Сборник Сборник - Моё лучшее стихотворение
1959
Александр Гатов
Встреча
Хотя миновало полвека,Я помню ту встречу, тот поезд,В котором восставших матросовСудить из Одессы везли.Я с мамой в толпе на перроне,На харьковском душном вокзале.В руках у нас красные астры,И боль и тревога в сердцах.
Товарных вагонов оконцаВ железных решетках; за нимиПростые крестьянские лица,Усталы, небриты они…И золотом на бескозырках —«…Потемкин Таврический». Люди,Поднявшие красное знамя!«Герои», — я слышу вокруг.
И вот через головы стражиЦветы полетели в оконца.И жесткие руки в оковахОбратно бросают цветы.И радость в глазах у матросов:— Спасибо! Товарищи! Братья! —А стражники курят спокойно:Цветы, мол. Не бомбы. Пускай…
Гудок паровоза. ВагоныОсями скрипят, шевелятся.На север, где будет расправа!— Прощайте! Мужайтесь, друзья! —Держу я ту астру, что бросилПотемкинец через решетку —Усатый, с бровями ржаными,С огнем и смешинкой в глазах.
И долго хранил я подарок.И, в бурях Октябрьских встречаяМатросов с оружьем, в бушлатах,В их грозные лица смотрел.Казалось, что встречу я друга,Который ребенку когда-то,Мне бросил ту красную астру —Дар сердца и мужества зов.
1955
Михаил Годенко
Лучшее имя
Ты ножками сучишь кривыми,Лепечешь что-то иногда…Как назову,Какое имяТебе вручу на все года?
Есть много их —Хороших, разных.Какое выбрать? Помоги.Одни веселые, как праздник,Другие — буднично строги.
Одни всем миром володеют,Другие, что ручей, скромны.Одни тускнеют и бледнеют,Уйдя в глубины старины.
Другие, вырвавшись оттуда,Опять сверкают, как родник.Есть имя — песня, имя — чудо, —Какое выбрать мне из них?
Новейших есть имен немало,Есть выходцы из дальних стран…Я одарю тебя, пожалуй,Коротким именем Иван.
Оно всех ближе,Всех роднее.В нем сила русская и ум,В нем сказки деда-чародея,Колосьев звон,Дубравы шум.
В нем океана гул,В нем сечаИ пахаря нелегкий шаг,Большое сердце человечьеИ правде верная душа.В нем Пресня стойкая,И Зимний,И волжский взнузданный поток…
Достойное я выбрал имя,Не урони его, сынок!
1957
Виктор Гончаров
Раздумье
Мне кажется, я в сотый раз рожден,А вспомнить не могуТе, прежние свои существованья,Но что-то все же знаю я,И это «что-то» здесь, в моей груди,Живет, ворочается, тяжело вздыхает.Припомнить что-нибудь?Нет, это безнадежно,Вот разве только сны.Они меня измучили —Одно и то же снится каждый раз.Одно и то же…Будто на скале я высек мамонта.И сотни две людей, одетых в шкуры,Гортанным криком славили меня.Предела их восторгу не было.И то, что я не смог изобразитьНа каменном холсте,Воображение людей дорисовало.Царапина художника на камнеДля них была открытием вселенной,И люди видели,Как билось солнце на бивне мамонта,Как кровь течет из мамонтовых ранИ как из глаз затравленной чудовищной горыСтекают каменные слезы мамонта,Беспомощности слезы…Я славил человека.Он стал сильнее зверя.Далекий сон, он радует меня.И люди в шкурах,Люди в рваных шкурах…Я жил когда-то, жил когда-то я!Припомнить что-нибудь?..Вот разве только сны…Сикстинская капелла.Дивный свет,Расписан мною потолок и стены.Художник я. Старик уже, старик…Шесть лет последнихОтдал я этой росписи.И суд господний,Страшный суд идет.Все жизненноДо ощущенья боли —И ад и рай,И божья неподкупность.А то, что я не смел изобразить,Воображение людей дорисовало,И славила толпаМой многолетний трудХудожника,Увидевшего в боге человека!Я жил когда-то, жил когда-то я!Что будет сниться мне из этой жизни?Что?Скала… самой природой,Дождями, солнцем, холодом, ветрамиИзображен встающий человек.Я как художникОсвободил его от злых нагромождений,Все сдержанно,Все грубо,Ощутимо,В намеке все,Предельно скупо все!А то, что я не стал изображать,Воображение людей дорисовало.Величием своим испуган человек.Он поднимается.Он удивлен собой.Из рук его летят ночные звезды —Росинки светлые,В безвременье!В бесчисленность светил!За много, очень много километровОн видится таким богатырем,Перед которым бог — ничтожество,Перед которым — бога нет.А люди дорисовывают самиСвое величие.И гордость за собственное «я»Горит в глазах людей.И каждый понимает, что он великИ прост,И неподкупенИ горд собой,И мир в его руках!Победа человека над собойМне будет сниться,Когда в сто первый разЯ появлюсь на светИ вновь возьму резец или палитру,Чтобы из гор, из рек, из звезд ночныхВоссоздавать черты сынов земли,Чтобы резцом и светомСлавить человека!…Мне кажется, я снова буду жить.
1961
Владимир Гордиенко
Атака
Помню только о том,как в солдатской цепи разноликойя горланил «ура!»и сорвал себе голос от крика.
О, когда б не оно —громовое российское слово,нам бы лечь и молчатьперед силой огня ножевого.
Жаль, что так и не смогпроследить я за каждой деталью,устремившись впередчерез поле, побитое сталью.
Но в горелой деревне,которую мы штурмовали,востроглазый мальчишкаскрывался в каком-то подвале.
И сквозь толщу стеныиз удачно отысканной щелимальчуган рассмотрелто, что мы различить не успели.
Желваки он приметилна вражеских лицах смятенных,нервный тик офицераи бледность его подчиненных.
Нашу злость разглядели увидел, как слева и справалюди падали, вздрогнув,на быстро буревшие травы.
Я же мчался вперед,поглощенный движеньем всецело.Помню только «ура!»,что гремело, гремело, гремело.
Помню только «ура!».Вы меня извините за это.Однотонность такая,увы, не заслуга поэта.
Не большая беда,если крик тот забудется даже,стал мальчишка мужчинойи все подетальней расскажет.
Впрочем, не было б слов,да и сам бы он выжил едва ли,если б мы в свое времянатужно «ура!» не кричали.
1959
Юрий Гордиенко
Рикша
Трубил, трубил, трубил рожок,двоились уличные дали,дымясь, асфальт подошвы жег,мелькали стертые сандальи,холодным потом рикша моки целый день, в тоске ли, в злобе ль,бежал… и убежать не могиз полированных оглобель.
1946
Сергей Городецкий
Горюшко
Без призора ходит ГореОт одной избы к другой,И стучит в окно к Федоре,Старой сватье дорогой:
— Отвори, Федорушка,Отвори скорей!Это я тут, Горюшко,Плачу у дверей.
— Нет с Федорой разговора,Ты мне, Горе, не родня!Хлеба горы, денег ворохПолучила с трудодня.
Горе шасть в другую хату,Где в окошках шум и свет,И стучится в двери к свату,Другу прежних, горьких лет:
— Приюти, Егорушка,Сватьюшку свою!Это я тут, Горюшко,У дверей стою!
У Егора с Горем ссора:— Уходи от хаты прочь!За колхозного шофераВыдаю я замуж дочь.
Горе плачет, пот струитсяПо костлявому лицу,И в окно оно стучитсяК многодетному отцу:
— Отвори, Сидорушка,Пропусти в жилье!Ты ведь помнишь ГорюшкоВечное свое!
— В Красной Армии три сына.В школу отдал дочек трех.Тут седьмые октябрины!Не марай ты мой порог!
— Что с народом приключилось?Не видало отродясь!..—Горе лужицей расплылось,Солнце высушило грязь.
1937
