Поль Валери - Избранные стихотворения

которое и посвящаю

тебе.

Ужели чудеса нагромоздило Небо

Для обиталища змеи?

Пьер Корнель

Кто плачет в этот час? Не ветер ли ночной

Гранит верховные алмазы надо мной?

Кто плачет так, что я сама вот-вот заплачу?

Ладонью заспанной блуждаю наудачу

По ледяной щеке и, уступив стыду,

От вещей слабости слезы заветной жду:

Оттает, чистая, права судьбы присвоив,

Засветится во тьме сердечных перебоев.

В нашептыванье волн мне слышится упрек:

Опять доверчивость чужую подстерег

Прибой и заточил, не выплеснув на сушу,

В соленом горле скал обманутую душу...

Что делаю я здесь, растрепана, робка?

Безлиственно дрожит холодная рука,

По островам груди в сомнении плутая...

Всесокрушением томится даль пустая...

Свечусь, привязана к тебе, сквозная гроздь!

Величественный свод, неотвратимый гость,

Достойный проницать пространства временные

И в безднах порождать свеченья неземные, —

О сколько чистоты в сиянии твоем!

Сверхчеловеческим предвечным острием

Ты сердце смертное пронзил до слез, до дрожи...

Наедине с тобой стою, покинув ложе,

На изувеченной фантазмами скале,

Пытаясь разгадать в незаживленной мгле,

Какой неправдой я разбужена ночною,

Свершенной надо мной или свершенной мною?

...А, может, прежних слов я одержима злом,

Когда прохлада рук переплелась узлом,

Сдавив мои виски (задута лампа шёлком),

И молнию души ловила я осколком

Небытия, о нет, была я госпожой

Неотягченных вен: мой взгляд, почти чужой,

Следил, раскинувшись над лабиринтом плоти,

Как, дебри тайные купая в позолоте,

Змеиный, жгучий я нащупала укус.

Какие обручи желанья, нежный груз

Сокровищ трубчатых, скользящих шлейфом томным,

И жажда светлого в нагроможденье темном!

Коварный!.. В отблесках язвящего огня

Пронзенной, познанной оставил ты меня...

В изменнице-душе нас возрождает жало:

Твой яд отныне — мой! Познав себя, бежала

По жилам молния — мной обладавший яд.

Для скрытных девственниц огни его таят

Угрозу ревности — к кому же я ревную?

О боги! ощутить в себе сестру иную,

Всегда горящую, всегда настороже!

Простосердечие, ненужное уже!

Прочь от меня ползи, любезный Змей, мне гадки

Заемной хитрости петлистые догадки

И преданность твоя, услужливый беглец

Наивных головокружительных колец!

Вокруг себя совьюсь — души моей достанет,

Она, раскинувшись над тенью, не устанет

Всю ночь вгрызаться в холм прельстительной груди,

Излившей молоко мечтаний, — отведи

Сверкающую длань, грозящую любовью

Бесплотности моей, какому пустословью

Желанный, жертвенный я предпочту удел?..

Развалин позумент, меня ты не задел

Теченьями, — уйми волнистые разгулы,

К истокам возврати беспутные посулы:

Глаза мои давно открыты, не ждала

Я меньшей ярости от скрученного зла

В пустынной сухости запрятанного клада.

Границу моего мыслительного ада

Пытаюсь различить — о многом знаю я...

Пусть лицедействует надломленность моя,

Не так прозрачен дух, чтоб идольская злоба

В пещеру разрослась безрадостного гроба

Под взлеты факела в граненой, скальной мгле.

Когда б мы ведали, что может на земле

Из бесконечного родиться ожиданья!

Но даже тень сдалась агонии страданья.

Тревожный взор души прожорливо-глубок:

Витого чудища волнующий клубок

На жаркую ступень вползает, обессилен

Тягучей томностью заласканных извилин...

Что значишь ты в моей немеркнущей ночи,

Рептилия? сплетя капризные бичи,

Мой небрежащий сон ты созерцала, вспомни!..

Но я изменчивей, о Тирс, я вероломней!

Со мною заодно опасности мои.

Пещерный выползок, прочь от меня струи

Бескостный свой хребет, спиральной страстью вздутый,

Другую танцами массивными опутай,

Пленяй нагую ночь ее закрытых вежд

Чередованием тождественных одежд,

Клубись, высиживай зародыши зевотной

Сердечной слабости, покуда сон животный

Сжимает девственниц лоснящимся кольцом...

Не выплакав тоски, с заплаканным лицом,

Бессонно-бледная, проснулась на постели,

Но склеп, укачанный в отсутствующем теле

Разбила, перейдя порог небытия.

Потом, облокотясь, во тьму смотрела я,

Мечту к державному примерив своеволью.

Всецело дорожа божественною болью,

Я ранку узкую на дрогнувшей руке

Бросалась целовать: я знала, вдалеке,

На гребне древнего догадливого тела

Горит огонь. "Прощай!" — я закричать хотела

Себе, земной сестре, солгавшей в остальном...

Единственное Я, не созданное сном!

Живая жертвенность, очерченная блеском

Безмолвья... Бледный лоб, преследуемый плеском

Волос, украденных ветрами, и в морях

Продленный нитями седых, косматых прях, —

С непобедимым Днем мое венчанье празднуй!

Перед улыбчивой вершиною алмазной

Супругой равною я простираюсь ниц...

О драгоценный лес сомкнувшихся ресниц,

Слепой полуночью переплетенных густо,

На ощупь, в темноте, молясь тысячеусто,

Покровом пористых окружных позолот

Вбирала вечность я и бархатистый плод —

Себя! — вручала в дар бессмертию вселенной,

Но в бледной мякоти, под кожурою пленной,

Кипящий солнцем сок не бредил горячо

Загробной горечью, — открытое плечо

Пожертвовала я просвеченным высотам:

На грудь, обильную под стать счастливым сотам,

Объятьем вогнутым сошел уставший мир.

Ты поглотил меня, светящийся кумир! —

Бегу и быстрые распутываю тени,

Скользя туникою по зонтикам растений,

Склоняя лезвия надменных, хрупких трав,

Бегу, величие цветущее поправ

Счастливой гордостью своей свободы новой.

Порой за полотно зацепит куст терновый

И тела свежего мятежную дугу

Перечащим шипам откроет на бегу —

Под куполом льняным оно блеснет, прославясь

Твоими красками, о бронзовая завязь!

Отчасти тяготясь могуществом пустым,

В душе послушная желаниям простым,

Чью волю гладкие присвоили колени,

Я сбрасывала гнет неловких сожалений,

И чувственная цель казалась мне светла:

К ней глина вязкая шагов моих плыла.

Беспечной стала я и на решенья быстрой.

Пылающий покров из снов природных выстрой

И до бескрайности, о Полдень, опьяней!

Беги!.. Увы, у ног недружество теней

Скользит струящимся подобьем зыбких мумий,

Загримированной бесплотности угрюмей,

Неубивающей касается земли,

Танцует, гибкое, в нетронутой пыли,

Таится между мной и розой огневою

И разрывается, не шелохнув листвою...

О похоронная ладья!...

                                               А я стою,

Живая, и, вручив себя небытию,

Вооружаюсь им и, как гортань сухая,

Хмель померанцевый восторженно вдыхая,

Зениту жертвую пустой, сторонний взгляд.

О неужели свет от сердца отдалят

Растущей полночи пытливые секреты,

И уголок души расширится, согретый

Глубинным знанием, избегнув чистоты!..

В полубеспамятстве стряхнуть не в силах ты

Недвижный обморок дрожащих ароматов,

Нагая статуя, чей мрамор бледно матов

В капризном золоте дурманящих лучей.

Нет, черный мой зрачок, зрачок давно ничей,

Колодцем тартара круглится, обрываясь

В мыслительную тьму, — я ветру открываюсь,

Но душу отстоять у веток не могу,

На золотящемся вселенском берегу

В обличье Пифии стенаю и коснею,

Пьяна пророчеством, что мир погибнет с нею.

Загадки идолов в себе я обновлю.

Задумаюсь, замру и небеса молю,

Прервав мечтания, бегущие зеркальным

Крылом по солнечным кругам зодиакальным,

Меняясь сотни раз в игре с небытием,

Пылая в мраморе зияющем моем.

Глазастой пропасти опасная добыча!

Духовным зрением над взморьями владыча,

Я столько видела сменяющихся дней,

Что ведала, какой окажется бледней,

Какой сиянье мне подарит в ровном беге,

Но кроме скуки я не знала привилегий,

Заря шептала мне: враждебность предпочти.

Почти умершая, бессмертная почти,