Григорий Кружков - Очерки по истории английской поэзии. Романтики и викторианцы. Том 2
Элизабет Баррет Браунинг. Рис. Филда Талфурда, 1859 г.
Выход третьего сборника «Стихотворения» (1844) сделал ее знаменитой. Поэт Роберт Браунинг познакомился с ней в 1845 году и сделал предложение. Несмотря на то, что жених был на шесть младше и отец категорически возражал, она вышла замуж, и брак оказался счастливым. Браунинг увез жену в Италию, где они вместе прожили шестнадцать лет. Их история сделалась легендой английской литературы и отражена, в частности, в повести Вирджинии Вульф «Флаш» (в которой все события увидены глазами любимого пса Элизабет). Но поэтесса сама оставила памятник своей любви в 44 прекрасных сонетах, опубликованных анонимно как «Сонеты, переведенные с португальского» в 1850 году.
Плач смертных
IГлупцы кричат, что Бога нет,Но разве нет печали?Ведь под конец дороги светНужнее, чем вначале.Скрипит, изнемогает плотьУ ближнего на тризне,И шепчет: «Смилуйся, Господь!» –Кто не молился в жизни.О, смилуйся, Господь!
IIВсе гуще облака вверху,Внизу все больше мрака,И жмется стадо к пастуху,К охотнику – собака.Удар! и вспыхивает мракОт яркого разлома,И мы дрожим, не зная, какОтветить гласу грома.О, смилуйся, Господь!
IIIГремит над полем битвы гром,Серпы войны в работе,И – во имя чести – жнемСнопы из братней плоти.Одним сотворены Творцом,Его дурные дети,Мы рубимся к лицу лицом,В свое подобье метя.О, смилуйся, Господь!
IVЧума опустошает град,Дыша незримым ядом;С телеги мертвецы глядятОстекленелым взглядом.Водицы просит сын опять,Горя в недужном зное,И воплем страшным будит матьСвое дитя грудное.О, смилуйся, Господь!
VСтрасть к золоту безумит нас,Как будто сквозь одежуКентавра злая кровь, сочась,Въедается нам в кожу.Мы бредим выгодой одной,Несчастные торговцы,И сами биржевой ценойПомечены, как овцы.О, смилуйся, Господь!
VIЛишает хлеба земляковПроклятие наживы,И смотрят толпы бедняков,От голода чуть живы,Как тянут певчие псаломВ раскрашенном собореИ, что ни день, суда с зерномОтчаливают в море.О, смилуйся, Господь!
VIIМы любим вечера встречатьСредь праздничного гула,Старясь вновь не замечатьПустующего стула.Кричим и кубками стучим,Налитыми до края;Но плачет Божий серафим,На этот пир взирая.О, смилуйся, Господь!
VIIIВот мы сидим, глаза в глаза.«Ты не разлюбишь, милый?»И застилает взор слеза:«С тобою – до могилы!»«Покуда смерть не разлучит!» –Мы повторяем снова;И горьким эхом нам звучитПророческое слово.О, смилуйся, Господь!
IXМы наклоняемся в тоскеНад дорогим усопшим;Скорбим, припав к его руке,И мучимся, и ропщем:Он здесь, он близко – но в рукахБезвольных нет ответа,И отсвет на его щеках –Лишь блик дневного света!О, смилуйся, Господь!
XНас спрашивают иногдаЗадумчивые дети,Как нам жилось детьми, когдаИх не было на свете.Как рассказать? Мы видим вновьУшедший мир бесценный,И светит матери любовьУлыбкой незабвенной.О, смилуйся, Господь!
XIМолиться мы приходим в храмВ невыразимой мукеИ простираем к небесамЗапятнанные руки.Под нами – темные гроба,За нами – путь наш грешный;Узка к спасению тропаИз этой тьмы кромешной.О, смилуйся, Господь!
XIIМы отвергаем суету,Желанья и томленья;Идут, сменяясь на ходу,Века и поколенья.Но мы все те ж! Как страшен бес,Так страшно нам и странноСебя узреть в стекле небес,В зерцале океана.О, смилуйся, Господь!
XIIIС холма нам виден тот же вид,Что в детстве мы любили:С востока солнце золотитСияющие шпили.Когда-то к шпилям золотымСтремился взор наш пылкий,А ныне дольше мы глядимНа плиты да могилки.О, смилуйся, Господь!
XIVС последним хрипом из грудиУмчится дух больного;Что ждет его? Надейся, жди;Ни стона, друг, ни слова.Верь – там, куда глядит игла,Куда, стеня, возносятСвой стройный звон колокола,Сын у Отца попросит:О, смилуйся, Господь!
Безнадежность
Страданье настоящее бесстрастно;Лишь те, что скорби не достигли дна,Лишь недоучки горя – ропщут наСвою судьбу, стеная громогласно;
Но тот, кто все утратил, безучастноЛежит, как разоренная страна,Чья нагота лишь господу виднаИ чья печаль, как смерть сама, безгласна.
Она – как тот могильный монумент,Поставленный, чтоб до скончанья летУсопший прах никто не потревожил
(Хоть все крошится – камень и цемент).Коснись гранитных век – так влаги нет;Когда б он мог заплакать, он бы ожил.
Из «Португальских сонетов»
IЯ вспоминала строки ФеокритаО череде блаженных, щедрых лет,Что смертным в дар несли тепло и свет,И юных вёсен их венчала свита, –И, мыслями печальными повита,Сквозь слезы памяти глядела вследСкользнувшей веренице тусклых лет,Чьи тени мрачным холодом КоцитаМне в душу веяли – и стыла кровь;Как вдруг незримая чужая СилаМеня, рванув, за волосы схватилаИ стала гнуть: «Смирись, не прекословь!»«Ты – Смерть?» – изнемогая, я спросила.Но Голос отвечал: «Не Смерть, – Любовь».
IXТак чем я отплатить тебе могу –Затворница печали? Чем любовнейСлова мои, тем глуше и бес кровней.Слезами, что я в сердце берегу –Иль вздохами? Их на любом торгуВозы, и вороха – в любой часовне.Возлюбленный! Ты видишь, мы – не ровни,Как нищенка, я пред тобой в долгу.Я улыбнусь – но этого порываДостанет лишь на миг. Мне не раздутьУгасший пепел. Мертвая оливаНе принесет плода. Скорей же в путь!Удерживать тебя несправедливо.А то, что я люблю тебя, – забудь.
XVIIВозьмешь ли локон мой? Я не дарилаДоселе никому своих волос.Увы, благоуханья юных розИ блеска звезд в них не найти, мой милый.Когда-то (грустный трюк!) я их клонила,Чтоб на щеках скрывать следы от слез;И, думаю, впервые бы пришлосьИх срезать на краю моей могилы.Так что же – время повернуло вспять –Иль молодость нагрянула вторая?На палец я наматываю прядь,Рассеянно, как девочка, играя…Прими их, мой возлюбленный. Здесь матьМеня поцеловала, умирая.
XXВообрази, лишь год назад, как тень, яБродила у заснеженной рекиОдна – и, ясным знакам вопреки,Судьбы не чувствовала приближенья,Перебирая малодушно звеньяСвоей неволи и своей тоски, –Что ты бы мог движением рукиРазбить. И впрямь достойно удивленья,Как я могла, доверясь чарам зим,Не ощутить в шуршанье снеговеяВесны? Не угадать, благоговея,Что тишь чревата голосом твоим,Еще не прозвучавшим? Так афеиНе верят в Бога, что для них незрим.
XXIСкажи: люблю – и вымолви опять:Люблю. Пусть это выйдет повтореньемИли кукушки на опушке пеньем,Не бойся уши мне прокуковать –Ведь без кукушки маю не быватьС его теплом, голубизной, цветеньем…Любимый, слишком долго я сомненьем,В ночи подкапывающим, как тать,Была томима. Повтори мне снова:Люблю. Пускай, как звон колоколов,Гудит и не смолкает это слово:Люблю. Подманивай, как птицелов,Короткой, звонкой трелью птицелова.Но и душой люби меня. Без слов.
XXIVПускай жестокий Мир, как нож складной,Защелкнется, не причинив урона,В ладони у Любви – и усмиреноЗатихнет ярый вопль и шум земной.Как хорошо, возлюбленный! С тобойЯ чувствую себя заговореннойОт всех клинков и стрел. Ты – оборонаИ крепь моя; за этою стенойВдали от толп – незримо, потаенно –Из данных нам природою корнейМы вырастим два стебля, два бутона,Две лилии – жемчужней и светлейВ лучах росы, чем царская корона!А сколько жить им, небесам видней.
XXIXМечтаю о тебе. Ты, словно ствол,Весь думами моими и мечтамиУвит, как виноградными листамиИ скрыт в том лесе, что тебя оплел.Но нет, фантазий буйный произволИ петли мыслей, вьющихся кругами,Тебя не стоят. Прошурши ветвямиМогучими – как будто вихрь прошел –О пальма стройная! – и отряхниНенужную завесу перед взглядом:Мечты – сравнятся ли с тобой они?Взирать, внимать твоим речам-усладам…Я новый воздух пью в твоей тениИ ни о чем не думаю; ты – рядом.
Принцесса Гондала (Эмили Бронте)
