Глеб Горбовский - Сижу на нарах (из непечатного)
1991
Песенка про шофера
Он вез директора из трестана «волге» цвета изумруд…Не суждено было до местадоехать тем, кого везут.
На самом резком поворотехватил шофера паралич.В предсмертной жалобной икотеупал на руль шофер Кузьмич.
Директор делал выкрутасы,баранку рвал у мертвеца.Но не одна на свете трассаведь не бывает без конца.
Она кончалась магазином,где ювелир, как изумруд,стоял, роскошный рот разинув,сказав: «Сейчас меня убьют…»
Вот так убили ювелира.Убил его мертвяк-шофер.И поэтическая лирана том кончает разговор.
1961
Ленинградская венерическая
Торговала ты водойгазированной.Был жених твой молодой —образованный.
Он закончил факультетфилологический.Заболел болезнеювенерической.
Наградил тебя сполна,под завязочку,чтоб носила на носуты повязочку.
Проклинала чтобы тыжизню русскую,говорила чтобы в нос —по-французскому.
И сидишь ты на дому,затворившись,нос не кажешь, так как нос —отвалившись.
1960-е
Следы на снегу
Шел, как плуг.А сел под месяц,сел и вдруг…убавил в весе.
Встал и в лесушел, уплыл.Шел он безтого, что сбыл.
Миг был гол,согнут в дугу.Кал, как кол,торчал в снегу.
1959
«Нашла милиция в снегу…»
Нашла милиция в снегусперва сапог, затем — башку.Веселый труп с бородкой!Замерз, но пахнет водкой.Сержант его ногой копнул.А труп… очнулся.И — рыгнул.
1970
Диссиденты
Из шинели Гоголя вылезши,призамерзнув и приустав,мостовую глазами вылизав,мы проходим, ушлыми став.А начальнички — череп голенькийот больших хрущевских идейизрекают: ишь, алкоголики!Выдают себя за людей!…Очень грустно и очень больноострый мозг носить на плечах.«Алкоголики, алкоголики…»Не один Есенин зачах.Мы проходим Невским незримо,задеваем плечами дома.И мелькают девушки мимо,от начальничков без ума.Но карабкаюсь я упрямо, —злым стишком по лысой странице!Родила меня просто мама,а могла бы родить — птица.
1960-е
«Я содвинул железные ставни…»
Я содвинул железные ставни,я окно, что выходит на юг,заложил кирпичом! Но оставиламбразуру для встречи ворюг.
Поджидая ночных лихоимцев,я ружьишко просунул в дыру.…Но никто не посмел объявиться,кроме солнца! И то — поутру.
И тогда сконцентрировав силы,обнаглев от стакана огня,я пальнул в золотое светило…И погасло оно. Для меня.
1992
«Отчизна в поисках кормильца…»
Отчизна в поисках кормильцачитает лозунг на стене.Бюрократические рыльцажелают лучшего стране.
А что — народ? Сыны Отчизны?…Как бы присутствуя на тризне,по вынесении икон, —усердно варят самогон.
1980
«Старые стулья — еще досоветских времен…»
Старые стулья — еще досоветских времен,напрочь просижены тоннами задниц.Дачная мебель, чей статус давно отменен.Гвоздик, торчащий в обивке, как в памяти, — ранит и саднит.
Грязные кошки, бездомные тощие псы,лица людей, почерневшие в пламенной злобе.Все это схлынет, заткнется куском колбасыи позабудется искренне, словно урчанье в утробе.
Сад отдыхает: на ветках ни яблок, ни груш.Выдохся август. Жалеть его краски излишне.Листья усопшие. К ночи — мерцание луж.Время и люди. И листья. И птицы. Но певчих — не слышно.
1991
«Всю ночь сухие травы…»
Всю ночь сухие травыломались подо мной.Окраиной державыспешил я в мир иной.
Всю ночь пустыней-степью,свобода — как тюрьма…Страх, возведенный в степень,сводил меня с ума.
Нет, не в киргиз-кайсаки, —в край жизни неземной!И молча шли собакибездомные за мной.
1992
«Не по сытой иностранщине…»
Не по сытой иностранщине,где кисельны берега, —по родимой партизанщине,по махновщине — тоска!
Неизжитым сердце полнится.Жар лампас и дыбь папах, —это вновь казачья вольницав степь летит на скакунах.
Не подделка комсомольская,не в обмане, не в гостях, —вновь тележка гуляй-польскаявдоль России — на Рысях!
1991
19 августа 1991
(частушка)
Очень странная страна,не поймешь — какая?Выпил — власть была одна.Закусил — другая.
Аквариум
Прозрачной стала голова —аквариум-горшок.Вот мысли донная трава,вот окунек-стишок.Там тень сомненья проплыла,как тучка… И любовьпо капиллярам из стекласпешит, как жизнь, как кровь.Вот как бы солнца, невзначайлуч вспыхнул и потух, —то покаянная печальобволокла мой дух.
1992
«Разбавлю водку томатным соком…»
Разбавлю водку томатным сокоми пью несмело, украдкой — боком,косясь на двери огромной кухни…В квартире дрыхнут. Никто не ухнет,никто не влезет спросонья в душу.…Я долго строил.Теперь я рушу!Я строил песни, шкафы и семьи.Был уважаем… весьма не всеми.Любил улыбки. Сам улыбался.Все строил домик, а он ломался.Вот говорят мне, что нездоров я.А я-то знаю, что водка — с кровью,а не томаты… Ох, не томаты!Здесь помидоры не виноваты.
1969
«Напишу роман огромный…»
А. Битову
Напишу роман огромный,многотомный дом-роман.Назову его нескромно,скажем, — «Ложь».Или — «Обман».Будут в нем козявки-людидраться, верить, пить вино.Будет в нем рассказ о плуте.Будет он, она, оно…Будет пламенной идеяпод названием — «Тщета».Вот опомнюсь и затею —настрочу томов полста.Сам себе куплю в подарокдомик с бабушкой в окне.А остатки гонораране пропью — снесу жене.
1969
«Под собой не чуя ног…»
Под собой не чуя ног,поздней осенью, во мракея набрел на огонек,что мерцал в пустом бараке.
Расползлись его жильцыкто куда по бездорожью,разошлись во все концы,положась на волю Божью.
И лишь некая душа —запропавшая без вести,продолжала, не спеша,проживать на прежнем месте.
Зажигала свет в окне,ветер слушала вполслуха…И блуждали по стенетень и свет живого духа.
1992
«Иметь избу… Или — избушку…»
Иметь избу… Или — избушку.Иль, на худой конец, — шалаш.У входа — маленькую пушкудля повергания в мандраж.
В углу — бутыль вина… Бутылку.Или — хотя бы — пузырек.Прибереги свою ухмылку,мой хищный критик, мой хорек.
А на полу избы… избенки,или — на травке шалаша,пускай лежит в своей пеленкеноворожденная душа.
И долго жить… До смерти друга,что будет рядом, возле, здесь…А если одолеет скука,то про запас чернила есть.
1970-е