Антология - Поэзия Латинской Америки
ГИЛЬЕРМО ВАЛЕНСИЯ[134]
Перевод С. Гончаренко
Верблюды[135]
(Фрагмент)
Раздуты жадно ноздри… Пружинит сонно шея.Мерцает зелень взгляда, горчащего полынью…Под рыжим шелком шерсти на солнцепеке млея,верблюды мерят шагом Нубийскую пустыню.
Внезапно, вскинув морду и поведя глазами,размеренную поступь прервал двугорбый лоцман.Текло в плавильне неба крутым расплавом пламя,но он учуял струи подземного колодца.
Когда ж в ковры кочевий легла дремота мракаи закатилось солнце за выжженные дали,под ликом смуглой Девы, под чернью зодиакаони пошли, ступая, как призраки печали.
О побратимы скорби! Покачивались мерноих выи, словно пальмы под ветром… и казалось,что их угрюмый облик сплели во мгле химеры,и сфинкс вдохнул им в очи предвечную усталость.
Пригубьте взор их горький, флейтисты Византии,шлифующие дактиль под перезвоны в звеньяхцепей… Лишь он расскажет о муках летаргиивселенной, изнемогшей без жаркой крови в венах!
Новый год
Сегодня — белый вечер. Сегодня — белый ветерс морозным воркованьем стеклянных голубей.И смятена холодной метели добродетельдевичьим смехом. Эхом, звенящим все слышней.
Сегодня белый вечер. Сегодня нет на свете,на целом белом свете печалей и скорбей.Пусть мирозданье в душу звездой Полярной светит,но все равно созвездье девичьих глаз светлей.
Сегодня белый вечер. И в полночь каравеллыиз лепестков лимона поднимут парус белый,озвучив снежной песней дремотный сонм светил!
Сложив покорно крылья, готовые разбиться,Летят из поднебесья светящиеся птицы,и хлещет белый ливень пургою снежных крыл.
Существование из существительных
Крестины. Школа. Университет. Диплом.Нужда. Долги. И суд. Скандал — залог успеха.Кандидатура. Пост. Существенная веха:вояжи. Лондон. Рим. Париж. И снова дом.
Невеста. Обрученье. Роды. Дочь. Потом —пеленки. Школа. Свет. Уже жених. Потеха!Медовый месяц. Ревность. Сцены. Не до смеха.Внук. Школа. Университет. Опять диплом.
Вдруг — старость. Немощи. Бессонница. Облатки.Страх. Головокруженье. Слепота. Припадки.И — одиночество. И — ни души окрест.
Инфаркт. Могила. Плач. Поминки. Даже пресса.Улыбки. Смех. Прогулка до собора. Месса.Могильная плита. Крапива. Точка. Крест.
ПОРФИРИО БАРБА ХАКОБ[136]
Перевод Т. Глушковой
Человек
Вы, в чьем сердце не было скорби по господу богу,а на руках — крови убийства,те, чей разум не потрясен был Вселенной,кто не слышит, как червь трусостинеустанно подтачивает нашу душу,кто не знавал ни высочайшей хвалы,ни неизбывного позора;
вы, кто был счастлив в самую меру —без ослепительных озарений, негаданных, ежечасно возможных,кто не задумывался о призрачности Пространства и Времении полагает, что жизнь ограничена очевидным:закон, брак, любовь и ребенок;кто колосья крадет у разгневанной пашнии невозмутимо разламывает хлеб вымытыми руками;
кто произносит: «светает», —не замирая перед волшебным ирисом зари;кто не сподобился стать просто-напросто нищимили добыть хлеб и кров своими трудамисреди разоренья, трущоб, нищеты;кто в бедности не умел отсчитывать дни,не рассуждая, а лишь терпеливо страдая;
те, кто не бился от ужасав страшных тисках, железных объятияхстрасти,те, чья душа не сгорала в темном и чадной огне, —сумрачная, немая,сосуд позора, светильник безмерной жертвенности, —те не постигли страдальческой сутиэтого имени: ЧЕЛОВЕК.
Сердце
О, цветущее сердце мое, погоди!Красный маяк, зажженный в моей груди,пурпурный сгусток, темная роза страсти,ты, мое сердце, станешь когда-нибудь старым.Твой ритм волны,дуновения ветра в апрельских садах,твой аромат весны,детский порыв, печали любви будут развеяны в прахвремени мягкой рукой —не вечно тебе колотиться,и бросят тебя в тюремный покой,опустелый ларец, мертвая птица.Песни твоей трепетанье,жадное пламя, что плоть мою яростно жжет,гнева и слез накипанье —все, растаяв, уйдет.Ты, цветущее сердце мое, погоди, —красный маяк, зажженный в моей груди,пурпурный сгусток, темная роза страсти…О, мое сердце!..О, мое сердце!..
Песнь глубинной жизни
Человек — это нечто тщетное,
изменчивое и колеблющееся.
МонтеньДни бывают, когда так легки, так легки мы,будто ветер, что плещет в зеленом древесном уборе,будто нам в небесах улыбается ласково Слава, —жизнь ясна и распахнута, словно лазурное море.
Дня бывают, когда так щедры, так щедры мы,будто пашня в апреле, что дышит податливо страстью:разум смело парит над безмерным простором вселенной,а в душе — озаренье, и мудрость, и гордое счастье.
Дни бывают, когда мы столь глухи, столь глухи,точно камня нутро, будто сами мы в камень одеты:ночь в безмолвье проносит над нами огни смоляные,за Добро и за Зло почернелые сыплет монеты.
Дни бывают, когда мы бездумны, бездумны(вод сапфирная синь! Детство в сумерках, синих и зыбких!):и строка из стихов, и лесная летящая птица,даже горесть — и та предстает нам достойной улыбки.
Дни бывают, когда в нас — желанье, желанье,так что лучшая женщина вряд ли насытить нас может:миг прошел, как, лаская ей грудь, мы ее обнимали,но округлость плода — и мы снова в пылающей дрожи.
Дни бывают, когда так мрачны, так мрачны мы,будто сосны в ночи, будто стоны лесов темнокрылых.Изнывает душа — мировой ей не выплакать скорби,сам господь в эту пору утешить нас был бы не в силах.
И бывает еще… день… единый… единый…Якорь поднят! Заря красновато забрезжит…О земля! Налетают гремучие ветрыв день, когда на земле нас никто нипочем не удержит!
ЛУИС КАРЛОС ЛОПЕС[137]
Перевод О. Савича
Моему родному городу
Печальный град, вчера — царица моря.
Х.-М. де ЭредиаТы был для предков — золотая маннаи все забыл, мой город грязно-белый.Где времена креста, меча, обмана?Когда погас светильник закоптелый?
Эпоха авантюрного романаокончилась. На рейде каравеллыне выплывут из зыбкого тумана,и не в горшки льют масло маслоделы.
Во времена колониальной былитвои сыны едва ли походилина воробьев, трещащих без запинки.
Сегодня в затхлости нечистоплотнойвнушаешь ту же нежность безотчетно,как стоптанные, старые ботинки.
Провинциальные девицы
Приди, Сусанна, я хочу твоей любовью насладиться…
ЛегарПровинциальные девицы,не выйдя замуж, год за годом тонутв романах-фельетонах,следя за жизнью из окна, с балкона…
Провинциальные девицывсегда с иголкой и наперстком рядомничем не заняты. Вот разве на ночьпьют кофе с молоком и мармеладом.
Провинциальные девицы,когда на час решатся дом покинуть,уходят в церковь спозаранкудомашнею походкой, как гусыни.
Провинциальные девицы,и перезревшие, и прочее такое,поют с утра до ночи;«Приди, Сусанна, и побудь со мною…»
О, бедные девицы!Так бесполезны, бледнолицы,так целомудренны, что даже дьявол шепчет,скрестивши руки: «Бедные девицы!»
Ночь в населенном пункте