Рабиндранат Тагор - Ты погляди без отчаянья… (стихотворения)

* * *

В тот древний, исступленный век,Когда творец хулил свое творенье              И созданное рушил,В тот день, когда утратил он терпенье,Своею дланью грозный ОкеанТебя отторг, о Африка, от груди              Земли восточной.Густого леса бдительная стража       Твою темницу стерегла.       Ты на досуге одинокомКопила тайны чащ непроходимых,Читала письмена воды, земли и неба, —              И волшебство природы       В душе незрячей мантру пробудило.Ты, заслонив лицо уродливой личиной,              Над ужасом смеялась       И, страх стремясь преодолеть,Ожесточала дух величественным бредом,       Обрядом-пляской разрушенья              Под барабанный гром.

       Тенистая! За черным покрывалом       Не видел человеческого лика              Презренья мутный взор.       С колодками, с цепями ворвались       Ловцы людей, чьи когти крепче волчьих,              Чье низкое высокомерье глуше       Твоих для солнца недоступных джунглей.       В наряде городском белесый варвар,       Как зверь, бесстыдно алчность обнажил.Плыл по тропам лесным беззвучный голос горя,       Пыль впитывала кровь твою и слезы.              Навеки мерзкой грязи комья       Из-под сапог бандитских – оскорбленьем       Запечатлели летопись твою.

А за́ морем, в их городах и селах,       Воскресный звон колоколовПредвечному добру гудел хваленья,Младенцы прыгали в руках у матерей,И славили поэты Красоту.

       Сейчас, когда в закатном небеЗа горло схвачен бурей вечер тихийИ из пещер повылезло зверье,Конец всему предвозвещая воем,Явись, поэт, на рубеже вековИ, подойдя к порогу оскорбленной,              Скажи: «Прости!»Пусть этим чистым словом разрешится              Твой, варвар, бред!

* * *

                     Забил барабан. Война!Их шеи нагнулись, кровью глаза налились,                     Зубы скрежещут.                     Строй за строемИдут принести на трапезу мертвого пира                     Свежего мяса людского.Сперва в храм доброго Будды вошли:              «Благослови, Всеблагой!»       Захлебнулась ревом труба,              Земля содрогнулась.Куренья затеплились, колокола зазвонили,       Воздымились к небу молитвы…              Всесострадающий!       Исполни просьбу молящих:Жаждут они вопль пробудить, раздирающий душу               и небо,       Под кровлями тихими узы любви разорвать,       Взвить свои флаги над тленом разгромленных                сел,              В прах обратить чертоги науки,              В щебень – храм Красоты.Вот и взыскуют благословенья доброго Будды!                     Захлебнулась ревом труба,                     Земля содрогнулась…       Подсчитают, сколько поляжет убитых,       Сколько тел живых изуродуют.Каждую тысячу павших будут приветствовать              Барабанною дробью,              Хохотать – о чудовища злобы! —       Над кровавыми клочьями младенцев и матерей.       Просят, чтоб слух человеческий принял                     Молитву их лживую,       Чтоб могли отравить они ядом                     Дыхание мира.                     Вот зачем они ждут       Благословения доброго, щедрого Будды.              Захлебнулась ревом труба,                     Земля содрогнулась.

Из книги  «Шамоли»  («Шамоли»)

1936

Душа распалась

Ты ждешь за дверью. Ты решить не можешь —Войти ко мне, как прежде, или нет?Я слышу – тихо звякнул твой браслет,Мелькнуло сари цвета жженой глины,Его колышет ветерокВ проеме двери.Я тебя не вижу,Но вижу – руки западных лучейУкрали тень твою и положилиНа половицы комнаты моей.

Я под каймою сари вижу робость               золотисто-смуглых ног,Не знающих – переступить ли? —Через порог.Но я тебя не кликну.Моя душа распалась на частицы,Как дым тумана в глубине безлунной,Как облако, расплывшееся в небеПосле дождей.

Моя любовь —Она как насыпь в поле,Опавшая, оползшая. И пахарьДавно ее забросил и ушел.А вечно равнодушная природаЕе в свои владения включила,И насыпь, незаметно для себя,Покрылась первозданною травою,И обросла побегами деревьев,И с ближним лесом ветками сплелась.Моя любовь – она сейчас похожаНа утреннюю бледную звезду,Что растворяет в светлости рассветаПогасшее сияние свое.

Нет у моей души границ сегодня.Возможно, ты меня не так поймешь.Все вехи сняты, все отметки стерты.Собрать меня, вернуть былую цельность?Ты уз таких на свете не найдешь.

Цветок тамаринда

Нет, я немного накопил сокровищЗа эту жизнь.Они мне редко доставались.Потерь я больше ведал, чем находок.С протянутой рукою не стоял.А в этом самом мире —Оно цвело, сокровище, подобноКрасавице, простушке деревенской,Закрыв лицо, презрев к себе презренье, —Спокойный тамариндовый цветок.

Земля бедна, и дерево не в силахПодняться в полный рост.Его одетые листвою ветвиК земле приникли. Можно ли подумать,Что к старости приблизилось оно?Вблизи расцвел лимон. Нарядно рядомОсыпан чампак множеством цветов.Канчон цветет в углу. И посвященныйЦветам благоуханным курчиСарасвати обет свой соблюдает.Мне ясен их язык. Не раз для разговораЯ позван ими был.А только что мой слухПочувствовал неясный шепот, слышныйИз-под опущенного покрывала. Вижу —Из хижинки, на ветке тамаринда,Глядит нераспустившийся цветок,И нежно светится,И нежно пахнет,И вьются письмена по лепесткам.

Уже давно живет при нашем домеСтаринный тамаринд, знакомый с детства.

Как божество стоит он, как хранительСеверо-западного края неба.Он – как слуга, прижившийся в семье.Он сверстник прадедов,Свидетель многихРождений и поминок в этом доме,Ученый брахман нашего семейства.Кто им владел в прошедших поколеньях?Пожалуй, было большеИмен опавших, чем опавших листьев.О многих память —Такая ж тень, как тень под тамариндом.Здесь, у его корней, была конюшня,Где стук копыт тревожил помещеньеПод черепичной крышей.Но век езды на лошадях давно ужС покрикиваньем конюхов осталсяНа берегу былого, вдалеке.Умолкло ржание.Картины векаУже сверкают красками иными,А борода, расчесанная гордоСардаром[100]-кучером, с его походкой важной,Со всею пышной роскошью тех дней,Навеки удалилась за кулисы,Где декораций свалено старье.

В лучистом солнце, утром, к десятиЖдала коляска здесь, у тамаринда,И отправлялась в школу каждый деньС бессильной неохотой мальчугана,Сквозь уличную шумную толпу.И мальчуган теперь уже не тот —Лицом, душой и положеньем в мире.А тамаринд все тот же. Он молчит.В себя ушедший, в самосозерцанье,Не поводя и бровью на людейС их вечно переменчивой судьбою.

Мне вспомнился один из дней.Шел дождьОт сумерек всю ночь, не затихая.А утром – мутно,Как в глазах безумца.Ослепшая, без цели, бьется буряОгромной птицей в клетке мирозданьяКрылами о невидимые прутья.Вся улица заполнена водою.Двор затопило.Стоя на веранде,Я вижу – с гневом смотрит в небоВерхушка тамаринда, как отшельник,Руками веток небо обличая.Молчат дома, они остолбенели,У них нет речи, чтоб ответить словомНа злодеяния небес.И толькоВ движеньях листьев тамаринда былоРазгневанное восклицанье, былоПроклятье дерзкое – среди оцепеневшихКирпичных стен он представлял одинНа кругозоре, бледном от дождя,Великий лес.

Сменялись весны веснами иными —В почете были бокул и ашок.Казалось мне, что тамаринд – привратникНаружных врат весны – царя времен.И кто бы мог в то время догадаться,Что под корою грубой великанаТаится нежность красоты?Все помнят,Как он надменен в пышном тронном залеДворца весны.В его цветах сегодня мне представленГандхарва Читраратха[101] – колесничий,

Что Арджуну[102], сражаясь, победил.Теперь один, вполголоса и втайне,Поет он песню в райских кущах Индры.О, если б я, поэт, тогда – подросток,Постигнуть мог в какое-то мгновенье,Как этот старец молодостью пьян, —Я, может быть,Однажды, юным утром,Встревоженным жужжанием пчелы,Сорвал бы грозди нежные цветовИ пальцами дрожащими подвесилНа радостно зардевшееся ухо,Ты знаешь – чье.И если б ты «Как звать цветок?» – спросила,Я бы ответил:«Теплый отблеск солнцаСейчас упал тебе на подбородок.Найди ему какое-нибудь имя —Я назову тем именем цветок».

Шамоли