Эдуард Асадов - Судьбы и сердца
РАЗДУМЬЕ
Когда в непогоду в изнеможеньеЖуравль что-то крикнет в звездной дали,Его товарищи журавлиВсе понимают в одно мгновенье.
И, перестроившись на лету,Чтоб не отстал, не покинул стаю,Не дрогнул, не начал терять высоту,Крылья, как плечи, под ним смыкают.
А южные бабочки с черным пятном,Что чуют за семь километров друг друга:Усы — как радары для радиоволн.— Пора! Скоро дождик! — сигналит он.И мчится к дому его подруга.
Когда в Антарктике гибнет китИ вынырнуть из глубины не может,Он SOS ультразвуком подать спешитВсем, кто услышит, поймет, поможет.
И все собратья киты вокруг,Как по команде, на дно ныряют,Носами товарища подымаютИ мчат на поверхность, чтоб выжил друг.
А мы с тобою, подумать только,Запасом в тысячи слов обладаем,Но часто друг друга даже на толикуНе понимаем, не понимаем!
Все было б, наверно, легко и ясноНо можно ли, истины не губя,Порой говорить почти ежечасноИ слышать при этом только себя?
А мы не враги. И как будто при этомНе первые встречные, не прохожие,Мы вроде бы существа с интеллектом,Не бабочки и не киты толстокожие.
Какой-то почти парадокс планеты!Выходит порой — чем лучше, тем хуже,Вот скажешь, поделишься, вывернешь душу —Как в стену! Ни отзвука, ни ответа…
И пусть только я бы. Один, наконец,Потеря не слишком-то уж большая.Но сколько на свете людей и сердецДруг друга не слышат, не понимают?!
И я одного лишь в толк не возьму:Иль впрямь нам учиться у рыб или мухи?Ну почему, почему, почемуЛюди так часто друг к другу глухи?!
«От скромности не подымая глаз…»
От скромности не подымая глаз,С упрямою улыбкой на губах,Ты говоришь, уже в который раз,О том, чтоб я воспел тебя в стихах.
Зачем стихи? Не лучше ль, дорогая,Куплю тебе я перстень золотой?!— Купить — купи, но и воспеть — воспой.Одно другому вовсе не мешает!
Эх, люди, люди! Как внушить вам все же,Что тот, кто для поэзии рожден,Способен в жизни «покривить» рублем,Всем, чем угодно: злом или добром,А вот строкою покривить не может.
Ведь я же превосходно понимаю,Каких стихов ты неотступно ждешь.Стихов, где вся ты ласково-простая,Где твой характер ангельски хорош;
Где взгляд приветлив, добр и не коваренИ сердце полно верного огня;И где тебе я вечно благодаренЗа то, что ты заметила меня.
Вот так: то хмуря бровь, то намекая,Ты жаждешь поэтических похвал.И будь все это правдой, уверяю,Я б именно вот так и написал!
Но ты же знаешь и сама, конечно,Что все не так, что все наоборот,И то, что я скажу чистосердечно,В восторг тебя навряд ли приведет.
И если я решусь на посвященье,Мне не придется заблуждаться в том,Что будет ожидать меня потомЗа этакое «злое преступленье»!
Я лучше ничего не напишу.Я просто головою дорожу!
«Солдатики спят и лошадки…»
Солдатики спят и лошадки,Спят за окном тополя.И сын мой уснул в кроватке,Губами чуть шевеля.
А там, далеко у моря,Вполнеба горит закатИ, волнам прибрежным вторя.Чинары листвой шуршат.
И женщина в бликах закатаСмеется в раскрытом окне,Точь-в-точь как смеялась когда-тоМне… Одному лишь мне…
А кто-то, видать, бывалыйЕй машет снизу: «Идем!В парке безлюдно стало,Побродим опять вдвоем».
Малыш, это очень обидно,Что в свете закатного дняОттуда ей вовсе не видноСейчас ни тебя, ни меня.
Идут они рядом по пляжу,Над ними багровый пожар.Я сыну волосы глажуИ молча беру портсигар.
ПРЯМОЙ РАЗГОВОР
Л. К.
Боль свою вы делите с друзьями,Вас сейчас утешить норовят,А его последними словами,Только вы нахмуритесь, бранят.
Да и человек ли в самом деле,Тот, кто вас, придя, околдовал,Стал вам близким через две недели,Месяц с вами прожил и удрал.
Вы встречались, дорогая, с дрянью.Что ж нам толковать о нем сейчас?!Дрянь не стоит долгого вниманья,Тут важнее говорить о вас.
Вы его любили? Неужели?Но полшага — разве это путь?!Сколько вы пудов с ним соли съели?Как успели в душу заглянуть?!
Что вы знали, ведали о нем?То, что у него есть губы, руки,Комплимент, цветы, по моде брюки —Вот и все, пожалуй, в основном?!
Что б там ни шептал он вам при встрече,Как возможно с гордою душойЦеловаться на четвертый вечерИ в любви признаться на восьмой?!
Пусть весна, пускай улыбка глаз…Но ведь мало, мало две недели!Вы б сперва хоть разглядеть успели,Что за руки обнимают вас!
Говорите, трудно разобраться,Если страсть. Допустим, что и так.Но ведь должен чем-то отличатьсяЧеловек от кошек и дворняг!
Но ведь чувства тем и хороши,Что горят красиво, гордо, смело.Пусть любовь начнется. Но не с тела,А с души, вы слышите, — с души!
Трудно вам. Простите. Понимаю.Но сейчас вам некого ругать.Я ведь это не мораль читаю.Вы умны, и вы должны понять:
Чтоб ценили вас, и это так,Сами цену впредь себе вы знайте.Будьте горделивы. Не меняйтеЗолота на первый же медяк!
СТИХИ О ЧЕСТИ
О нет, я никогда не ревновал,— Ревнуют там, где потерять страшатся.Я лишь порою бурно восставал,Никак не соглашаясь унижаться!
Ведь имя, что ношу я с детских лет,Не просто так снискало уваженье,Оно прошло под заревом ракетСквозь тысячи лишений и побед,Сквозь жизнь и смерть, сквозь раны и сраженья.
И на обложках сборников моихСтоит оно совсем не ради славы.Чтоб жить и силой оделять других,В каких трудах и поисках какихВсе эти строки обретали право!
И женщина, что именем моимДостойно пожелала называться,Клянусь душой, обязана считатьсяСо всем, что есть и что стоит за ним!
И, принимая всюду уваженье,Не должно ей ни на год, ни на часВступать в контакт с игрою чьих-то глаз,Рискуя неизбежным униженьем.
Честь не дано сто раз приобретать.Она — одна. И после пораженьяЕе нельзя, как кофту, залататьИли снести в химчистку в воскресенье!
Пусть я доверчив. Не скрываю — да!Пусть где-то слишком мягок, может статься,Но вот на честь, шагая сквозь года,Ни близким, ни далеким никогдаНе разрешу и в малом покушаться!
Ведь как порой обидно сознавать,Что кто-то, ту доверчивость встречая,И доброту за слабость принимая,Тебя ж потом стремится оседлать!
И потому я тихо говорю,Всем говорю — и близким, и знакомым:Я все дарю вам — и тепло дарю,И доброту, и искренность дарю,Готов делиться и рублем и домом.
Но честь моя упряма, как броня.И никогда ни явно, ни случайноНикто не смеет оскорбить меняНи тайным жестом и ни делом тайным,
Не оттого, что это имя свято,А потому, и только потому,Что кровь поэта и стихи солдата,Короче: честь поэта и солдатаПринадлежит народу одному!
СЕРЕБРЯНАЯ СВАДЬБА
У нас с тобой серебряная свадьба,А мы о ней — ни слова никому.Эх, нам застолье шумное созвать бы!Да только, видно, это ни к чему.
Не брызнет утро никакою новью,Все как всегда: заснеженная тишь…То я тебе звоню из Подмосковья,То ты мне деловито позвонишь.
Поверь, я не сержусь и не ревную.Мне часто где-то даже жаль тебя.Ну что за смысл прожить весь век воюя,Всерьез ни разу так и не любя?!
Мне жаль тебя за то, что в дальней дали,Когда любви проклюнулся росток,Глаза твои от счастья засиялиНе навсегда, а на короткий срок.
Ты знаешь, я не то чтобы жалею,Но как-то горько думаю о том,Что ты могла б и вправду быть моею,Шагнувши вся в судьбу мою и дом.
Я понимаю, юность — это юность,Но если б той разбуженной кровиИметь пускай не нажитую мудрость.А мудрость озарения любви!
Ту, что сказала б словом или взглядом;— Ну вот зажглась и для тебя звезда,Поверь в нее, будь вечно с нею рядомИ никого не слушай никогда!
На свете есть завистливые совы,Что, не умея радости создать,Чужое счастье расклевать готовыИ все как есть по ветру раскидать.
И не найдя достаточного духа,Чтоб лесть и подлость вымести, как сор,Ты к лицемерью наклоняла ухо.Вступая с ним зачем-то в разговор.
И лезли, лезли в душу голоса,Что если сердце лишь ко мне протянется,То мало сердцу радости достанетсяИ захиреет женская краса…
Лишь об одном те совы умолчали,Что сами жили верою инойИ что буквально за твоей спинойСвои сердца мне втайне предлагали.
И, следуя сочувственным тревогам(О, как же цепки эти всходы зла!),Ты в доме и была и не была,Оставя сердце где-то за порогом.
И сердце то, как глупая коза,Бродило среди ложных представлений,Смотрело людям в души и глазаИ все ждало каких-то потрясений.
А людям что! Они домой спешили.И все улыбки и пожатья рукПриятелей, знакомых и подругНи счастья, ни тепла не приносили.
Быть может, мне в такую вот грозуВдруг взять и стать «хозяином-мужчиной» —Да и загнать ту глупую «козу»Обратно в дом суровой хворостиной!
Возможно б, тут я в чем-то преуспел,И часто это нравится, похоже,Но только я насилий не терпелДа и сейчас не принимаю тоже.
И вот над нашей сломанной любовьюСтоим мы и не знаем: что сказать?А совы все давно в своих гнездовьяхЖивут, жиреют, берегут здоровье,А нам с тобой — осколки собирать…
Сегодня поздно ворошить былое,Не знаю, так или не так я жил,Не мне судить о том, чего я стою,Но я тебя действительно любил.
И если все же оглянуться в прошлое,То будь ты сердцем намертво со мной —Я столько б в жизни дал тебе хорошего,Что на сто лет хватило бы с лихвой.
И в этот вечер говорит с тобоюНе злость моя, а тихая печаль.Мне просто очень жаль тебя душою,Жаль и себя, и молодости жаль…
Но если мы перед коварством новымСберечь хоть что-то доброе хотим,То уж давай ни филинам, ни совамДоклевывать нам души не дадим.
А впрочем, нет, на трепет этих строкТеперь, увы, ничто не отзовется.Кто в юности любовью пренебрег,Тот в зрелости уже не встрепенется.
И знаю я, да и, конечно, ты,Что праздник к нам уже не возвратится,Как на песке не вырастут цветыИ сон счастливый в стужу не приснится.
Ну вот и все. За окнами, как свечи,Застыли сосны в снежной тишине…Ты знаешь, если можно, в этот вечерНе вспоминай недобро обо мне.
Когда ж в пути за смутною чертойВдруг станет жизнь почти что нереальнойИ ты услышишь колокольчик дальний,Что всех зовет когда-то за собой,
Тогда, вдохнув прохладу звездной пыли,Скажи, устало подытожа век:— Все было: беды и ошибки были,Но счастье раз мне в жизни подарили,И это был хороший человек!
УЛЕТАЮТ ПТИЦЫ
