Джордж Байрон - Лара
XXIX
Толпа ушла, пирующие спят;Рад скромный гость, хозяин щедрый радЛечь на свою всегдашнюю кровать,Где радость спит, а горе жаждет спать;Где человек, измученный борьбой,Бежит от жизни в сладостный покой,Где нет коварства, злобы и любви,Где честолюбье не бурлит в крови.Крылом забвенья жадный взор прикрыт,И полужизнь как бы в гробу лежит.Как ложе сна удачней назовут?Гробница ночи, мировой приют,Где мощь и слабость, чистота и грехПростерлись навзничь, в наготе, у всех.Как сладко хоть бы миг дышать без дум!Но вновь страх смерти утром гложет ум;Пусть жизнь полна скорбей, — нам страшен он,Тот, лучший, снов почти лишенный сон!
ПЕСНЬ ВТОРАЯ
I
Ночь тает; мгла, по склонам гор паря,В лучах исчезла; будит мир Заря.Еще один прибавлен день к былым,И человек стал к смерти ближе с ним;Но мощная Природа вся цветет:Прах жизнью полн и солнцем — небосвод,В цветах долины, пышен блеск лучей,Целебен ветер, дивно свеж ручей.Бессмертный человек! На бытиеГляди, ликуя, и кричи: «Мое!»Гляди, пока глядится: день придет,И мир твоим никто не назовет,И кто б ни плакал — прах бездушный твойЗемля и небо не почтят слезой,Листка не свеют, тучки не совьют,Ни вздохом ветерка не помянутТебя ль, другого ль. Червь лишь будет сытИ жалким прахом землю удобрит…
II
Вот утро, вот и полдень. К Ото в залВся знать собралась, все, кого он звал;Настал тот час, когда, как приговор,Падут на Лару слава иль позор;Здесь Эззелин, желая обвинять,Все без утайки должен рассказать:Он клялся в том! И с Лары взят обетС ним рядом стать, — пусть судят бог и свет.Что ж нет его? Коль обвиняет он,Не слишком долго ль длит он сладкий сон?
III
Срок наступил, и Лара, терпелив,Спокойно ждет, холодный взор склонив.Где ж Эззелин? Давно уж время! ВновьРаздался ропот; Ото хмурит бровь.«К чему сомненья? Если жив мой друг,Порукой — честь, что он придет в наш круг.Кров, где он спал, — в долине меж твоихЗемель, высокий Лара, и моих.Таким бы гостем мой гордился дом,И сам он отдых не презрел бы в нем,Но, чтобы доказательства собрать,Уехал он, не мог заночевать.Я вновь ручаюсь за него, и самЗа честь его ответ, коль нужно, дам».Он смолк. Но Лара возразил: «Я здесь,Тобою зван, чтоб чутким ухом весьТот злостный вздор прослушать до конца,Что и вчера б не снес от пришлеца,Когда б не счел его безумцем яИли врагом, презренным, как змея.Мне он неведом, а меня он знатьМог в тех краях… но не к чему болтать…Зови ж сюда лгуна иль за негоМеч подыми противу моего!»Надменный Ото, покраснев, швырнулПерчатку на пол; меч его сверкнул;«Последнее мне нравится. Без словЗа друга я держать ответ готов!»С лицом все так же бледным, так же тих,Хоть смерть грозила одному из них,С недрогнувшей небрежною рукой,Знак, что ему давно привычен бой,Со взором беспощадным — свой клинокМгновенно Лара из ножон извлек.Напрасно гости устремились к ним:Во гневе Ото был неукротим;Он сыплет оскорбленьями; лишь мечСтоль яростную оправдает речь!
IV
Был краток бой. Грудь — слепо, сгорячаПодставил Ото под удар меча.В крови, приемом ловким поражен,Хоть и не насмерть ранен, рухнул он:«Моли о жизни!» — Он молчит. Едва льС кровавых плит ему позволит стальПодняться, ибо взор заволоклаУ Лары демоническая мгла.Свой меч занес он яростней, чем в мигКогда над ним враждебный меч возник,Он был тогда искусен, зорок, строг,Теперь же бешенства сдержать не смог;Он так кипел, безжалостен и яр,Что, — лишь метнулись отвратить удар,Свой меч на тех он устремить хотел,Кто защищать сраженного поспел.Но, вдруг подумав, он сдержал порывИ, острый взор на Ото устремив,Как будто проклинал бесплодный бой,Где враг повержен, но лежит — живой;Как будто час хотел провидеть тот,Как он во гроб от раны той сойдет.
V
Был поднят Ото, весь в крови. КругомШум, беготня запрещены врачом.В соседнем зале все сошлись, а он,Внезапный победитель, вышел вон,Надменно, средь молчанья своегоКак бы не замечая никого.Сев на коня, домой он держит путь,Не снизойдя хоть взор назад метнуть.
VI
Но где же он, тот метеор ночной,Что угрожал и вдруг исчез с зарей?Где ж Эззелин? Он был, и скрылся он,И след его малейший утаен.Оставив Ото ночью, все ж путиПривычного не мог он не найтиИ заблудиться; дом был близок, — ноТам нет его. Уж рассвело давно,В тревоге все, все ищут хоть бы след;Одно открыто: Эззелина нет.Конь — тот в конюшне, только пуст покой.Хозяин и друзья полны тоской;Их розыски ведутся вдоль пути,Всем страшно там знак грабежа найти.Но знаков нет: ни крови на листах,Ни лоскутов плаща в густых кустах;Трава не смята телом иль борьбой(А страшный след всегда храним травой);Кровавых пальцев там молчит рассказ,Когда рука, почуя смертный час,В конвульсиях, бороться перестав,Дерет ногтями стебли нежных трав.Будь там убийство, — выдала б трава;Нет ничего; надежда не мертва.Но темный слух уже вкруг Лары есть;Его — в сомненьях странных — меркнет честь.При встрече с ним все умолкают вмигИ ждут, чтоб скрылся этот жуткий лик:Тогда опять все шепчутся, дивясь,Догадками ужасными делясь.
VII
Проходят дни. Встал Ото. Он здоров,Лишь гордость мучит; к мести он готов;Он Ларе враг и друг всем тем, комуБеду накликать хочется тому.Он требует, чтоб местный суд решил,Не Лара ль Эззелина устранил?Кто Эззелина здесь бояться мог?Кому бы честь он гибелью сберег,Как не тому, кого он обвинялИ погубил бы, если б все сказал?Всеобщий ропот все растет: слепа.До тайн охоча жадная толпа.Кто Ларе друг? Кому внушает онДоверье? Кто к нему расположен?Он бешен и неукротим притом;Он, как никто, орудует мечом.Где ж обучился он, как не в боях?Где стал он лют, чтоб все питали страх?Ведь в нем не тот взрывающийся пыл,Что словом вызвал, словом погасил;В нем эта лютость, сердца зрелый плод,Где состраданье места не найдет;Лишь полновластье, пресыщенье имБезжалостность дают сердцам таким…Все это (люди склонны видеть зло,Добра не замечая) поднялоВкруг Лары бурю, нужную врагам;Ее опасность ощутил он сам;Его к ответу вновь зовет пришлец,Вновь травит он, — живой или мертвец!
VIII
В том крае недоволен был народ;Все тирании проклинали гнет,Там деспотов — без счета, и в законИх произвол свирепый возведен.Ряд внешних войн, междоусобиц рядВ стране кровавый создали уклад:Лишь повод будь, — и разом вспыхнуть радПожар всеобщий; в буре смут — вокругНейтральных нет, есть только враг иль друг.Всяк у себя был в замке суверен;Народ — с проклятьем — не вставал с колеи.И Ларе много завещал отецНебрежных рук, тоскующих сердец,Но, странствуя, злодействам здешним чужд,Не отягчал он податей и нужд,Теперь же, облегчив их, всякий страхУ подданных он истребил в сердцах.Боялась только дворня, но скорейНе за себя, а за него. У нейОн слыл несчастным (хоть сперва онаБыла недобро предубеждена):Коль он не спит, коль он безмолвно строг,То болен он, как все, кто одинок.Хоть мрачностью покои он гнетет,Для всех открыт в старинный замок вход:Там утешенье находил любой,Беда встречалась с чуткою душой.Горд Лара был и презирал вельмож,Но бедный брат к нему всегда был вхож;Без лишних слов он всем давал приют,И никогда обид не видел люд.Крестьяне день за днем, со всей земли,Все новые, к нему в вассалы шли.В нем проявлялся щедрый господинВдвойне с тех пор, как сгинул Эззелин.Быть может, он боялся в эти дниОт графа Ото хитрой западни.Но, так иль нет, он смог пленить народВ ущерб всей знати. Если в том — расчет,То мудрый: Лара всем внушил сердцамТаким свой образ, как задумал сам.Всем тем, кого сеньор с полей сгонял,Без долгих просьб он кров предоставлял;Из-за него не плакал селянин;Роптал на долю вряд ли раб один;С ним старый скряга был спокоен; с нимБедняк за бедность не бывал язвим;Наградами к себе он юных влек,Суля еще, пока уж за порогИм поздно было; злобе он сулилВ дни возмущенья — мести сладкий пыл;Любви, что гибла средь сословных уз,Он с бою взятый обещал союз.Созрело все, — и рабство он готовИзгнать из жизни, если не из слов.И миг настал. В тот день, лелея месть,Сбирался Ото с Ларой счеты свесть.Призыв на суд преступника засталСредь тысяч рук, с которых он сорвалОковы рабства: прежний крепостной,Доварясь небу, землю звал на бой.Да, Лара крепостных освободил!Рыть землю им, но только для могилМучителям! Вот боевой их клич:Отметить за зло и прав своих достичь.Свобода! Вера! Месть! — любым из словВ резню нетрудно повести бойцов;Довольно ловкой фразы, — и кругомПирует смерть и сыты волк с червем!
IX
