Дмитрий Мережковский - Символы. Песни и поэмы
Вы цените красу и гений безграничный
На фунты стерлингов в наш век демократичный,
Работать, к вечному стремиться?.. Но зачем?..
Он все-таки придет и овладеет всем,
Не зная наших жертв, не помня наших стонов,
Банкир или купец, владыка миллионов…
Так думал я в тоске мучительной… Но ты,
Ты все по-прежнему богиня красоты,
Смотрела, молча, вдаль, не видя нас, над нами,
Как небо ясными, холодными очами…
Быть может, видела ты новый лучший век,
Те дни, когда к тебе вернется человек,
Когда ты будешь вновь царицею вселенной,
Красой подобная природе неизменной!
VIII. БУЛЬВАРЫ ВЕЧЕРОМ
По душным улицам я вечером иду,
Смотрю на первую далекую звезду,
Мою любимую, в темнеющей лазури.
Кричат газетчики: «Le Soir!» * Подобен буре
Парижа вечный гул… В театрах на крыльцо
Выходят подышать прохладой, но в лицо
Прохожим веет зной… Еще асфальт бульвара
Во мраке не остыл от солнечного жара.
Волною мягкою струится бледный свет
От электричества на тысячи карет,
На темную листву, на пестрые рекламы.
И как чертоги фей, как сказочные храмы,
Блестят кафе, где пьют и смотрят на бульвар,
И столиками весь широкий тротуар
Уставлен… С фонарем зеленым, в туче пыли,
Со скачек праздничных на приз в Арменонвилле,
Как целый дом, толпой разряженной набит,
Огромный омнибус по улице гремит.
В «Café Ambassadeurs», в пылающей рекламе
Из газовых рожков, начертано огнями
Над морем черных шляп и любопытных лиц
«Yvette Guilbert» — одной из уличных певиц
Названье модное. За Аркой Триумфальной,
Над Елисейскими Полями свет печальный
Зари давно померк, и лишь последний луч
Чуть брезжит вдалеке из-за ненастных туч;
Над потемневшими громадами столицы
Сверкают и дрожат вечерние зарницы.
Как башня Эйфеля воздушна и легка!
Я вижу, сквозь нее мелькают облака,
И светит бедный луч на горизонте мрачном,
В узоре проволок туманном и прозрачном,
Как будто там, вдали, вдали меж облаков
Уже глядит на нас, печален и суров,
Двадцатый век… Чего он хочет, что он скажет,
Какую веру даст, какой нам путь укажет?
Не знаю почему, но в этот душный зной,
Во мраке, окружен бесчисленной толпой,
Бегущей, как поток, волною говорливой
За наслажденьями, за властью и наживой,
Я вспомнил о тебе, родимая земля,
Я вспомнил тихие унылые поля
И с белой церковью убогое селенье,
Прохладу на заре и жаворонков пенье.
Я вспомнил пахаря знакомые черты,
Смиренья полные и детской доброты.
Играет ветерок седыми волосами.
Как древний патриарх, один под небесами,
За плугом он идет с лошадкою своей,
Потерянный в немой безбрежности полей.
Какая дума в нем, какая сила дремлет?
Меня предчувствие великого объемлет
В столице мира, здесь, где скорбный дряхлый век
Кончает дни свои среди роскошных нег…
Когда проснешься ты, о труженик суровый,
………………………………………………..
Кто снимет с уст твоих безмолвия печать?..
………………………………………………..
IX. ПЕТЕРБУРГ
Но как ни тяжело, мы все-таки в Париже —
К чему-то светлому и радостному ближе:
Здесь легче дышится, здесь люди ценят труд.
Участвуют в борьбе, страдают и живут.
А там, у нас… Ужель я возвращусь в холодный,
Туманный Петербург, где в болтовне бесплодной
И консерваторы, и либералы — все
Мы только кружимся, как белка в колесе?
Журфикс чиновников, томительный и длинный,
О симфоническом собрании в гостиной
За чаем разговор интеллигентных дам,
С бесцельной клеветой и сплетней пополам:
Бежал в Америку кассир провинциальный…
Известье, что один профессор либеральный,
Почтенный старичок со службы удален,
Потом история двух разведенных жен, —
И гости наконец все темы истощили…
Что делать?.. Тишина немая, — как в могиле…
Но слава Богу: вот — желанный миг, — повел
Хозяин в кабинет, где ожидает стол
С колодой карт, и все опять — в родной стихии:
Винт — современный бог скучающей России!
Какой огонь в очах, какой восторг у всех,
Как вспыхнул разговор, и шуточки, и смех!..
И старый генерал, и робкая девица,
Все полы, возрасты, характеры и лица,
Все убеждения сливаются в одном
Порыве искреннем за карточным столом.
В игре убита ночь, а на рассвете нужен
Усталым игрокам для подкрепленья ужин.
Теперь у них в душе — такая пустота,
Что, право, ни одна греховная мечта
Вольнолюбивая к ним залететь не может:
Печаль за родину их сна не потревожит.
И мнится, в городе все вымерло навек,
И только падает в тумане мокрый снег.
По грязным улицам, по мертвому безлюдью
Порой со шпорами и с выпяченной грудью
На Охтинский пожар промчится брандмайор,
Вперив в немую даль начальнический взор…
Тоска!.. Ужель опять вернусь в твое болото,
О, Петербург, о, жизнь, объятая дремотой,
Как в лужах мертвая стоячая вода, —
Без воли, без любви, без мысли, без труда!
Х. РОДИНА
.……………………………………….
.……………………………………….
………………………………………..
………………………………………..
И все-таки тебя, родная, на чужбине
Люблю, как никогда я не любил доныне.
Я только здесь, народ, в чужой земле, постиг,
Как, несмотря на все, ты — молод и велик, —
Когда припоминал я Волгу, степь немую
И песен Пушкина мелодию родную,
И вековых лесов величественный шум,
И тихую печаль малороссийских дум.
Я перед будущим твоим благоговею,
И все-таки горжусь я родиной моею.
За все страдания еще сильней любя,
Что б ни было, о Русь, я верую в тебя!
1891
Париж
СКОВАННЫЙ ПРОМЕТЕЙ
Трагедия Эсхила
Власть.
Сила — немое лицо.
Прометей.
Гефест.
Хор нимф-океанид.
Океан.
Ио — дочь Инаха.
Гермес.
В ГОРАХ СКИФИИ
Входят Власть и Сила, две богини; они ведут узника Прометея. За ними Гефест с молотом и цепями.
Власть
Мы в Скифии, мы на краю земли, —
Достигли мы пустынь непроходимых.
Теперь, Гефест, исполни приговор
Царя богов: к вершине скал гранитных
Железными цепями ты прикуй
Преступника. Венец твой лучезарный, —
Огонь украв, — он людям в дар принес.
За тяжкий грех его накажут боги,
Чтоб, власть Отца Крониона признав,
Он разлюбил навеки племя смертных.
Гефест
О, Власть! и ты, о, Сила! до конца
Исполнили вы приговор Зевеса.
А я… увы! дерзну ли приковать
К нагим скалам возлюбленного брата?..
Что делать? Рок велит послушным быть.
Беда тому, кто пренебрег веленьем
Всевышнего… Фемиды мудрый сын!
Наперекор моей свободной воле,
Тебя к скалам я цепью прикую, —
К пустынному, печальному граниту,
Где голоса людского никогда
Ты не услышишь, где, лучами солнца
Сожженное, твое иссохнет тело
И почернеет. Темная ли ночь
Отнимет свет у жаждущего света,
Иль высушит заря росу полей,
Твоя душа томиться будет вечно —
И не рождался тот, кому дано
Тебя спасти. Несчастный, вот — награда
Твоей любви и состраданья к людям!
Ты сам был бог, и, не боясь богов,
Вознес людей ты к почестям безмерным.
За то теперь, прикованный к скале,
Один, без сна, согнуть колен не в силах,
Беспомощно стонать ты обречен,
Взывать, молить, — но непреклонно сердце
Царя богов: так новый властелин
Всегда жесток!
Власть
К чему же медлишь ты
И сетуешь бесплодно? Враг Олимпа,
Похитивший твой собственный огонь,
И для тебя не враг ли ненавистный?
Гефест
Священны узы дружбы и родства!
Власть
Священнее веления Зевеса.
Для дружбы ли нарушить их дерзнешь?
Гефест
Ты жалости не ведаешь, богиня!
Власть
Его жалеть — напрасный труд. Поверь,
Участием ему ты не поможешь!
Гефест
О, ремесло проклятое мое!..
Власть
Но ремесло ни в чем тут не виновно.
Зачем его безумно проклинать?
Гефест
Пусть кто-нибудь другой бы им владел!..
Власть
