снять девчонок И привести в свой тихий дом.
Андрей Добрынин
А там, открыв оскал вампира, Издать в прихожей страшный рык, Чтоб вмиг притихла вся квартира, Узнав, что сердится старик.
В компании девчонок шалых Пропить все деньги и проесть И массу знаний запоздалых О сексе за ночь приобресть.
Им не видать таких сражений, Безмозглым нынешним юнцам! Конечно, жалко сбережений, Дающим первенство отцам.
Однако побалдеем клево, А деньги - это ерунда, Вот только б суку Горбачева Еще повесить без суда.
1997
Андрей Добрынин Предпочтенье порой отдается другим, Но меня это, право же, вовсе не злит. С одиночеством, даже и самым глухим, Мне рассудок покорно мириться велит.
Вот соперник бумажником машет тугим, А в моем кошельке только мелочь звенит. Мне нельзя похвалиться признаньем мирским, А другим монумент прежде смерти отлит.
Научившись оценивать трезво себя. Отрицать не намерен заслуги других, За соперников пью я на бедном пиру. Если я их ругнул - это только любя, Это только мозгов помраченье моих, И охотно я ругань обратно беру.
1997
Коль рассудка ты вовсе лишен, Можешь бросить голодному снедь. С отвратительной жадностью он Сразу чавкать начнет и сопеть.
Задыхаясь и жутко хрипя, Пропихнет себе в глотку куски И опять возведет на тебя Взгляд страдальческий, полный тоски.
