Валерий Брюсов - Том 1. Стихотворения 1892-1909
1903
Москва
In Hас Lackimarum Valle[12]
Весь долгий путь свершив, по высям и низинам,Твои зубцы я вижу, наконец,О горный кряж веселости и смеха!В рассветный час ты вырос исполином,Как до небес воздвигнутый дворец,И гулко на привет твое мне вторит эхо.За мной падений стыд и боль палящих ран,Теснины скал и быстрины потоков,За мной покинутый в равнине бранный стан,За мной пустыня — мир безумцев и пророков.Кругом меня — немые тополя,Как женщины, завернутые строго.Свивается причудливо дорога,Вся белая, мглу надвое деля.И лилии, закрыв в сыром туманеКадильницы ночных благоуханий,Сгибают выгибы упругого стебля.Чу! ближний ключ запел неравномерно…Долина слез! чье имя как печаль!Как все в тебе неясно и неверно.Но для меня уже белеет даль,Я вышел из страны позора и успеха,Снимаю я с своей главы венцы.Уже блестят в огне, уже блестят зубцы,Твои — о кряж торжественного смеха!
Я взойду при первом днеХохотать к зубцам, на выси,И на смех завторят мнеНеумолчным смехом рыси.
Стану рыскать наугадВверх и вниз я лугом, лесом:Встречный друг и вечный братС нимфой, с зверем, с богом, с бесом.
Повлекут меня с собойК играм рыжие силены;Мы натешимся с козой,Где лужайку сжали стены.
Всем настанет чередаВыпить острый сок услады.Лица скроют от стыдаВ чащах белые дриады.
Зазовут меня в свой гротСкальных недр владыки — гномы.Буду пить я дикий мед,Гость желанный и знакомый.
Я сдою им про Грааль,То-то будет им веселье!Подарит мне РюбецальНа прощанье ожерелье.
Канет в сумрак летний зной,Лунный глаз проглянет слева, —Обручальный перстень свойМне подаст лесная дева.
Я его, склонясь, приму,Уроню свой плащ багровый…Ночь длинней протянет тьму,Отлетят ночные совы.
Я к вам вернусь, о люди, — вернусь, преображен,Вся жизнь былая будет как некий душный сон.Я к вам вернусь воскресшим, проснувшимся от сна…Волна волну стирает, и все ж она — волна.И я иной, чем прежде, но все же это — я,И песнь моя другая, но это — песнь моя.Никто ее не может сложить, как я могу,А тайну прошлых песен я в сердце берегу.И все мои напевы еще подвластны мне:И те, что пел я в детстве, и те, что пел во сне.Дано мне петь, что любо, что нравится мечтам,А вам — молчать и слушать, вникать в напевы вам!И что бы ни задумал я спеть — запрета нет,И будет все достойно, затем, что я — поэт!И в жизнь пришел поэтом, я избран был судьбой,И даже против воли останусь сам собой.Я понял неизбежность случайных дум своих,И сам я чту покорно свой непокорный стих.В моем самохваленьи служенье богу есть, —Не знаю сам, какая, и все ж я миру весть!
6/19 июня 1902
Венеция
Элегии
Женщинам
Вот они, скорбные, гордые тениЖенщин, обманутых мной.Прямо в лицо им смотрю без сомнений,Прямо в лицо этих бледных видений,Созданных чарой ночной.
О, эти руки, и груди, и губы,Выгибы алчущих тел!Вас обретал я, и вами владел!Все ваши тайны — то нежный, то грубый,Властный, покорный — узнать я умел.
Да, я вас бросил, как остов добычи,Бросил на знойном пути.Что ж! в этом мире вещей и обличийВсе мне сказалось в единственном кличе:«Ты должен идти!»
Вас я любил так, как любят, и каждойДушу свою отдавал до конца,Но — мне не страшно немого лица!Не одинаковой жаждойНаши горели сердца.
Вы, опаленные яростной страстью,В ужасе падали ниц.Я, прикоснувшись к последнему счастью,Не опуская ресниц,Шел, увлекаем таинственной властью,К ужасу новых границ.
Вас я любил так, как любят, и знаю —С каждой я был бы в раю!Но не хочу я довериться раю.Душу мою из блаженств вырываю,Вольную душу мою!
Дальше, все дальше! от счастья до муки,В ужасы — в бездну — во тьму!Тщетно ко мне простираете рукиВы, присужденные к вечной разлуке:Жить мне и быть — одному.
1902
Свидание
В одном из тех домов, придуманных развратом,Где всем предложена наемная кровать,На ложе общих ласк, еще недавно смятом,И мы нашли приют — свою любовь скрывать.
Был яркий летний день, но сдвинутые шторыОтрезывали нас от четкого луча;Во мгле искусственной ловил я только взорыДа тени смутные прически и плеча.
Вся жизнь была в руках; я слышал все биенья,Всю груди теплоту, все линии бедра;Ты прилегла ко мне, уже в изнеможеньи,И ты на миг была — как нежная сестра.
Но издали, крутясь, летела буря страсти…Как изменились вдруг внизу твои глаза!И ложе стало челн. У буйных волн во власти,Промчался он, и вихрь — сорвал все паруса!
И мне пригрезилось: сбылась судьба земного.Нет человечества! Ладью влечет хаос!И я, встречая смерть, искал поспешно слова,Чтоб трепет выразить последних в мире грез.
Но вместо слов был бред, и, неотступно жаля,Впивался и томил из глубины твой взгляд.Твой голос слышал я: «Люблю! твоя! мой Валя!»Ладья летит быстрей… и рухнул водопад.
И мы на берегу очнулись в брызгах пены.Неспешно, как из форм иного бытия,Являлся внешний шум и выступали стены,Сливалось медленно с действительностью «я».
Когда ж застенчиво, лицо в густой вуали,На улицу за мной ты вышла из ворот,Еще был яркий день, пролетки дребезжали,И люди мимо шли — вперед, вперед…
1 июня 1901
В Дамаск
Губы мои приближаютсяК твоим губам,Таинства снова свершаются,И мир как храм.
Мы, как священнослужители,Творим обряд.Строго в великой обителиСлова звучат.
Ангелы, ниц преклоненные,Поют тропарь.Звезды — лампады зажженные,И ночь — алтарь.
Что нас влечет с неизбежностью,Как сталь магнит?Дышим мы страстью и нежностью,Но взор закрыт.
Водоворотом мы схваченыПоследних ласк.Вот он, от века назначенный,Наш путь в Дамаск!
1903
Гиацинт
С. Л. Полякову
Словно кровь у свежей раны,Красный камень гиацинтУвлекает грезу в страны,Где царит широкий Инд;
Где в засохших джунглях внемлютТигры поступи людейИ на мертвых ветках дремлютПасти жадных орхидей;
Где, окованная взглядом,Птица стынет пред змеейИ, полны губящим ядом,Корни пухнут под землей.
Сладко грезить об отчизнеВсех таинственных отрав!Там найду я радость жизни —Воплотивший смерть состав!
В лезвее багдадской сталиКаплю смерти я волью,И навек в моем кинжалеМесть и волю затаю.
И когда любовь обманет,И ласкавшая меняРасточать другому станетРечи нег на склоне дня, —
Я приду к ней с верным ядом,Я ее меж ласк и чар,Словно змей, затешу взглядом,Разочту, как тигр, удар.
И, глядя на кровь у раны(Словно камень гиацинт!),Повлекусь я грезой в страны,Где царит широкий Инд.
20 декабря 1900
