Виктор Гюго - Том 12. Стихотворения
Написано по прибытии в Брюссель,
12 декабря 1851
III
«Смотрите, вот они…»
Смотрите, вот они: ханжи, исчадья тьмы.Ругаясь и плюясь, орут они псалмы.Как мерзок этот сброд! Он делает газеты;Он расточает в них проклятья и советы,Гоня нас плетью в рай. Собрание писак!Для них душа и бог — предмет словесных драк,Глупейших диспутов, как в древней Византии.Опасные шуты! Растленные витии!О, как их заклеймить сумел бы Ювенал!Газеты им нужны, чтоб мир о них узнал.Там некая вдова пописывает что-то, —Ведь мокрохвостых птиц всегда влечет в болото.Они вершат свой суд; судьей в нем — изувер,А подсудимые — Паскаль, Дидро, Вольтер.Мыслители вредны, святошу мысль стесняет,Полезней — Эскобар. И почта рассылаетЗаплесневелый вздор по адресам невежд.Наш век сомнений, век исканий и надеждОни, как прачки, трут с усердием и пыломПоповским щелоком, иезуитским мылом.Газетку их, где яд позеленил слова, —Ее, одну ее читает Егова.Они, здесь, на земле, хвалу слагая хоромЦерковным пошлинам, налогам и поборам,Погоду делают и там, на небесах.Страж, с огненным мечом стоящий на часах,Спешит открыть врата им в райские селенья;С рассветом, — птичьего еще не слышно пенья,Когда заря едва рождается, когдаОна, взглянув на мир, краснеет от стыда,Они уж лезут вверх, друг друга оттирая;И там, вскарабкавшись, суют в преддверье раяАпостолу Петру бесстыжий свой листок —Письмо создателю. И кажется, что бог —Всего приказчик их, к тому же нерадивый.И революции, и ветры, и приливы —Им все не по нутру, предвечного хуляЗа то, что светит свет, вращается земляИ мыслит человек, скрепляют опус гадкийОни, как сургучом, церковною облаткой.Наверно, ни один высокородный князь,Который вывален был из кареты в грязь,Не мог бы так честить неловкого возницу.И бедный Саваоф, прочтя одну страницуИ видя, как он глуп, мечтает, оробев,Забиться в уголок, пока гремит их гнев.Они низвергли Рим, могли б разрушить Спарту…И эти шельмы льнут сегодня к Бонапарту.
Брюссель, январь 1852
IV
УБИТЫМ 4 ДЕКАБРЯ
Итак, всем вам покой дарован властелином…Еще недавно вас полетом соколинымМанили вдаль мечты…Любовь и ненависть и вам, простые люди,Воспламеняли кровь… Дышали вольно груди,Кричали громко рты.
Друг друга знали вы навряд ли… Ваши лицаМелькали в полумгле на улицах столицы,Где бьет людской прибой.Куда-то вас влекли вздымавшиеся волны…Но были вы одной и той же думой полны,Дорогой шли одной.
Пылающий ваш мозг стремился к тайной цели…Быть может, Тюильри разрушить вы хотели,Быть может — Ватикан.Свободомыслию вы возглашали: слава!Ведь в пламенный наш век душа любая — лава,Любой народ — вулкан.
Любили вы… И боль и грусть владели вами.Порою вам сердца сжимала как клещамиНеясная тоска.Под натиском страстей, их яростного шквала,Душа, как океан, порою бушевала,Бездонно глубока.
О, кто б вы ни были: отважны, безрассудныИ юны, иль, пока вы шли дорогой трудной,Согнула вас судьба,Несла ли вам она надежду, радость, горе, —Вы знали вихрь любви, вы знали скорби море,Покуда шла борьба.
Убиты в декабре, безмолвны, недвижимы,Во рву лежите вы, ничем уж не томимы,Прикрытые землей.Уже растет трава над вами… Крепче спитеВ могилах, мертвые! В гробах своих молчите!Империя — покой.
Джерси, декабрь 1852
V
ЭТА НОЧЬ
Он в Елисейском был. Друзей с ним было трое.Окно светило в ночь, снаружи — золотое.Момента нужного, за стрелкою следя,Он ждал, задумчивый. Он именем вождяМечтал бандита скрыть: Картуша — Бонапартом.Удар предательский он наносил с азартом,Но ждать умел, дрова в камине вороша.И вот что он сказал, изменничья душа:«Мой тайный замысел свершится непреложно;Варфоломеева и нынче ночь возможна:Париж при Карле спал и снова спать залег.Законы все в один вы сложите мешокИ в Сену кинете: часы теперь безлунны».О мразь! О байстрюки распутницы-фортуны,Плод случки мерзостной коварства и судьбы!Лишь из-за вас мой стих взлетает на дыбыИ сердце гневное в груди моей мятется,Как дуб, что с бурею в лесу глубоком бьется!
Покинув дом Банкаль, пошли, таясь в тени,Арно — шакал, Мопа — картежный вор, Морни;При виде тройки той, зловещей и порочной,Колокола церквей, вещая час полночный,Бесплодно силились изобразить набат;«Держи убийц!» — шел крик с июльских баррикад;Проснувшись, призраки былых расправ кровавыхПерсты направили на хищников лукавых;И песнь Марсельская опять лила с высотСвой боевой призыв: «К оружию, народ!»
Но спал Париж. И вот на набережных черных,На черных площадях ряды солдат покорныхВозникли; янычар привел своих Рейбель,Экю и водкой в них разжегши бранный хмель;Дюлак своих привел, и Корт — за Эспинасом;И с патронташами, пьянея с каждым часом,Полк за полком идут с угрозою в глазах.Шагают вдоль домов почти что на носках,Бесшумно, медленно… Так в джунглях тигр крадетсяИ, когти выпустя, в добычу вдруг вопьется.И ночь была глуха, и спал Париж — как тотОрел, что в сеть ловца уснувший попадет.
Вожди, с сигарами в зубах, рассвета ждали.
О, воры, шулера, бандиты! В генералеУбийца скрыт — в любом! На каторгу их всех!В былые дни судья казнил за меньший грех:Живьем сожгли Вуазен; Дерю был колесован.Париж воззваньями презренными заплеван;И, озаряя их и наглых трусов рать,Восходит новый день.И ночь спешит бежать,Сообщница убийц, в своей туманной шали,Засунув за корсаж те звезды, что блисталиИз мрака, — тысячи сияющих светил;Так девка, продавать привыкшая свой пылПреступникам, бежит, одежду чуть накинув,От «гостя» получив горсть золотых цехинов.
Брюссель, январь 1852
VI
ТЕ DEUM 1 ЯНВАРЯ 1852 ГОДА[2]
Твоя обедня, поп, из-под команды «пли»Яд богохульный точит.Смерть за твоей спиной, на корточках, в пыли,Прикрывши рот, хохочет.
Трепещут ангелы, пречистая в раюОт слез изнемогает,Когда о пушечный фитиль свечу своюЕпископ зажигает.
Ты тянешься в сенат, — и сан возвышен твой,И жребий твой приятен, —Пускай, но выжди срок: не смыты с мостовойСледы зловещих пятен.
Восставшей черни — смерть, властителю — хвалаПод хриплый хохот оргий.Архиепископ, грязь на твой алтарь вползла,Заболтанная в морге.
Ты славишь господа, всевышнего царя.Струятся фимиамы.Но с росным ладаном мешается не зряТлен из могильной ямы.
Расстреливали всех — мужчин, детишек, жен.Ночь не спала столица.И у соборных врат орел свинцом сражен, —Здесь коршун поселится.
Благословляй убийц, бандитов славословь.Но, вопреки всем требам,Внял мученикам бог! За жертвенную кровьТы трижды проклят небом.
Плывут изгнанники, — причалят там иль тут,В Алжир или в Кайенну.В Париже Бонапарт остался, но найдутИ в Африке гиену.
Рабочих оторвут от мирного труда,Крестьян сгноят расправой.Священник, не ленись и погляди туда,Налево и направо!
Твой хор — Предательство, твой регент — Воровство.Христопродавец хитрый,Ты в ризы облачен, но срама своегоНе скроешь и под митрой.
Убийца молится, протиснулся вперед,Патронов не жалеет.Что в дароносице — сам черт не разберет,Но не вино алеет.
Брюссель, 3 января 1852
