Игорь Губерман - Иерусалимские гарики
4
В любви прекрасны и томление,и апогей и утомление
Природа тянет нас на ложе,судьба об этом же хлопочет,мужик без бабы жить не может,а баба – может, но не хочет.
Мы счастье в мире умножаем(а злу – позор и панихида),мы смерти дерзко возражаем,творя обряд продленья вида.
В любви на равных ум и сила,душевной требуют сноровкизатеи пластики и пыла,любви блаженные уловки.
В политике – тайфун, торнадо, вьюга,метель и ожиданье рукопашной;смотреть, как раздевается подруга,на фоне этом радостно и страшно.
Люблю, с друзьями стол деля,поймать тот миг, на миг очнувшись,когда окрестная землясобралась плыть, слегка качнувшись.
Едва смежает сон твои ресницы –ты мечешься, волнуешься, кипишь,а что тебе на самом деле снится,я знаю, ибо знаю, с кем ты спишь.
Есть женщины, познавшие с печалью,что проще уступить, чем отказаться,они к себе мужчин пускают в спальнюиз жалости и чтобы отвязаться.
Он даму держал на коленяхи тяжко дышалось ему,есть женщины в русских селеньях –не по плечу одному.
Мы пружины не знаем свои,мы не ведаем, чем дорожить,а минуты вчерашней любвипомогают нам день пережить.
И дух и плоть у дам играют,когда посплетничать зайдя,они подруг перебирают,гавно сиропом разводя.
Встречаясь с дамой тет-а-тет,теряешь к даме пиетет.
Мужик тугим узлом совьется,но если пламя в нем клокочет –всегда от женщины добьетсятого, что женщина захочет.
Я не люблю провинциалок –жеманных жестов, постных лиц;от вялых страхов сух и жалоклюбовный их Аустерлиц.
Мы заняты делом отличным,нас тешит и греет оно,и ангел на доме публичномзавистливо смотрит в окно.
Блажен, кому достался мудрый разум,такому все легко и задарма,а нам осталась радость, что ни разуне мучались от горя и ума.
В силу разных невнятных причин,вопреки и хуле и насмешкеочень женщины любят мужчин,равнодушных к успеху и спешке.
С каждым годом жить мне интересней,прочно мой фундамент в почву врыт,каждый день я радуюсь от песни,что пора, и стол уже накрыт.
Чисто элегическое духа ощущениемы в конце недели рюмкой лечим,истинно трагическое мироощущениетребует бутылки каждый вечер.
Люблю величавых застольных мужей –они как солдаты в бою,и в сабельном блеске столовых ножейвершат непреклонность свою.
Под пение прельстительных романсовкрасотки улыбаются спесиво;у женщины красивой больше шансовна счастье быть обманутой красиво.
Чтобы сделались щеки румянейи видней очертания глаз,наши женщины, как мусульмане,совершают вечерний намаз.
На закате в суете скоротечнойискра света вдруг нечаянно брызни –возникает в нас от женщины встречнойощущение непрожитой жизни.
Женившись, мы ничуть не губимсебя для радостей земных,и мы жену тем больше любим,чем больше любим дам иных.
По-моему, Господь весьма жестоки вовсе не со всеми всеблагой;порядочности крохотный ростокво мне он растоптал моей ногой.
Болит, свербит моя душа,сменяя страсти воздержанием;невинность формой хороша,а грех прекрасен содержанием.
Я прошел и закончил достаточно школ,но переча солидным годам,за случайный и краткий азарта уколя по-прежнему много отдам.
Женщину глазами провожая,вертим головой мы не случайно:в женщине, когда она чужая,некая загадка есть и тайна.
Живое чувство, искры спора,игры шальные ощущения...Любовь – продленье разговораиными средствами общения.
Что я с молоду делал в России? –я запнусь и ответа не дам,ибо много и лет и усилийположил на покладистых дам.
В сезонных циклах я всегдаценил игру из соблюдения:зима – для пьянства и труда,а лето – для грехопадения.
Но чья она первейшая вина,что жить мы не умеем без вина?Того, кто виноградник сочинили ягоду блаженством начинил.
Я устал. Надоели дети,бабы, водка и пироги.Что же держит меня на свете?Чувство юмора и долги.
Мужчина должен жить, не суетясь,а мудрому предавшись разгильдяйству,чтоб женщина, с работы возвратясь,спокойно отдыхала по хозяйству.
С неуклонностью упрямойвсе на свете своевременно;чем невинней дружба с дамой,тем быстрей она беременна.
Когда роман излишне длителен,то удручающе типичен,роман быть должен упоителени безупречно лаконичен.
Не первопроходец и не пионер,пути не нашел я из круга,по жизни вели меня разум и хер,а также душа, их подруга.
В мечтах отныне стать серьезней,коплю серьезность я с утра,печально видя ночью поздней,что где-то есть во мне дыра.
Соблазнов я ничуть не избегал,был страстью обуян периодическии в пламени любви изнемогалвсе время то душевно, то физически.
Я знаю, куда сквозь пространствонесусь на тугих парусах,а сбоку луна сладострастнолежит на спине в небесах.
Есть женщины осеннего шитья:они, пройдя свой жизненный экватор,в постели то слезливы, как дитя,то яростны, как римский гладиатор.
Думая о бурной жизни личной,трогаю былое взглядом праздным;все, кого любил я, так различны,что, наверно, сам бывал я разным.
В очень важном и постыдном повинны –так боимся мы себя обокрасть,что все время и во всем половинны:полуправда, полуриск, полустрасть.
Я давно для себя разрешилту проблему, что ставит нам Бог:не жалею, что мог и грешил,а жалею того, кто не мог.
Азартная мальчишеская резвостькипит во мне, соблазнами дразня:похоже, что рассудочная трезвостьосталась в крайней плоти у меня.
Меняя в весе и калибре,нас охлаждает жизни стужа,и погрузневшая колибрисвирепо каркает на мужа.
Непоспешно и благообразносовершая земные труды,я аскет, если нету соблазна,и пощусь от еды до еды.
Мы гуляем поем и пляшемот рожденья до самой смерти,и грешнее ангелов падших –лишь раскаявшиеся черти.
Предпочитая быть романтикомво время тягостных решений,всегда завязывал я бантикомконцы любовных отношений.
Спалив дотла последний порох,я шлю свой пламенный приветвсем дамам, в комнатах которыхгасил я свет.
Я мыслю и порочно и греховно,однако повторяю вновь и вновь:еда ничуть не менее духовна,чем пьянство, вдохновенье и любовь.
Люблю вино и нежных женщин,и только смерть меня остудит;одним евреем станет меньше,одной легендой больше будет.
Если я перед Богом не струшу,то скажу ему: глупое дело –осуждать мою светлую душуза блудливость истлевшего тела.
5
