Вадим Шершеневич - Стихотворения и поэмы
1928
«Оттого так просто жить на свете…»
«Сегодня доктор мне сказал: у вас туберкулез. Я даже обрадовался».
Ж. Лафорг. ПисьмаОттого так просто жить на свете,Что последний не отнять покойИ что мы еще немного дети,Только с очень мудрой головой.
Нам достались лишь одни досуги,Да кутёж в пространствах бытия,Только легковерные подругиИ совсем неверные друзья.
Притворяясь, что обман не вечен,Мы наивно вдруг удивлены,Что на вид такой приветный вечерВ дар принес мучительные сны.
Эту грусть, пришедшую из прежде,Как наследство мы должны хранить,Потому что места нет надежде,Так как жребий нам не изменить.
Можно жить несчастьями одними,Так вся жизнь до простоты ясна.Ведь обманом осень всё отнимет,Что сулила нам, как лжец, весна.
Оттого, что мы немного детиС очень, очень мудрой головой,Нам почти легко страдать на свете,Где итог за гробовой доской.
4 июня 1926–1929
Реминисценция
«Он верный друг!»
В. БрюсовТам на вершине скал отвесных,Откуда смертным схода нет,Ты шепчешь много слов чудесных,Безвольный требуя ответ.
На рельсах железнодорожных,Зовя под встречный паровоз,Ты манишь их, неосторожных,Чтоб головой под треск колес.
Всем, кто взыскует тщетно хлеба,Как ведом в глубине ночейТвой синий плащ, что шире неба,Твой голос вскриков всех страстней!
В часы, когда окрест всё тише,Лишь в сердце отзвук мрачных строф,И я не раз твой голос слышал,О черный ангел катастроф.
Пока в безумстве жизни жаждалИ счастья требовал ещё,Уже успел коснуться дваждыМоих избранниц ты плащом.
И вот теперь я в третий вижу,Вернее, чувствую вблизи,Что тот, кого я ненавижу,Опять плащом пресиним движетИ вновь вниманьем мне грозит.
Сгинь, пропади, здесь место свято!Кричу и бормочу одно:— Иль нет тебя вблизи, проклятый,Иль прибыл ты теперь за мной.
6 июля 1931
Прощай
Ты изменила, как жена.Ну что ж, язви, хули, злорадствуй,О, нищая моя странаНеисчислимого богатства!
Ты хорошеешь с каждым днемТаким соленым и жестоким,Мы очарованные пьемЗаздравье годам краснощеким.
Ты позабыла навсегда,Ты накрепко, страна, забылаВсклокоченные те года,Когда меня ты так любила!
О, та ли ты? Иль я не тот?Но ясно после расставанья,Что говор твой не так поет,Как горькое мое молчанье…
Прими ж последнее прости,Спеша, смеясь и не краснея,Но урну с пеплом поместиТы в залу лучшего музея.
Ведь не совсем уж всё мертвоВ твоей душе невольно братской,Я был любовник верный твойИ трогательный, и дурацкий!
14 сентября 1931
«Нет слов короче, чем в стихах…»
Нет слов короче, чем в стихах,Вот почему стихи и вечны!И нет священнее греха,Чем право полюбить беспечно.
Ах, мимолётно всё в веках:И шаг чугунный полководца,И стыд побед, и мощный страх,— Лишь бред сердец навеки льется!
Вот оттого сквозь трудный бой,Я помню, тленом окружённый:Пусть небо раем голубо,Но голубей глаза влюбленной!
Пусть кровь красна, любовь красней,Линяло-бледны рядом с нейИ пурпур слав, и нож убийцы,И даже ночь, что годы длится!
Податливей, чем воск, гранит,Писк комара — земли визжанье!Все шумы мира заглушитВздох робкий первого признанья.
Вот потому и длится векЛюбовь, чья жизнь — лишь пепел ночи,И повторяет человекСлова любви стихов короче!
1930 — 6 июля 1931
«Смотри: по крышам шаг ломая…»
«Поэма никогда не стоит
Улыбксладострастныуст».
А. ПушкинСмотри: по крышам шаг ломая,Ночь бегло прячется пред днем.О, сколько ветра, сколько маяВ желанном шепоте твоем!
Между возможным и химеройНет силы проложить межу,И как в неслыханную веруВ твою любовь перехожу.
И громко радуюсь при этом,Твердя в жасминовых стихах,Что ты, весна, зимой и летомВладычествуешь впопыхах!
И грозной путаешь морокойНамеченных судеб русло.И сердце стало синеокоВсей анатомии назло.
О, пусть в грядущих поколеньяхМеня посмеют упрекать,Что в столь чудесных сновиденьяхЯ жизнь свою сумел проспать,
Что не умел шептать я тише,Чем половодие в крови,Что лучшее четверостишьеНичтожнее, чем миг любви.
И сердце поступью недюжнойОбязано установить:«Всё незначительное нужно,Чтобы значительному быть!»
30 июля 1933
«От самых древних поколений…»
От самых древних поколенийЯ суеверно сохранил:«Любовь не знает сожалений,И кто жалел, тот не любил».
Любовь, ты палачей жесточеИ во сто крат злей бытия.И ветер резче в эти ночи,Чем взмах крылами воронья!
Над каждым первым поцелуем,Последний ладан панихид.И оттого мы так ревнуем,Но терпим бешенство обид.
Сжимая пистолет заране,Влюбленный, в свой черед поймешь,Что сладостный огонь желанийПорой на ненависть похож.
Любовь! Твой плащ горит над миром,Но плащ твой с выпушкою бед.Твой страшный глаз глядит сапфиром,Но в нем ясней рубинный след.
И всё ж пленять не перестанешь,Любовь последняя моя,И ты убьешь, но не обманешьПевучий почерк соловья.
23 марта 1933–1935
Переводы Эварист Парни
(Из сборника «Эротические стихи»)Элеонора
Итак, Элеонора дорогая,Теперь тебе чудесный грех знаком;Желая, — ты дрожала пред грехом,Дрожала, даже этот грех вкушая.Скажи, что страшного нашла ты в нем?Чуть-чуть смятенья, нежность вспоминанья,И изумленье перед новизной,Печаль, и более всего — желанье, —Вот всё, что после чувствуешь душой.Блестящие цвета и роз и лилийУже смешались на твоих щеках;Стыду дикарки место уступилиИ нега и застенчивость в глазах;Они в очаровательных делахПричиною и результатом были. Твоя взволнованная грудь Не робко хочет оттолкнуть Ту мягкость ткани над собою,Приглаженную матери рукою,Что боле дерзко в свой черед,Нескромная, порой ночною,Рука любовника сомнет.И сладкая мечтательность уж скороЗаменит шалости собой,А также ветреность, которойОбескуражен милый твой. Душа, смягчался всё боле, Себя лениво погрузит В переживанье, где царит Одна лишь сладость меланхолий!Печальным предоставим цензорамСчитать виною непрощеннойОт горестей единственный бальзамИ тот восторг, что Бог, к нам благосклонный,В зародыше всем даровал сердцам. Не верь: их лживы уверенья И ревность лицемерна всех; В ней для природы оскорбленье: Так сладок не бывает грех!
Страх
Ты помнишь ли, чудесная плутовка,Ту ночь, когда счастливою уловкойОбманут Аргус, стороживший дом,К тебе в объятья я попал тайком.От поцелуев защищала алыйСвой рот напрасно ты на этот раз;И только к кражам приводил отказ.Внезапный шум ты в страхе услыхала,Смогла далекий отсвет увидать,И позабыла ты про страсть в испуге.Но изумление заставило опятьВ моих руках сердечко трепетать.Я хохотал над страхами подруги:Я знал, что в это время стережетВосторги наши бог любви Эрот.Твой видя плач, он попросил Морфея,И тот у Аргуса, врага услад,Мгновенно притупил и слух и взгляд,Раскрыв крыло над матерью твоею,Аврора утром раньше, чем бывало,Теченье наших прервала забав,Амуров боязливых разогнав.Им смехом ты невольным обещалаСвиданье новое под вечерок.О, боги! Если бы я только могВладеть и днем, и полночью моею, —То юный провозвестник дня позднееНам возвещал бы солнечный восход.А солнце, в легком беге устремляясьИ обликом румяным улыбаясь,На час-другой взошло б на на небосвод!Имели б времени амуры боле,И сумрак ночи длился дольше бы тогда,Моих мгновений сладостная доляСреди одних утех была б всегда.И в сделке мудростью руководимый, —Я четверть отдал бы моим друзьям,Такую ж часть — моим прекрасным снам,А половину — отдал бы любимой!
Досада
