Осип Мандельштам - Стихи
* * *
Я не слыхал рассказов Оссиана, Не пробовал старинного вина; Зачем же мне мерещится поляна, Шотландии кровавая луна ?
И перекличка ворона и арфы Мне чудится в зловещей тишине; И ветром развеваемые шарфы Дружинников мелькают при луне !
Я получил блаженное наследство Чужих певцов блуждающие сны; Свое родство и скучное соседство Мы презирать заведомо вольны.
И не одно сокровище, быть может, Минуя внуков, к правнукам уйдет, И снова скальд чужую песню сложит И как свою ее произнесет. 1914
Европа
Как средиземный краб или звезда морская, Был выброшен последний материк, К широкой Азии, к Америке привык, Слабеет океан, Европу омывая.
Изрезаны ее живые берега, И полуостровов воздушны изваянья, Немного женственны заливов очертанья: Бискайи, Генуи ленивая дуга...
Завоевателей исконная земля Европа в рубище Священного союза: Пята Испании, Италии Медуза И Польша нежная, где нету короля.
Европа цезарей ! С тех пор, как в Бонапарта Гусиное перо направил Меттерних, Впервые за сто лет и на глазах моих Меняется твоя таинственная карта ! 1914
Encyclica
Есть обитаемая духом Свобода - избранных удел. Орлиным зреньем, дивным слухом Священник римский уцелел.
И голубь не боится грома, Которым церковь говорит; В апостольском звучаньи: Roma!Он только сердце веселит.
Я повторяю это имя Под вечным куполом небес, Хоть говоривший мне о Риме В священном сумраке исчез ! 1914
Посох
Посох мой, моя свобода Сердцевина бытия, Скоро ль истиной народа Станет истина моя ?
Я земле не поклонился Прежде, чем себя нашел; Посох взял, развеселился И в далекий Рим пошел.
А снега на черных пашнях Не растабёют никогда, И печаль моих домашних Мне по-прежнему чужда.
Снег растает на утесах, Солнцем истины палим, Прав народ, вручивший посох Мне, увидевшему Рим ! 1914, 1927
Ода Бетховену
Бывает сердце так сурово, Что и любя его не тронь ! И в темной комнате глухого Бетховена горит огонь. И я не мог твоей, мучитель, Чрезмерной радости понять. Уже бросает исполнитель Испепеленную тетрадь.
.......................... .......................... .......................... Кто этот дивный пешеход ? Он так стремительно ступает С зеленой шляпою в руке, .......................... ..........................
С кем можно глубже и полнее Всю чашу нежности испить ? Кто может, ярче пламенея, Усилье воли освятить ? Кто по-крестьянски, сын фламандца, Мир пригласил на ритурнель И до тех пор не кончил танца, Пока не вышел буйный хмель ?
О, Дионис, как муж, наивный И благодарный, как дитя ! Ты перенес свой жребий дивный То негодуя, то шутя ! С каким глухим негодованьем Ты собирал с князей оброк Или с рассеянным вниманьем На фортепьянный шел урок !
Тебе монашеские кельи Всемирной радости приют, Тебе в пророческом весельи Огнепоклонники поют; Огонь пылает в человеке, Его унять никто не мог. Тебя назвать не смели греки, Но чтили, неизвестный бог !
О, величавой жертвы пламя ! Полнеба охватил костер И в царской скинии над нами Разодран шелковый шатер. И в промежутке воспаленном, Где мы не видим ничего, Ты указал в чертоге тронном На белой славы торжество ! 1914
* * *
Уничтожает пламень Сухую жизнь мою, И ныне я не камень, А дерево пою.
Оно легко и грубо: Из одного куска И сердцевина дуба, И весла рыбака.
Вбивайте крепче сваи, Стучите, молотки, О деревянном рае, Где вещи так легки ! 1915
* * *
И поныне на Афоне Древо чудное растет, На крутом зеленом склоне Имя Божие поет.
В каждой радуются келье Имябожцы-мужики: Слово - чистое веселье, Исцеленье от тоски !
Всенародно, громогласно Чернецы осуждены; Но от ереси прекрасной Мы спасаться не должны.
Каждый раз, когда мы любим, Мы в нее впадаем вновь. Безымянную мы губим Вместе с именем любовь. 1915
Аббат
О, спутник вечного романа Аббат Флобера и Золя От зноя рыжая сутана И шляпы круглые поля. Он все еще проходит мимо, В тумане полдня, вдоль межи, Влача остаток власти Рима Среди колосьев спелой ржи.
Храня молчанье и приличье, Он с нами должен пить и есть И прятать в светское обличье Сияющей тонзуры честь. Он Цицерона, на перине Читает, отходя ко сну: Так птицы на своей латыни Молились Богу в старину.
Я поклонился, он ответил Кивком учтивым головы И, говоря со мной, заметил: - Католиком умрете вы ! Потом вздохнул: - Как нынче жарко ! И, разговором утомлен, Направился к каштанам парка, В тотёзамок, где обедал он. 1915
* * *
От вторника и до субботы Одна пустыня пролегла. О, длительные перелеты ! Семь тысяч верст - одна стрела.
И ласточки когда летели В Египет водяным путем, Четыре дня они висели, Не зачерпнув воды крылом. 1915
Дворцовая площадь
Императорский виссон И моторов колесницы, В черном омуте столицы Столпник-ангел вознесен.
В темной арке, как пловцы, Исчезают пешеходы, И на площади, как воды, Глухо плещутся торцы.
Только там, где твердь светла, Черно-желтый лоскут злится, Словно в воздухе струится Желчь двуглавого орла. 1915
* * *
О свободе небывалой Сладко думать у свечи. - Ты побудь со мной сначала,Верность плакала в ночи,
Только я мою корону Возлагаю на тебя, Чтоб свободе, как закону, Подчинялся ты, любя...
- Я свободе, как закону, Обручен, и потому Эту легкую корону Никогда я не сниму.
Нам ли, брошенным в пространстве, Обреченным умереть, О прекрасном постоянстве И о верности жалеть ! 1915
* * *
Бессонница. Гомер. Тугие паруса. Я список кораблей прочел до середины: Сей длинный выводок, сей поезд журавлиный, Что над Элладою когда-то поднялся.
Как журавлиный клин в чужие рубежи, На головах царей божественная пена, Куда плывете вы ? Когда бы не Елена, Что Троя вам одна, ахейские мужи ?
И море, и Гомер - все движется любовью. Кого же слушать мне ? И вот Гомер молчит, И море черное, витийствуя, шумит И с тяжким грохотом подходит к изголовью. 1915
* * *
Обиженно уходят на холмы, Как Римом недовольные плебеи, Старухи овцы - черные халдеи, Исчадье ночи в капюшонах тьмы.
Их тысячи - передвигают все, Как жердочки, мохнатые колени, Трясутся и бегут в курчавой пене, Как жеребья в огромном колесе.
Им нужен царь и черный Авентин, Овечий Рим с его семью холмами, Собачий лай, костер под небесами И горький дым жилища и овин.
На них кустарник двинулся стеной И побежали воинов палатки, Они идут в священном беспорядке. Висит руно тяжелою волной. 1915
* * *
С веселым ржанием пасутся табуны, И римской ржавчиной окрасилась долина; Сухое золото классической весны Уносит времени прозрачная стремнина.
Топча по осени дубовые листы, Что густо стелются пустынною тропинкой, Я вспомню Цезаря прекрасные черты Сей профиль женственный с коварною горбинкой !
Здесь, Капитолия и Форума вдали, Средь увядания спокойного природы, Я слышу Августа и на краю земли Державным яблоком катящиеся годы.
Да будет в старости печаль моя светла: Я в Риме родился, и он ко мне вернулся; Мне осень добрая волчицею была И - месяц Цезаря - мне август улыбнулся. 1915
* * *
Я не увижу знаменитой "Федры" В старинном многоярусном театре, С прокопченной высокой галереи, При свете оплывающих свечей. И, равнодушен к суете актеров, Сбирающих рукоплесканий жатву, Я не услышу, обращенный к рампе, Двойною рифмой оперенный стих:
- Как эти покрывала мне постылы...
Театр Расина ! Мошная завеса Нас отделяет от другого мира; Глубокими морщинами волнуя, Меж ним и нами занавес лежит. Спадают с плеч классические шали, Расплавленный страданьем крепнет голос, И достигает скорбного закала Негодованьем раскаленный слог...
Я опоздал на празднество Расина !
Вновь шелестят истлевшие афиши, И слабо пахнет апельсинной коркой, И словно из столетней летаргии Очнувшийся сосед мне говорит: - Измученный безумством Мельпомены, Я в этой жизни жажду только мира; Уйдем, покуда зрители-шакалы На растерзанье Музы не пришли !
Когда бы грек увидел наши игры... 1915
* * *
"Как этих покрывал и этого убора Мне пышность тяжела средь моего позора!"
- Будет в каменной Трезене Знаменитая беда, Царской лестницы ступени Покраснеют от стыда, ................................ ................................ И для матери влюбленной Солнце черное взойдет.
"О, если б ненависть в груди моей кипела, Но, видите, само признанье с уст слетело".
- Черным пламенем Федра горит Среди белого дня. Погребальный факел чадит Среди белого дня. Бойся матери ты, Ипполит: Федра - ночь - тебя сторожит Среди белого дня.
"Любовью черною я солнце запятнала..." ................................
- Мы боимся, мы не смеем Горю царскому помочь. Уязвленная Тезеем, На него напала ночь. Мы же, песнью похоронной Провожая мертвых в дом, Страсти дикой и бессонной Солнце черное уймем. 1915, 1916
Зверинец
Отверженное слово "мир" В начале оскорбленной эры; Светильник в глубине пещеры И воздух горных стран - эфир; Эфир, которым не сумели, Не захотели мы дышать. Козлиным голосом, опять, Поют косматые свирели.
