Афанасий Фет - Полное собрание стихотворений
1864?
«Когда Божественный бежал людских речей…»
Когда Божественный бежал людских речейИ празднословной их гордыни,И голод забывал и жажду многих дней,Внимая голосу пустыни,
Его, взалкавшего, на темя серых скалКнязь мира вынес величавый.«Вот здесь, у ног твоих, все царства, — он сказал, —С их обаянием и славой.
Признай лишь явное, пади к моим ногам,Сдержи на миг порыв духовный —И эту всю красу, всю власть тебе отдамИ покорюсь в борьбе неровной».
Но Он ответствовал: «Писанию внемли:Пред богом господом лишь преклоняй колени!»И сатана исчез — и ангелы пришлиВ пустыне ждать его велений.
1874
Ничтожество
Тебя не знаю я. Болезненные крикиНа рубеже твоем рождала грудь моя,И были для меня мучительны и дикиУсловья первые земного бытия.
Сквозь слез младенческих обманчивой улыбкойНадежда озарить сумела мне чело,И вот всю жизнь с тех пор ошибка за ошибкой,Я всё ищу добра — и нахожу лишь зло.
И дни сменяются утратой и заботой(Не всё ль равно: один иль много этих дней!),Хочу тебя забыть над тяжкою работой,Но миг — и ты в глазах с бездонностью своей.
Что ж ты? Зачем? — Молчат и чувства и познанье.Чей глаз хоть заглянул на роковое дно?Ты — это ведь я сам. Ты только отрицаньеВсего, что чувствовать, что мне узнать дано.
Что ж я узнал? Пора узнать, что в мирозданьи,Куда ни обратись, — вопрос, а не ответ;А я дышу, живу и понял, что в незнаньиОдно прискорбное, но страшного в нем нет.
А между тем, когда б в смятении великомСрываясь, силой я хоть детской обладал,Я встретил бы твой край тем самым резким криком,С каким я некогда твой берег покидал.
Добро и зло
Два мира властвуют от века,Два равноправных бытия:Один объемлет человека,Другой — душа и мысль моя.
И как в росинке чуть заметнойВесь солнца лик ты узнаешь,Так слитно в глубине заветнойВсё мирозданье ты найдешь.
Не лжива юная отвага:Согнись над роковым трудом —И мир свои раскроет блага;Но быть не мысли божеством.
И даже в час отдохновенья.Подъемля потное чело,Не бойся горького сравненьяИ различай добро и зло.
Но если на крылах гордыниПознать дерзаешь ты как бог,Не заноси же в мир святыниСвоих невольничьих тревог.
Пари всезрящий и всесильный,И с незапятнанных высотДобро и зло, как прах могильный,В толпы людские отпадет.
14 сентября 1884
Смерти («Я в жизни обмирал и чувство это знаю…»)
Я в жизни обмирал и чувство это знаю,Где мукам всем конец и сладок томный хмель,Вот почему я вас без страха ожидаю,Ночь безрассветная и вечная постель.
Пусть головы моей рука твоя коснетсяИ ты сотрешь меня со списка бытия,Но пред моим судом, покуда сердце бьется,Мы силы равные, и торжествую я.
Еще ты каждый миг моей покорна воле,Ты тень у ног моих, безличный призрак ты;Покуда я дышу — ты мысль моя, не боле,Игрушка шаткая тоскующей мечты.
1884
«Не тем, Господь, могуч, непостижим…»
Не тем, Господь, могуч, непостижимТы пред моим мятущимся сознаньем,Что в звездный день твой светлый серафимГромадный шар зажег над мирозданьем
И мертвецу с пылающим лицомОн повелел блюсти твои законы,Всё пробуждать живительным лучом,Храня свой пыл столетий миллионы.
Нет, ты могуч и мне непостижимТем, что я сам, бессильный и мгновенный,Ношу в груди, как оный серафим,Огонь сильней и ярче всей вселенной.
Меж тем как я — добыча суеты,Игралище ее непостоянства, —Во мне он вечен, вездесущ, как ты,Ни времени не знает, ни пространства.
1879
Никогда
Проснулся я. Да, крышка гроба. — РукиС усильем простираю и зовуНа помощь. Да, я помню эти мукиПредсмертные. — Да, это наяву! —И без усилий, словно паутину,Сотлевшую раздвинул домовину
И встал. Как ярок этот зимний светВо входе склепа! Можно ль сомневаться? —Я вижу снег. На склепе двери нет.Пора домой. Вот дома изумятся!Мне парк знаком, нельзя с дороги сбиться.А как он весь успел перемениться!
Бегу. Сугробы. Мертвый лес торчитНедвижными ветвями в глубь эфира,Но ни следов, ни звуков. Всё молчит,Как в царстве смерти сказочного мира.А вот и дом. В каком он разрушеньи!И руки опустились в изумленьи.
Селенье спит под снежной пеленой,Тропинки нет по всей степи раздольной.Да, так и есть: над дальнею горойУзнал я церковь с ветхой колокольней.Как мерзлый путник в снеговой пыли,Она торчит в безоблачной дали.
Ни зимних птиц, ни мошек на снегу.Всё понял я: земля давно остылаИ вымерла. Кому же берегуВ груди дыханье? Для кого могилаМеня вернула? И мое сознаньеС чем связано? И в чем его призванье?
Куда идти, где некого обнять,Там, где в пространстве затерялось время?Вернись же, смерть, поторопись принятьПоследней жизни роковое бремя.А ты, застывший труп земли, лети,Неся мой труп по вечному пути!
январь 1879
«Жизнь пронеслась без явного следа…»
Жизнь пронеслась без явного следа.Душа рвалась — кто скажет мне куда?С какой заране избранною целью?Но все мечты, всё буйство первых днейС их радостью — всё тише, всё яснейК последнему подходят новоселью.
Так, заверша беспутный свой побег,С нагих полей летит колючий снег,Гонимый ранней, буйною метелью,И, на лесной остановясь глуши,Сбирается в серебряной тишиГлубокой и холодною постелью.
1864
«О, этот сельский день и блеск его красивый…»
О, этот сельский день и блеск его красивыйВ безмолвии я чту.Не допустить до нас мой ищет глаз ревнивыйБезумную мечту.
Лелеяла б душа в успокоеньи томномНеведомую даль,Но так нескромно всё в уединеньи скромном,Что стыдно мне и жаль.
Пойдем ли по полю — мы чуждые тревоги,И радует ходьба,Уж кланяются нам обоим вдоль дорогиЧужие всё хлеба.
Идем ли под вечер, избегнувши селений,Где всё стоит в пыли,По солнцу движемся — гляжу, а наши тениЗа ров и в лес ушли.
Вот ночь со всем уже, что мучило недавно,Перерывает связь,А звезды, с высоты глядя на нас так явно,Мигают, не стыдясь.
1884
Ласточки
Природы праздный соглядатай,Люблю, забывши всё кругом,Следить за ласточкой стрельчатойНад вечереющим прудом.
Вот понеслась и зачертила —И страшно, чтобы гладь стеклаСтихией чуждой не схватилаМолниевидного крыла.
И снова то же дерзновеньеИ та же темная струя, —Не таково ли вдохновеньеИ человеческого я?
Не так ли я, сосуд скудельный,Дерзаю на запретный путь,Стихии чуждой, запредельной,Стремясь хоть каплю зачерпнуть?
1884
Осень
Как грустны сумрачные дниБеззвучной осени и хладной!Какой истомой безотраднойК нам в душу просятся они!
Но есть и дни, когда в кровиЗолотолиственных уборовГорящих осень ищет взоровИ знойных прихотей любви.
Молчит стыдливая печаль,Лишь вызывающее слышно,И, замирающей так пышно,Ей ничего уже не жаль.
8 октября 1883
