Лариса Миллер - Накануне не знаю чего
Юле Покровской
И чтобы пенье не кончалось,Чтоб петь всё время получалось,Чтоб звук, однажды замерев,Рождался вновь. Чтоб был напевНеповторимым и текучим.Наверно, ты вот этим мучим.Любая пауза страшит.А вдруг Господь тебя лишит(Бывает и такая кара)Столь незаслуженного дара.
«Иду всё дальше…»
Иду всё дальше. А левейСадится солнце. А с ветвейСлетают листья – жёлтый, красный.А впереди исход неясный.Неясный разве? Вот и пруд.И листья, что покорно мрут,Бесшумно на воду ложатся,Мешая небу отражаться.
«И несмотря на все потери…»
И несмотря на все потери,Живу я, обещаньям веря.И лес, который обнищал,Мне море света обещал.И день, который гас так скоро,Мне обещал златые горы.На счастье или на бедуЯ всё обещанного ждуИ всё протягиваю рукиПри каждом еле слышном звуке.
«Хватит тебе голосить…»
Хватит тебе голосить, голоситьИ о несбыточном чём-то просить.Ты здесь не первый, не тысячный даже.Все загибались от тяжкой поклажи,И никогда никого не спасли.Все до конца свою ношу несли.Сердце болело, колени дрожали,Но нагружали живых, нагружали.
«Я иду, увязая в осенней грязи…»
Я иду, увязая в осенней грязи.Порази меня, жизнь, новизной порази.Порази чем-нибудь до сих пор небывалым.Я иду по путям твоим шагом усталым.Что поделать со мной? Я сама не нова.Не нова, как пожухлая эта трава,Как летящий мне под ноги листик дубовый,То ли мёртвый уже, то ли к смерти готовый.
«Ты наклонись, а я шепну…»
Ты наклонись, а я шепну,Не нарушая тишину.Так хорошо с тобой, мой милый.Вот снег летает легкокрылый.Он – видишь? – тает на лету.Люблю вселенскую тщетуИ выжить жалкие попытки,Терпя потери и убытки.Вот тает снег под фонарём.И мы когда-нибудь умрём.Умрём в счастливом заблужденье,Что смерть – души освобожденье.
«А если прокрутить назад…»
А если прокрутить назадВсю эту плёнку – будет сад,В котором вишни дозревают,И гнёзда ласточки свивают,И яблони до самых крыш,И спит в коляске наш малыш,И я в купальнике открытомТружусь, склонившись над корытом,И пена мыльная густа,А ты малину ешь с куста,И мы ещё почти в началеДороги нашей. И печалиСветлы, как говорил поэт.Куда ни глянь, повсюду свет,И я живу, себя не мучаСознанием, что жизнь летуча.
«Рождённого под небесами…»
Рождённого под небесамиСнабди земными адресами.Пусть он не будет одинок.Ты стольким, Господи, помог.Пусть он в объятьях спит ночами,Пусть упивается речами Нежнейшими.Пусть будет он Доверчивым, как детский сон,Пока Ты не поставишь точку,Заставив гибнуть в одиночку.
«Всё было…»
Всё было – и кровь, и расстрельные списки,Баланда тюремная в погнутой миске,И пытки, и дым смертоносных печей,Но снова ты млеешь от нежных речей, Земное дитя, неразумное чадо.И снова ты солнышку вешнему радо,И снова ты греешься в вешних лучахИ бродишь в лесу при осенних свечах.
«Любить душой неутолённой…»
Любить душой неутолённойКрай неба, вечно удалённый.Край неба – алые мазки —Любить до боли, до тоски.
Любить любовью безнадёжнойНебесный край. Его тревожныйМеняющий оттенки цвет,Сходящий медленно на нет.
«Тихо живу…»
Тихо живу. Никуда не спешуИ над тобой, мой родной, не дышу.Только бы всё это длилось и длилось.Целую жизнь бы об этом молилась.Рядом с тобой мне светло и тепло.Только бы время неспешно текло.Только бы слышать, как ходишь и дышишь.Только бы знать, что и ты меня слышишь.
«Он умер вечером, а днём…»
Он умер вечером, а днёмПисал с натуры анемоны:Цветы, и стебли, и бутоны,И вазу, что горит огнём,Такого красного стекла,Что даже глазу было больно.И жизнь текла легко и вольноИ незаметно истекла.
«Жизнь оказалась быстротечной…»
Жизнь оказалась быстротечной,А ты достоин жизни вечной,Как появившийся на светТобой написанный букет,Роскошный, на небесном фоне,Букет гортензий и бегоний,Букет, что радует сердца,Не помня своего творца.
«То серое, то голубое…»
То серое, то голубое...А я согласна на любое.Лишь было бы над головойБольшое небо в час любой,Которое сегодня плачетСлезами пресными. И значит,Я нынче буду вся в слезах,Скопившихся на небесах.
«А сегодня во сне я летала…»
А сегодня во сне я летала.И когда за окошком светалоЯ видала воздушные сны.О, как рамки земные тесны.День ненастный встречает сурово.Просыпаюсь и шаркаю снова,Грязь осеннюю грустно месяИ обвисшие крылья неся.
«Я с миром в переписке состою…»
Я с миром в переписке состою.Ей-богу, ничего не утаю.Он то чужой мне, то родной и близкий.Я с миром в постоянной перепискеИ отвечать ему не устаю.
То перышком, то веткой, то звездойМне, женщине давно не молодой,Он почему-то пишет регулярно.Ему я отвечаю рифмой парной.Его молчанье стало бы бедой.
Он пишет на земле и на весу.Я всё, что им начертано, спасу.Я разберу каракули любые.Очки надену на глаза слепые,Письмо поближе к свету поднесу.
«А птичка так близко летает…»
А птичка так близко летает.На пищу надежду питает.А мы – дураки дураками —Явились с пустыми руками.Ни зёрен у нас, ни краюшки.Мы сами, подобно пичужке,Блуждаем с утра и до ночи,До зёрнышек сладких охочи.
«Играет старик в переходе…»
Играет старик в переходеНа старенькой флейте своей.О том, чего нету в природе,Осипший поёт соловей.
О счастье, которого нету,Покое, что вечно в цене,Играет старик за монету,Прижавшись к холодной стене.
Поёт его флейта о чуде.Слезятся глаза старика,А мимо торопятся люди —Глухая людская река.
«Старушка ходит не спеша…»
Старушка ходит не спеша.Бог весть в чём держится душа.Вот постояла у кормушкиИ, положив кусочек сушкиВ кормушку, дальше побрела.Коль спросишь, как её дела,Она ответит: «Понемногу.Живу, гуляю, слава Богу».Её жильё – казённый дом.Чем бедный человек ведом?Чем жив он – престарелый, хворый?Готовится ли к смерти скоройИли не думает о ней?Среди рябиновых огнейСтарушка ходит, напевая,Как мало кто из нас живая.
«Так страшно на этой покатой земле…»
Так страшно на этой покатой земле.И было то жарко, то холодно мне,Когда я по склону скользила,И рушилось всё, и сквозило,И гнулось, меня не желая держать.Спасибо, успел ты рукой своей сжатьДо боли мне руку в запястье,Даруя мгновенное счастье.
«И в нынешнем, как в прошлом, веке…»
И в нынешнем, как в прошлом, векеНет жизни без твоей опеки.Так горяча твоя рука,И так беспомощна строка,В которой я сказать пытаюсь,Как вопреки всему питаюсьНадеждой, что с тобой вдвоёмВ один и тот же день умрём.
«Так летим – обмирает душа…»
Так летим – обмирает душа.А по мне бы – с ленцой, не спеша,В середине текущей неделиПросто так, без особенной цели,Книгу толстую с полки достать,С тихим шелестом перелистатьИ прочесть: «В доме лампа горела.Дождь по крыше стучал. Вечерело».
«А утром, когда я открыла глаза…»
А утром, когда я открыла глаза,Текла по стеклу дождевая слеза.Ночь кончилась. День начинается снова.Что делать? Я к жизни совсем не готова.Совсем не готова смешаться с толпой.Просить свою пайку у жизни скупой.Куда-то спешить, говорить, улыбаться,На чём-то настаивать и колебаться.Глаза закрываю и время тяну.О Господи Боже, продли тишину,Продли этот миг, заревой и дремотный,И дождь, шелестящий за шторой неплотной.
«Нет на свете ничего…»
Нет на свете ничегоМоего и твоего.Только птица в пышной кроне.Только лучик на ладони.Только ветер в волосах.Только Бог на небесах.
«Жить в краю этом хмуром…»
Жить в краю этом хмуром,в Евразии сумрачной трудно.Всё же есть здесь и радости.И у меня их немало.Например, здесь рябина пылалапо осени чудно.Например, я тебя, мой родной,по утру обнимала.Сыновей напоила я чаемсо сдобным печеньем.А когда уходили,махала им вслед из окошка.Нынче день отличалсякаким-то особым свеченьем.Разве есть на земленеприметная мелкая сошка?Что ни особь, то чудо и дар,и судьба, и явленье.Разве может такоепростой домовиной кончаться?После жизни земнойобязательно ждёт нас продленье,Да и здесь на земленеземное способно случаться.
Книга третья
