Игорь Северянин - Том 4. Классические розы
Toila
17 июля 1932 г.
Пераст
Пересекаем бухту на пароме,В автомобиле сидя. В глубинеБелеет город. Пусто в каждом доме.Безлюдье в золотистой белизне.Пераст! Пераст! Что видишь ты во сне?
Сна твоего не видно нам в бинокли.Покинутость, заброшенность везде.И остров твой — припомнился мне Беклин —Мертвяще мрачен в бухтовой воде.Пераст! Пераст! Где жизнь былая? где?
Где век, когда ты был гнездом пиратов,Певец, любовник, воин, оргиаст?Когда, сокровища в себе запрятав,Окружных гор киркой тревожил пласт?И вот — как нет тебя, Пераст, Пераст!
Toila
6 июня 1931 г.
Двадцать bocemb
Мы взбираемся на Ловчен.Мы бежим под облака.Будь на поворотах ловче,Руль держащая рука!
Сердце старое не старо,Молодо хотя б на час:У подножья гор КаттароДвадцать восемь встало раз!
Почему так много? — спросим.На вопрос ответ один:Потому что двадцать восемь,Двадцать восемь серпантин!
Мы пьянеем, пламенеемОт развернутых картин.Грандиозным вьются змеемДвадцать восемь серпантин!
Адриатика под нами,Мы уже в снегах вершин.В тридцать километров знамя —Двадцать восемь серпантин!
Дубровник (Рагуза)
Вилла «Флора мира»
20 янв. 1931 г.
Портрет Даринки
Вас. Вит. Шульгину
Я хожу по дворцу в Цетинье —Невзыскательному дворцу,И приводит меня уныниеК привлекательному лицу.
Красотою она не блещет,Но есть что-то в ее глазах,Что заставит забыть про вещи,Воцарившиеся в дворцах.
Есть и грустное, и простоеВ этом профиле. Вдумчив он.В этом профиле есть такое,Что о нем я увижу сон.
Гид назвал мне ее. Не надо!Мне не имя — нужны глаза.Я смотрю на деревья сада.Я смотрю, и в глазах — слеза.
Цетинье. Черногория.
20 янв. 1931 г.
Перевал через Ловчен
Час назад, в миндалями насыщенных сумерках,Золотые лимоны, как дети луны.А теперь, в легком заморозке, в лунных высверкахКолеи оснеженной, стал Ловчен уныл.
Мы уже на горе, на вершине двухтысячной,Час назад, там, в Катарро, стояла весна.А теперь, в горьковатом сиянии месячном,Всех мехов своих выдвинули арсенал.
Мы нахохлились зябко, как сонные совушки,И, должно быть, прохожим немного смешны:Нам смеются вослед черногорские девушки,Их слова заглушаются хрупотом шин.
Скользок путь. Скользок смех. Проскользнули и Негуши.Из-за выступа вымолнил автомобиль,Чуть нас в пропасть не сбросив, как хрусткую ракушку,Ту, что давишь, не думая сам истребить…
Париж
20 февр. 1931 г.
Калемегдан в апреле
Как выглядит без нас Калемегдан —Нагорный сад над Савой и Дунаем,Где был толчок одной поэме дан,Поэме той, которой мы не знаем?…
Там, вероятно, все теперь в цвету,Не то что здесь — мороз, снега, метели,И, может быть, там встретить можно ту,Кто, так и кажется, сошла с пастели…
Она в тоске, — заметно по всему, —Глядит в тоске, как мутно льется Сава,Как вдалеке туманится Земун,И все ее волнует чья-то слава…
Ей не хотелось бы идти домой,На замкнутую улицу в Белграде,Где ждет ее… Но кто он ей такой,Я лучше умолчу, приличья ради…
Красавица она. Она тиха.Не налюбуешься. Но скажет слово…Я, впрочем, предназначил для стихаСовсем не то… Начну-ка лучше снова:
Как выглядит теперь Калемегдан —Бульвар над Савой, слившейся с Дунаем,Где был толчок одной поэме дан,Которой никогда мы не узнаем?…
Toila
8 апр. 1931 г.
В долине Неретвы
Я чуть не отдал жизнь в твоих горах,Когда, под горохот каменно-железный,Наш поезд, несшийся на всех парах,Низринулся — из-за обвала — в бездну.
Когда в щепы разбитый паровозИ в исковерканный — за ним — багажныйУперся наш вагон, а злой откосВдруг превратил его в многоэтажный,
Мы очутились в нижнем этаже.Стал неприступно скользок линолеум.Мы вверх не шли, нет, мы ползли ужеИ скатывались под наклоном левым,
Но и тогда, почти касаясь дна,Дна пропасти и неповторной жизни,Очаровательнейшая страна,Поэт тебя не предал укоризне.
Он только в памяти запечатлелНочь, ветер, дождь — пособников лавине, —И нет чудеснее на всей землеДолины Неретвы в Герцеговине!
Париж
25 февр. 1931 г.
По Швейцарии
Агате Вебер
Мы ехали вдоль озера в тумане,И было нескончаемо оно.Вдали горели горы. Час был ранний.Вагон дремал. Меня влекло окно.
Сквозь дымку обрисовывались лодки,Застывшие на глади здесь и там.Пейзаж был блеклый, серенький и кроткий,Созвучный северным моим мечтам.
Шел пароход откуда-то куда-то.Я знал — на нем к кому-то кто-то плыл.Кому всегда чужда моя утрата,Как чужд и мне его восторг и пыл.
Неслись дома в зелено-серых тонах.Вдруг возникал лиловый, голубой.И лыжницы в костюмчиках зеленыхСкользили с гор гурьбой наперебой.
Базель
31 янв. 1931 г.
Голубой цветок
Всех женщин все равно не перелюбишь.Всего вина не выпьешь все равно…Неосторожностью любовь погубишь:Раз жизнь одна и счастье лишь одно.
Не разницу характеров, а сходствоВ подруге обретенной отмечай.Побольше верности и благородства.А там и счастлив будешь невзначай…
Не крылья грез — нужней земному ноги.С полетами, бескрылый, не спеши.Не лучше ли, чем понемногу многим,Немногой много уделить души?
В желаньи счастья — счастье. Повстречались.Сошлись. Живут. Не в этом ли судьба?На Голубой цветок обрек Новалис, —Ну, что ж: и незабудка голуба…
Toila
26 июня 1931 г.
На необитаемом острове
Ни в жены, ни в любовницы, ни в сестры:Нет верности, нет страстности, нет дружбы,Я не хотел бы с ней попасть на островНеобитаемый: убила глушь бы.
Когда любим и любишь, счастьем раяГлушь может стать. Но как любить такую?Как быть с ней вечно вместе, созерцаяНе добрую и вместе с тем не злую?
Вечерние меня пугали б тени,Не радовал бы и восход румяный:Предаст. Расстроит. Омрачит. Изменит,Раз нет мужчин, хотя бы с обезьяной.
Toila
23 февр. 1932 г.
Наступает весна…
Наступает весна… Вновь обычность ее необычна,Неожиданна жданность и ясность слегка неясна.И опять — о, опять! — все пахуче, цветочно и птично.Даже в старой душе, даже в ней наступает весна!
Мох в еловом лесу засинел — забелел в перелесках.О, подснежники, вы — обескрыленные голубки!И опять в ущербленьях губчатых, коричневых, резкихЯдовитые ноздри свои раздувают сморчки.
И речонка безводная вновь многоводной рекоюСтала, рыбной безрыбная, сильной лишенная сил,Соблазнительною, интересною стала такою,Что, поверив в нее, я удилише вновь оснастил.
Я ушел на нее из прискучивших на зиму комнат,Целодневно бродя вдоль извилин ее водяных,Посещая один за другим завлекающий омут,Где таятся лохи, но кто знает — в котором из них?
Этот лох, и сморчок, и подснежник незамысловатый,Эта юнь, эта даль, что влекуще-озерно-лесна,Все душе, упоеньем и радостью яркой объятой,Говорит, что опять, что опять наступает весна!
Toila
