Моисей Тейф - Песнь о братьях
1941
Старшина
Пер. А. Кронгауз
Завалило снегом всех,Стелется метель по скату,И, проваливаясь в снег,Старшина стучит к комбату.Сонный поднялся комбатИ скорей за автомат:— Что за новость приволок.Старшина — солдатский бог?Может, вражеский десант?— Нет, товарищ лейтенант!— Спирт привез? Ребят обрадуй..— Нет, товарищ лейтенант!— Вызывают за наградой?— Нет, товарищ лейтенант!— От невесты, может, новость?— Нет, товарищ лейтенант!— Старшина, имей же совесть,Шутишь ты, а может, пьян?— Не шучу я и не пьян.В штаб доставили баян. —Лейтенант вскочил: — Да ну?!Крепко обнял старшину:Моего седлай коня,Вороного «Быстрого»,Горячее он огняИ быстрее выстрела…Мчись скорей в политотдел,И чтоб баян не проглядел. —Нет дороги — целина,Стелется метель по скату…Выполняет старшинаПриказание комбата.Конь летит по целине,По деревням ветер свищет.Пепелища. Пепелища…К штабу мчится на конеСлавный минский паренек,Старшина — солдатский бог.
Спирт во флягах на столе — Молодец старшина!И обед кипит в котле — Молодец старшина!И в кисетах есть махра — Молодец старшина!Письма всем принес с утра — Молодец старшина!Так гони скорей коня, старшина,Батарее нашей песня нужна…
Пролетает час-другой,Над замерзшею рекойЗанимается рассвет,Поле освещается…Старшины все нет и нет,Он не возвращается.
Сел комбат за телефон:— «Дон!»«Дон!»Слышишь, «Дон?!»Это говорит «Двина».Был у вас мой старшина?
— Старшина?Нет, не бывал!Погоди, он ростом мал?Как же, был такой у нас,Ускакал домой тотчас…Прямо с «Дона» на «Двину»Ожидайте старшину…
Снова день…И ночь кончается…Вьюга хлещет вдоль дорог.И опять не возвращаетсяСтаршина — солдатский бог.
Показался наконецИз-за леса жеребец,Распушил по ветру хвост,Закричали все:— Кос-кос!
Но не шел он — поднял уши,Натянулся весь струной,Будто песню ветра слушал,Песню вьюги за спиной,На спине его меж ссадинОпустевшее седло,Где же, конь, твой смелый всадник,Или вьюгою смело?
На комбате нет лица.— В лес! За мною! Три бойца!
…Вдруг споткнулся на бегу —Шинели зеленые,Два фашиста на снегу,Вьюгой убеленные.На шинелях кровь чернаЧуть снежком заметена.Что-то там темнеет с краюВозле сломанной сосны,Не ушанка ль меховая?Да! Ушанка старшины!Вот и сам он в сторонеСпит на снежной простыне,На торжественной, безбрежной,Что расстелена вокруг,Спит он на постели снежнойПод родное пенье вьюг.Завертелся снежный улейСон спокоен. Ночь глуха.И баян, пробитый пулей,Развернул над ним меха.
1942
Девушка-пилот
Пер. Р. Сеф
Аэродром.На зеленом фонеДевушка в летном комбинезоне.
Смотрит в бинокль,Туда, где пламяНад Гомелем в небо взвилось столбами.
И кажется — вот он,Подать рукою,Город родной над тихой рекою.
Аэродром.На зеленом фонеСтройная девушка в комбинезоне.
Все, что вчераБыло мирным кровом,Видится ей лишь в дыму багровом.— Там, командир, вон за этим яром,Детство мое объято пожаром…
— Слушай!Разведчики известили:Немцы близ мельницы штаб разместили.Задача: разрушить, смешать с землею.Ясно?Готовить машину к бою!
— Есть готовитьМашину к бою,Вражеский штаб смешать с землею!
Зубы стиснуты.Пальцы сжаты.Машину молнией мчит крылатой.
Полковник ждет,Мгновенья считая,Минута прошла, прошла и другая.
Нет как нет ее.Время течет.Пульс выбивает секундам счет.
Но дождалисьИ сегодня.ВотУже самолетНа посадку идет.
И рапорт: — Выполнено!ДотлаЯ дом, где фашисты засели, сожгла.
— Ты ранена?!— Нет, — прошептала с трудом. —Сожгла я только что собственный дом…
1944
Внук музыканта
Пер. С. Гудзенко
Темная ночь. Отдыхают полки.Танки заснули в кустах.Ветер холодный с немецкой реки.Поле в могильных крестах.
Скоро, начнется последний бой…В небе из-за лескаВзвился ракеты огонь голубой, —Значит, атака близка.
И тишина. Отдыхает земляПосле нелегкого дня.Город сжимает тугая петляНашего артогня.И тишина. Кто летит по тропе?Едет из штаба связной.Вот он проходит уже по травеВдоль по опушке лесной.— Левина, срочно!— Сержанта? Сейчас!
…В крайней землянке возня.— Левин, вставай!Получен приказ:Ждет генерал.— Меня? —И тишина.Кто летит по шоссе?Слушает часовой.Двое людей в световой полосе.— Кто там? —И весело: — Свой!
Штаб.По трехверстке прошел не спешаКрасный огрызок карандаша,Горло Берлина сжимая.Тени качаются на стене.И генерал сидит в тишине.Дремлет передовая.
— Слушай, сержант,Ты музыкант?— Да, генерал!— На чем ты играл?Ты кларнетист?— Нет, генерал!— Ты тромбонист?— Нет, генерал!— И не флейтист?— Нет, генерал!— На чем ты играешь, солдат?— Мой инструмент — автомат!— А до войны?— Был скрипачом.— Так собери музыкантов скорей.Завтра мы наступление начнем.Мало мне музыки батарей.Ясно тебе? Почему замолчал? —Тихо спросил генерал.
…Свет фонаря освещает глаза,А на ресницах слеза.— Разве в атаку легче ходить?И под огнем безопаснее жить?Что замолчал? —Спросил генерал.— Пишет жена?— Нет, генерал!— Где же она?— Там, генерал!..— Брат и сестра?— В пепле костра…— А старики?— В тине реки…Клезмера[4]-деда к оврагу вели,Чтобы он фрейлехс[5] играл…Я на Тучинке[6] в черной пылиКлятву священную дал.Я до победы не музыкант,Мой инструмент — автомат.— Есть у тебя и такой талант.Ты настоящий солдат.
Будто алмазами режут стекло,Небо ракеты прожгли.Дымом Берлин заволокло,Танки на приступ пошли.Горло Берлина сжимает петля.Стонет земля.Город горит, задыхаясь в дыму,Рушась во тьму.Рвется пехота вперед и впередДо Бранденбургских ворот.И тишина. Додымил, допылалГород над Шпрее-рекой.Вышел из виллиса генералИ помахал рукой:— Левин, устал?— Нет, генерал!— Скрипку в подарок возьми, сержант.Есть у тебя и такой талант.
…Тихо вокруг. Офицеры молчат.Фрейлехс играет в Берлине солдат.
1945
Добрый сосед
Пер. С. Гудзенко
Заборы. Калитки. У старой аптекиНаш дом деревянный под тенью акаций.Как видно, останутся в сердце навекиМинск, Пролетарская, дом 18.
И мне 18! О ангел с косоюИз городка белорусского Копыль,Где травы на выгоне блещут росою,Где с тополем важно беседует тополь.
Не знаю — губами, руками, очамиМеня эта девушка приворожила…Летал на свиданья глухими ночами,Мне крылья давала какая-то сила.
— Нарви мне сирени, — попросит, бывало, —За каждую веточку я поцелую. —Ломаю сирень, и все кажется мало,И снова ломаю сирень молодую.
Кувшинчики белые не распустились,За низким забориком ждет мое счастье.И синие сумерки ниже спустились.И приняли в нашем свиданье участье.
А в этом саду жил поэт знаменитый.Мы пили с ним воду из общей криницы.И мшистый заборик, травою повитый,Делил переулок, как будто граница.
Не садом, соседом своим любовался,Когда он утрами ходил по дорожке.Сиреневый куст над тропою склонялся.Тюльпаны сгибали зеленые ножки.
Потом приходили к поэту селяне —В льняных домотканых рубахах ребята.Я слушал: шумят и поют на поляне,И песни летят и садятся на хаты,Как птицы. И матери знают в Полесье,Что хлопцы гуляют у Янки Купалы.
О юность моя! Белорусские песни!Хочу, чтобы все повторилось сначала!
…А утром я снова пришел за сиренью.Нарвал. И скорее к забору рванулся.Повис, исцарапав до крови колени.И пятки моей кто-то пальцем коснулся.
Сквозь землю хотел провалиться от страха.Сосед засмеялся:— Куда ты, куда ты?
Послушай, поет перелетная птаха,Она возвратилась до дому, до хаты.Ты думаешь — жалко сирени?Мой милый,Мне жаль, что за нею приходишь украдкой,Слыхал, что ты тоже изводишь чернила,Ночами склоняясь над первой тетрадкой…Ты знаешь, что песни растут, как живые, —Корнями из сердца цветут они пышно.А если ты станешь поэтом, в чужиеНе стоит сады забираться неслышно.
…А годы прошли. И война отгремела.И я возвратился к родимым руинам.У рва, где гремели раскаты расстрела,Один я грущу над женою и сыном.
Но дому и саду у старой аптекиЕще суждено из-под пепла подняться, —Ведь в сердце поэта остались навекиМинск, Пролетарская, дом 18.
1946
