Последняя крестьянка - Валентина Гусева
У меня сейчас шесть рожков. Цифру 6 я никогда не любила. Я ее всегда связывала с тремя шестерками, сатанинским числом — 666. Мое любимое число — 7. И я подумала. Если я не позвоню, то через три дня ко мне снова придут Руфа и Лида. (Они люди обязательные.) И тогда у меня будет 7 рожков. К тому же я с ними пообщаюсь и наконец-то покажу свою уникальную коллекцию: 7 обувных рожков — 6 больших и один маленький.
И я сняла руку с трубки.
Ноябрь2013 г.
Маркизова лужа
Как я сдавала плавание
Посвящаю своим сокурсникам
К
ак-то мне позвонила моя подруга по институту и пригласила меня в гости. По городу погуляем, по Пушкинским паркам. Маркизову лужу посетим. Ведь ты не забыла Маркизову лужу? — со смехом спросила она меня. Как мне забыть Маркизову лужу, если столько с ней связано. В ней мы купались. На берегу загорали, а также сдавали плавание. Как я сдавала в Маркизовой луже плавание, мне институтские друзья напоминают до сих пор. Да я и сама помню. До мельчайших подробностей. Не знаю, сдают ли сейчас в вузах зачет по физкультуре, но в мои времена на агрофаке ЛСХИ такой зачет был. Сдавали бег, лыжи и даже плавание. Если не сдашь, то не получишь стипендию. А так как стипендия нужна была всем, то и зачет сдавали все независимо от умений. Студент, он умел найти выход из самых разнообразных, даже безвыходных ситуаций. Сдача плавания была не очень сложной ситуацией в его жизни. Просто, умеющие плавать плавали за тех, кто плавать не умел. И кто там будет разбирать при массовой сдаче зачета, почему входящая в воду Соколова так здорово напоминает недавно вышедшую из воды Стольникову, а Стольникова как две капли воды похожа на только что сдавшую зачет Сухову.
Мы сдавали плавание на знаменитой «Маркизовой луже». Так называлось небольшое озеро в Екатерининском парке города Пушкин, где я училась. Я плавать не умела, но не хотела, чтобы кто-то плавал за меня, собиралась научиться сама, но так и не собралась, и вспомнила про это, когда староста группы, тоже не умеющая плавать, объявила мне, что надо получать стипендию, а зачет по плаванию у меня не сдан и выгораживать меня в деканате она не будет.
— Ты одна осталась, — недовольно сказала она мне, — иди, сдавай. А то скоро снег выпадет.
Я и пошла. Задача моя заключалась в том, чтобы честно признаться, что плавать я не умею, каким-то образом разжалобить преподавателя и покаянно просить поставить мне зачет. Ну, хотя бы авансом. И дорогой я обдумывала предстоящий жалостливый свой монолог.
Преподаватель была на месте и на мое появление, назвав, к моему удивлению, меня по имени, приветливо и даже как-то по дружески спросила
— А, плавание пришли сдать? А не холодно?
— Нет, — машинально сказала я, удивленная таким приемом.
— Ну, тогда быстренько, а то я тороплюсь, — сказала она, подхватила со стола секундомер и термометр и вот я, не успев опомниться, уже быстро иду рядом с ней в сторону Маркизовой лужи, находящейся в полукилометре от спортивного зала.
По дороге преподаватель завела разговор о последних достижениях знаменитых пловцов, приглашая и меня к обсуждению. Хотя мне было не до достижений знаменитых пловцов, я кое-что знала о них и умело поддерживала разговор, загоняя себя все дальше в какой-то безвылазный тупик. У меня возникло ощущение, что преподаватель принимает меня за кого-то другого. Но ведь она назвала меня по имени. Когда же она поинтересовалась спортивными успехами моих соседок по комнате, участниц соревнований по разным видам спорта и разрядниц по плаванию, сердце мое дрогнуло. А не приняла ли она меня за спортсменку, так как, вероятно, часто видела меня с ними.
Живя в одной комнате со спортсменками, я иногда ездила с ними на соревнования как болельщица, хуже того, иногда они просили меня заменить заболевшего члена институтской команды, уверяя, что им важен не мой результат, а их участие. И я, выручая их, бегала, прибегая последней, играла в волейбол, не зная правил, и уверенно проигрывала на последней доске в шахматы.
Мои подозрения подтвердились, когда преподаватель, прервав беседу, вдруг спросила:
— А каким Вы стилем плаваете?
— Да я… так… — закашлявшись, неопределенно махнула я рукой.
Между тем, Маркизова лужа неотвратимо приближалась. И вот мы уже на месте сдачи зачета.
— Подождите раздеваться, — сказала мне преподаватель, — увидев, что я приготовилась снять одежду, — все-таки холодно. Я принимаю плавание при температуре воды не ниже 16 градусов, ну, для Вас, так и быть, снижу до 14-и…
И она опустила термометр в воду. Нет, боги в тот день были не на моей стороне. Они издевались надо мной. Термометр показал ровно 14 градусов.
— Может, не пойдете? — спросила меня преподаватель.
— Да ну, — сказала я.
— Тогда быстренько туда и обратно, — и она махнула рукой на тот берег, где величественно и равнодушно стоял, отражаясь в холодной воде Екатерининский дворец.
Я тоже похолодела. Все сдавали плавание вдоль берега от дерева до дерева, а я… А вообще-то какая мне была разница… Я быстро разделась и пошла к воде… Вошла в воду… Я не почувствовала температуры воды. Заходила все глубже и глубже. Вот по пояс… Оглянулась на преподавательницу и как можно равнодушнее:
— Может, вдоль берега?
— Не смешите! — ответила она.
И я пошла дальше. Вот по грудь… Пора было что-то делать. Я снова оглянулась. Преподаватель нажала на секундомер и махнула рукой
— Плыви!
Я оттолкнулась от дна и беспорядочно заколотила по воде руками и ногами… И тут же услышала с берега.
— Вылезай!
Вот и все. Так быстро плавание еще никто не сдавал. Я вышла на берег… Оделась. Ни разу не взглянула на преподавателя. Обратно шли молча. Она только спросила:
— Что же Света с Милой не научили тебя плавать?
Я промолчала. Какими невыносимо длинными показались мне эти 500 м обратного пути. Не дойдя метров 200, я распрощалась, свернув в подвернувшийся переулок.
— Ну, сдала? — встретили меня в комнате.
— Не знаю, — мрачно ответила я, ложась на кровать.
— Как это не знаешь?
И тогда я рассказала им все от начала до конца. Их хохот был слышен в коридоре, потому что в дверь заглядывали и спрашивали:
— Что у вас тут?
Хозяева комнаты, вытирая слезы, и, указывая на меня, рассказывали, заостряя внимание на стиле моего плавания. Хохот возобновлялся и от него оцепенение мое постепенно спадало, мне становилось все легче и легче и, когда
