Евгений Витковский - Век перевода. Выпуск первый (2005)
И произнес я возвышенную речь и сказал:
Перепелов и манну вижу глазом,А мне твердят: прочь! Их не тронь рукой!Исполнилась душа моя тоской,Он сердце мне пронзил своим отказом.
Ведь лук подобен для меня алмазам,Чеснок с пореем мне несут покой,В них избавленье; пищею такойВсе чаянья свои питает разум.
Чеснок — краса земли и поля цвет,Величья сын прекрасный, беспорочный,В союзе с ним созвездия небес;
А лука сферы — как круги планет:Одна внутри другой; порей же сочный —Трость Елисея, полная чудес.
И сказал князь: Твоя речь весьма хороша* и твоим стихам радуется душа.* Благословен Господь, Израиля Бог,* что не оставляет милостью Своей стихи и красивый слог.*
ЙОСЕФ БЕН ШМУЭЛЬ ХА-ЦАРФАТИ (ум. 1527)
***
Ты спишь, а я, о нежная Адина,Брожу, пою у твоего окна.Ты спишь, а ведь растаяла бы льдина,От слез моих померкла бы луна.Ты спишь, в моем же сердце мысль едина,Меня лишила отдыха и сна.Твой образ — все мечты мои о нем,Что плавятся, как воск, твоим огнем.
***
Пока свежа ты, как побеги сада,Как лилия меж терниев твой ликИ грудь твоя, как гроздья винограда,Сладка, благоуханна — лишь на миг,Ужели гордой быть такою надо,Любовь бросая, как в огонь тростник?Ведь старость и тебя найдет седаяИ ты без друга загрустишь, рыдая.
***
Коль Время прелести взрастило семя,Им будет урожай когда-то сжат.И бренно твоего престола бремя,Наступит срок — его поглотит ад.Твоей красой привязан я, но ВремяНожом своим порвет и тот канат.Ведь Время правит, дар и кару множа,И оскорбленным воздает оно же.
***
Веселье мира превзошла весьмаСвоей красою бровь твоей зеницы,Изогнута, как радуги тесьма,С растущим полумесяцем сравнится,Корона ока и его кайма,Лучащего сиянье и зарницы,Что, словно стрелы стройные быстры,В меня стремятся и разят, остры.
АНОНИМ (Йемен, XVII век)
Нег пришла пора…
Her пришла пора. О, приди в мой сад!Расцвела лоза и в цвету гранат.
Вот прошли дожди, минула зима.Встань, любовь, приди! Страсть сильна весьма.Зелены поля, а в пустыне тьма.Свет моих очей! Вкусим там услад.
Милая, твоя дивна красота.Источают мед с молоком уста.Выйди же, ищи по следам скота.Жертвы и вина там свершу обряд.
Я пасу в садах. Я спускаюсь с гор,Чтоб увидеть твой голубиный взор,Ленту алых уст и ланит костер.Пой, ликуя, там, где Сиона град.
Пламени любви не зальет река.Ты блуждаешь — мне горесть и тоска.Да отсохнет вмиг правая рука —Помнить о тебе я навек заклят!
Алексей Круглов{24}
ОСТИН ДОБСОН (1840–1921)
ЗАЛОГ ЛЮБВИ
Качал, мой друг, ты головой,Когда я в спешке, сам не свой,На место в ящик потайной,Всегда закрытый,Рукой дрожащей возвращалКомочек кружев, что увял,Но аромат не потерялДавно забытый.
О Чарльз, ты искренен и строг,Твои я мысли видеть мог,Нет-нет, причиной — не пирогВ моем желудке.Нашел я шарф из прежних дней —Тот, что когда-то был на ней.Hinc illae lacrimae, — твоейНе место шутке.
Давно не девочка она,Пройдет — кивнет, но холодна.Забыты клятвы, и винаЕдва ль нас ранит.Но хоть банален сей курьез,У Стерна повод он для слез —Кто тронет прошлое всерьез,Печален станет.
Своих седин я не стыжусь.Она… Святого не коснусь.Но юность снова, признаюсь,В душе проснулась,Когда я взял те кружева, —Из пыльной пропасти, жива,Любовь моя, как встарь резва,Ко мне тянулась.
Не открываем мы сердец —Захлопнут с музыкой ларец:Мотив, истершийся вконец,Смешон и жалок.Увы, любая мелочь вдругЗапустит механизма круг —И снова песнь любви, мой друг,Задребезжала.
Хоть смех твой я и заслужил,Но ожил мальчик — тот, что былИ чьи мечты не угасилОсенний холод.Мы снова шли Златым Путем —Та дама, с коей ты знаком,И грузный джентльмен, что притомДавно не молод.
Как прежде, под руку со мной,Вся дышит счастьем и весной,И вьется шарф над головойЗолотокудрой.О, светлый образ средь теней!Тут ты с Ирландией своей:Как думает справляться с нейНаш Гладстон мудрый.
Ну что ж, судьбе покорен я,Вот книги — старые друзья,И трубка верная мояНабита славно.Вина! И до конца временПусть боги безмятежный сонТех, кто семьей не наделен,Хранят исправно.
ФРЕНСИС БРЕТТ ЯНГ (1884–1954)
***
Hie Jacet Arthurus Rex Quondam Rexque Futurus[16].
Артура больше нет… И спит Тристан,Обняв разбитый меч; Изольда спитС ним рядом, где стремится в океанПоток, которым Лионесс укрыт.
Мертв Ланселот… Осела пыль времен,И шлемов ярких медь — труха в гробах.Героев упокоил Авалон:Гавейн, Гарет и Галахад — все прах.
Где стен твоих обломки, Камелот?Где гордый Тинтагель в руинах дремлет?Где светлых дев останки червь грызет?То Мерлин знал, но он уж нам не внемлет.
И Гвиневеру больше не зови —Не ставь на суд красу самой весны,В чье имя ноты боли и любвиИз песни соловьиной вплетены…
Не обернется правда красотою,И ты поймешь, что паладин — не свят,Элейн была девчонкою простою,И грязной деревушкой — Астолат,
А весь тот славный мир — лишь гобелен,Поэтом сотканный, что, как паук,Нить выжав из себя, опутал тлен,Украсив миф трудом искусных рук…
И всё там ложь? О нет! Могучий РимСгнил на корню и свой закончил век,Но, чудо совершив, расцвел над нимПоследний, жизнь вбирающий побег —
Британский дух. И горстка удальцов —Простых и грубоватых, но из тех,Кто за свободу умереть готов, —Надев отцом завещанный доспех,
Меч обнажив, с копьем наперевесСредь бури черной подняла свой стяг,Величьем осиянная с небес,Перед которым преклонился враг
И сам сложил легенды, что гремелиПо всей земле, хоть бой давно угас,И кто героев вел на самом деле —Артур, Амброзий? — рок сокрыл от нас.
Их было мало… У какого тронаИ как они ушли во мглу веков —Окрасив кровью гвентского драконаИли молитвой славя лик Христов?
Но знаем мы: когда топтал их прахСаксонский сброд, померк небесный светНад островом британским, и в слезахШептал народ: «Артура больше нет…»
АЛЛЕН ТЕЙТ (1899–1979)
ОДА МЕРТВЫМ КОНФЕДЕРАТАМ
За строем строй, с готовностью небрежнойНадгробия сдаются в плен ненастьюПод ветра вой, что память разметаетИ в пасти рвов кидает листьев плотьВ давно привычном таинстве причастьяПеред сезонной вечностью распада…И избран вознестись в дыханьи мощном,Страшась небес взыскующего взгляда,Прошепчет лист о смерти неизбежной.
Осень запустение несетЗемле, где память проросла травоюИз бездыханных тел, чья плоть гниет,Чужую жизнь рождая строй за строем.Не первый тут промчался листопад! —Ноябрь кичливый с тщанием вандалаПятнает гнилью ряд могильных плитИ ангелов потерям счет ведет:Вот треснуло крыло, рука упала…Бездушье лиц застывших сердце сжало,Тяжел горгоний взгляд.
Густеет воздух, грудь сковало,Мир обернулся вязкою тюрьмою, —Ты словно краб слепой, что, вялоВорочаясь, клешнями шевелит.
Это всё ветер, только лишь ветерМятые листья кружит
Ты знаешь, стоя молча под стеной,Тот зов, который слышит зверь ночной,Что чует кровь и жертву ищет жадно,Суровых сосен строй и дымный мрак,Сигнал внезапный, бой, — ты знаешь, какПотопом бурным пруд вскипает хладный.Зенона немоту и ПарменидаТы знаешь… В вечной жажде разрубитьПроклятый узел и ускорить исполненьеЖеланий, смерть приблизить ты был рад,И жребий чудныйТы славишь — тех, кто гордо выступалЗа строем строй,И пал, спеша на битву безрассудно,Здесь, у провисших врат, перед стеной.
Листья, листья, только лишь листьяПадают, кружат, умирают
К неистовой эпохе обратись:Бойцов непостижимых твердь рождает —Рать демонов, которым не спастись.Поля залитые, Стонволл-стена,Булл-Рана, Шайло, Антьетама дни…Перед рассветом яростным склонисьИ вялый свет заката прокляни.
Пусто — только лишь листья плачут,Словно старик в вихре буриЧто это — крик? Безумная цикутаВо мрак немой перстом дрожащим тычет, —Ты мумия, оглохшая навек.
Лишен добычи,Беззубый волк, в овраге издыхая,Лишь ветер слушает…
Давно уж кровь их ран,Дав силу хищной чистоте потопа,Соль возвратила в древний океанЗабвенья… Что же, дни свои с тоскоюСчитая и поникнув головою,Одеты в траур, с мрачным торжеством —Что скажем мы об их костях нечистых,Поросших безымянною травою?Обломках рук, осколках черепов,Затерянных среди опавших листьев?Взвод серых пауков гарцует строем…Во тьме глухой, среди сплетенья ив,Совы зловещий крик-призыв,Зерно невидимое в душу заронив,Напомнит нам о рыцарстве былом.
Скажем — только лишь листьяПадают, кружат, умирают
Мы скажем — это только лишь листьяШепчут, страшась многокрылой ночи,Кружась в полумраке мглистом.Ночь темная — начало и конец…Меж альфой и омегой просветленьяНемых доктрин нас ждет холодный плен,Что взор темнят иль, словно ягуарВ пруду заросшем, с отраженьем бьются.
Что скажем мы, упрятавшие знаньеВ свои сердца? Ужель всё унесемВо гроб? А может, сразу сделать гробомСвой дом? Разверстым гробом?
Что ж, ступай…Врата закрыты, и стена гниет:Премудрый змей на шелковичном ложеТишь смерти языком тревожит —Могильный страж, который всех сочтет!
MARE NOSTRUM
