Булат Окуджава - Булат Окуджава - поэтический сборник
летят на кусты.
И уже не найти человека, кто не понял бы вдруг на заре, что погода двадцатого века началась на арбатском дворе.
О, ладони твои все умеют, все, что было, читаю по ним, и когда мои губы немеют, припадаю к ладоням твоим, припадаю к ладоням горячим, в синих жилках веселых тону...
Кто там плачет?.. Никто там не плачет... Просто дети играют в войну!
1959
БУМАЖНЫЙ СОЛДАТИК
Один солдат на свете жил, красивый и отважный, но он игрушкой детской был: ведь был солдат бумажный.
Он переделать мир хотел, чтоб был счастливым каждый, а сам на ниточке висел: ведь был солдат бумажный.
Он был бы рад - в огонь и в дым, за вас погибнуть дважды, но потешались вы над ним: ведь был солдат бумажный.
Не доверяли вы ему своих секретов важных, а почему? А потому, что был солдат бумажный.
А он судьбу свою кляня Не тихой жизни жаждал. И все просил: огня, огня. Забыв, что он бумажный.
В огонь? Ну что ж, иди! Идешь? И он шагнул однажды, и там сгорел он ни за грош: ведь был солдат бумажный.
1959
x x x
Б.А.
Рифмы, милые мои, баловни мои,
гордячки! Вы - как будто соловьи из бессонниц и горячки, вы - как музыка за мной, умопомраченья вроде, вы - как будто шар земной, вскрикнувший
на повороте.
С вами я, как тот богач, и куражусь и чудачу, но из всяких неудач выбираю вам удачу... Я как всадник на коне со склоненной головою... Господи,
легко ли мне?.. Вам-то
хорошо ль
со мною?..
1959
О КУЗНЕЧИКАХ
Два кузнечика зеленых в траве, насупившись,
сидят. Над ними синие туманы во все стороны летят. Под ними красные цветочки и золотые лопухи... Два кузнечика зеленых пишут белые стихи. Они перышки макают в облака и молоко, чтобы белые их строчки было видно далеко, и в затылках дружно чешут, каждый лапкой
шевелит, но заглядывать в работу
один другому не велит. К ним бежит букашка божья, бедной барышней
бежит, но у них к любви и ласкам что-то сердце не
лежит. К ним и прочие соблазны подбираются, тихи, но кузнечики не видят - пишут белые стихи. Снег их бьет, жара их мучит, мелкий дождичек
кропит, шар земной на повороте
отвратительно скрипит... Но меж летом и зимою, между счастьем и бедой прорастает неизменно вещий смысл работы той, и сквозь всякие обиды
пробиваются в века хлеб (поэма),
жизнь (поэма),
ветка тополя (строка)...
1960
x x x
Г.В.
Тьмою здесь все занавешено и тишина, как на дне... Ваше величество женщина, да неужели - ко мне?
Тусклое здесь электричество, с крыши сочится вода. Женщина, ваше величество, как вы решились сюда?
О, ваш приход - как пожарище. Дымно, и трудно дышать... Ну, заходите, пожалуйста. Что ж на пороге стоять?
Кто вы такая? Откуда вы?! Ах, я смешной человек... Просто вы дверь перепутали, улицу, город и век.
1960
СТАРЫЙ ПИДЖАК
Ж.Б.
Я много лет пиджак ношу. Давно потерся и не нов он. И я зову к себе портного и перешить пиджак прошу.
Я говорю ему шутя: "Перекроите все иначе. Сулит мне новые удачи искусство кройки и шитья".
Я пошутил. А он пиджак серьезно так перешивает, а сам-то все переживает: вдруг что не так. Такой чудак.
Одна забота наяву в его усердьи молчаливом, чтобы я выглядел счастливым в том пиджаке. Пока живу.
Он представляет это так: едва лишь я пиджак примерю опять в твою любовь поверю... Как бы не так. Такой чудак.
1960
ДЕЖУРНЫЙ ПО АПРЕЛЮ
Ж.Б.
Ах, какие удивительные ночи! Только мама моя в грусти и тревоге: - Что же ты гуляешь, мой сыночек, одинокий, одинокий? Из конца в конец апреля путь держу я. Стали звезды и круглее и добрее... - Мама, мама, это я дежурю, я - дежурный по апрелю!
- Мой сыночек, вспоминаю все, что было, стали грустными глаза твои, сыночек... Может быть, она тебя забыла, знать не хочет? Знать не хочет? Из конца в конец апреля путь держу я. Стали звезды и круглее и добрее... - Что ты, мама! Просто я дежурю, я - дежурный по апрелю...
1960
ПО СМОЛЕНСКОЙ ДОРОГЕ
Ж.Б.
По Смоленской дороге - леса, леса, леса. По Смоленской дороге - столбы, столбы, столбы. Над Смоленской дорогою, как твои глаза, две вечерних звезды - голубых моих судьбы.
По Смоленской дороге - метель в лицо, в лицо, все нас из дому гонят дела, дела, дела. Может, будь понадежнее рук твоих кольцо покороче б, наверно, дорога мне легла.
По Смоленской дороге - леса, леса, леса. По Смоленской дороге - столбы гудят, гудят. На дорогу Смоленскую, как твои глаза, две холодных звезды голубых глядят,глядят.
1960
ОСЕНЬ В КАХЕТИИ
Вдруг возник осенний ветер,
и на землю он упал. Красный ястреб в листьях красных
словно в краске утопал. Были листья странно скроены,
похожие на лица, сумасшедшие закройщики кроили эти листья, озорные, заводные посшивали их швеи... Листья падали
на палевые
пальчики
свои.
Называлось это просто: отлетевшая листва. С ней случалось это часто
по традиции по давней. Было поровну и в меру в ней
улыбки и страданья, торжества и увяданья,
колдовства и мастерства.
И у самого порога, где кончается дорога, веселился и кружился и плясал
хмельной немного лист осенний,
лист багряный,
лист с нелепою резьбой... В час, когда печальный ястреб вылетает
на разбой.
1960
ЧУДЕСНЫЙ ВАЛЬС
Ю.Левитанскому
Музыкант в лесу под деревом
наигрывает вальс. Он наигрывает вальс
то ласково, то страстно. Что касается меня,
то я опять гляжу на вас, а вы глядите на него,
а он глядит в пространство.
Целый век играет музыка.
Затянулся наш пикник. Тот пикник, где пьют и плачут,
любят и бросают. Музыкант приник губами к флейте.
Я бы к вам приник! Но вы, наверно, тот родник,
который не спасает.
А музыкант играет вальс.
И он не видит ничего. Он стоит, к стволу березовому прислонясь
плечами. И березовые ветки вместо
пальцев у него, а глаза его березовые
строги и печальны.
А перед ним стоит сосна,
вся в ожидании весны. А музыкант врастает в землю...
Звуки вальса льются... И его худые ноги
как будто корни той сосны они в земле переплетаются,
никак не расплетутся.
Целый век играет музыка.
Затянулся наш роман. Он затянулся в узелок, горит он - не
сгорает... Ну давайте ж успокоимся!
Разойдемся по домам!.. Но вы глядите на него...
А музыкант играет.
1961
В БАРАБАННОМ ПЕРЕУЛКЕ
В Барабанном переулке
барабанщики живут. Поутру они как встанут,
барабаны как возьмут, как ударят в барабаны,
двери настежь отворя... Где же, где же, барабанщик,
барабанщица твоя?
В Барабанном переулке
барабанщиц нет, хоть плачь. Лишь грохочут барабаны
ненасытные, хоть прячь. То ли утренние зори,
то ль вечерняя заря... Где же, где же, барабанщик,
барабанщица твоя?
Барабанщик пестрый бантик
к барабану привязал, барабану бить побудку,
как по буквам, приказал и пошел по переулку,
что-то в сердце затая... Где же, где же, барабанщик,
барабанщица твоя?
А в соседнем переулке
барабанщицы живут и, конечно, в переулке,
очень добрыми слывут, и за ними ведь не надо
отправляться за моря... Где же, где же, барабанщик,
барабанщица твоя?!
1961
Всю ночь кричали петухи Всю ночь кричали петухи и шеями мотали, как будто новые стихи, закрыв глаза, читали.
Но было что-то в крике том от едкой той кручины, когда, согнувшись, входят в дом постылые мужчины.
И был тот крик далек-далек и падал так же мимо, как гладят, глядя в потолок, чужих и нелюбимых.
Когда ласкать уже невмочь и отказаться трудно... И потому всю ночь, всю ночь не наступало утро.
1961
ПЕСЕНКА ОБ ОТКРЫТОЙ ДВЕРИ
Когда метель кричит как зверь протяжно и сердито, не запирайте вашу дверь, пусть будет дверь открыта.
И если ляжет дальний путь, нелегкий путь, представьте, дверь не забудьте распахнуть, открытой дверь оставьте.
И, уходя, в ночной тиши без долгих слов решайте: огонь сосны с огнем души в печи перемешайте.
Пусть будет теплою стена и мягкою - скамейка... Дверям закрытым - грош цена, замку цена - копейка.
1961
ПЕСЕНКА О ПЕХОТЕ
Простите пехоте, что так неразумна бывает она: всегда мы уходим, когда над землею бушует весна. И шагом неверным по лестничке шаткой
спасения нет... Лишь белые вербы, как белые сестры, глядят тебе вслед.
Не верьте погоде, когда затяжные дожди она льет. Не верьте пехоте, когда она бравые песни поет. Не верьте, не верьте, когда по садам закричат соловьи: у жизни и смерти еще не окончены счеты свои.
Нас время учило: живи по-походному, дверь отворя... Товарищ мужчина, а все же заманчива доля твоя: весь век ты в походе, и только одно отрывает от сна: чего ж мы уходим, когда над землею бушует весна?
1961
x x x
Допеты все песни. И точка. И хватит, и хватит о том. Ну, может, какая-то строчка осталась еще за бортом.
Над нею кружатся колеса, но, даже когда не свернуть, наивна и простоволоса, она еще жаждет сверкнуть.
Надейся, надейся, голубка, свои паруса пораскинь, ты хрупкая, словно скорлупка, по этим морям городским.
