Антология - Западноевропейская поэзия XХ века
СТЕФАН ГЕОРГЕ
Стефан Георге (наст. имя — Генрих Абелес; 1868–1933). — Вождь и кумир неоромантиков. Учился у французских символистов, имел, в свою очередь, большое влияние на символистов русских (В. Брюсова, Вяч. Иванова). Его слава «надмирного витии» была опошлена нацистами, которые воздавали посмертные почести поэту, с презрением отказавшемуся от их наград и титулов при жизни и покинувшему из-за нпх страну. Причина интереса нацистских идеологов к Георге — их вульгаризированное, хотя и но совсем превратное, истолкование некоторых элементов философской и творческой концепции поэта. Важнейшие книги стихов: «Год души» (1897), «Ковер жизни, или Песня о сне и смерти» (1900), «Седьмое кольцо» (1907), «Звезда Союза» (1914). Среди переводчиков стихов Ст. Георге на русский язык были Вяч. Иванов, С. Радлов, Г. Петников и др.
«Парк называют мертвым…»
Перевод В. Микушевича
Парк называют мертвым, но взгляни:Синеют небеса вдали светлее.Как в эти неожиданные дниПруды блестят и пестрые аллеи!
Возьми седины мягкие березИ желтизны глубокой. Сколько роз!И поздним розам время отцвести.Поторопись венок себе сплести!
Последних наших астр не забывай.Багрянцем диких лоз на этой тризне,Останками зеленой летней жизниОсенние черты перевивай.
* * *«Искать ее мне память поручила…»
Перевод В. Микушевича
Искать ее мне память поручилаСреди ветвей, покинутых листвою.Безмолвно покачал я головою.В стране лучей любовь моя почила.
Явись она, как летом, в жаркой сини,Когда Эротам весело резвиться[49]И робкая решалась мне явиться, —Я был бы счастлив ей поверить ныне.
Перебродить пора бы винограду,Но поздних злаков я не пожалею,И полными горстями перед неюЯ расточу последнюю отраду.
* * *«Благословенна ты в своем уделе…»
Перевод В. Микушевича
Благословенна ты в своем уделе.Утихло сердце, боль превозмогая,Покуда ждал тебя я, дорогая,Когда в смертельном блеске шли недели.
В объятьях наших праздник нашей встречи,Как будто бы далекая со мною,И я постигну тайны нежной речи,За солнцем следуя хвалой земною.
СЛОВО
Перевод В. Микушевича
Нашел я клад бесценных грез,До рубежей родных довез,
И Норна[50] в глубине временИскала для него имен,
Чтобы своим вручить я могНеувядаемый цветок.
Домой вернуться был я рад.Богат и нежен дивный клад.
Седая Норна шепчет мне:Имен достойных нет на дне.
Разжал я руки, как больной,Лишился клада край родной.
И вот печальный мой завет:Все тщетно там, где слова нет.
* * *«Я на окне, храпя от зимней стыни…»
Перевод Арк. Штейнберга
Я на окне, храня от зимней стыни,Цветок взрастил, но, вопреки старанью,Меня печаля, он поник, а нынеИ вовсе покорился умиранью.
Дабы забыть судьбу его былуюЦветущую, я, на решенье скорый,Бестрепетно сорвал напропалуюУвядший венчик, безнадежно хворый.
Нет, мне не надобно цветка больного!Что толку в этой новой жгучей ране?Вот возвожу пустые взоры снова,В пустую ночь тяну пустые длани.
ЛАНДШАФТ-2
Перевод Арк. Штейнберга
Ты помнишь ли октябрь, когда мы двое,Сквозь пламенную киноварь листвы,Сквозь черноту стволов и зелень хвои,Брели, внимая смыслу их молвы?
К деревьям подступали не однаждыМы, в нежном споре, врозь; тебе и мнеМолчалось. В шуме листьев чуял каждыйВесть о своем невоплощенном сне.
Смешок ручья прыгучий и зовущий,В проводники пригодный по нужде,Стихал и отдалялся в хмурой пущеИ, наконец, пропал безвестно где.
Забвенно странствуя в блаженной розни,С тропы мы сбились. Вот и день погас;И лишь ребенок, сборщик ягод поздний,По верному пути направил нас.
На ощупь, продираясь меж колючихКустов, мы вязли в глине и пескеИ увидали сквозь просветы в сучьяхШирокий дол и кровлю вдалеке.
Обняв последний ствол, к желанной целиПо склону вниз мы по цветам сошли,Туда, где лучезарно золотелиЗемля и воздух в заревой пыли.
СУМЕРКИ УМИРОТВОРЕНИЯ
Перевод Арк. Штейнберга
Под вечер зной отхлынул поневоле;Очнулась местность от палящей боли,
И смольно-серных туч густой осадокНиспал на мачты и на камень кладок.
Сады пахучие дышать не в силах,В тропинки врос чертеж теней застылых.
Умолкли голоса, как бы уснули,Другие — растворились в тихом гуле.
Как призрачно былых торжеств круженье!Побоища гласят о пораженье.
В чаду порой звучит глухой и трудныйМиров порабощенных вздох подспудный.
ОТХОД
Перевод Арк. Штейнберга
Сомкнули буки вдоль поморья кроны,Как руки; не смолкает волн раскат.От желтых нив сбегает луг зеленый,И сельский дом забился в дремный сад.
Страдальца у беседки тронул мирныйЦелебный луч, но юноша больной,Витая взором в синеве эфирной,О песне думает очередной.
Где щитоносные ладьи державноПлывут ли, спят в заливах ли, вдали;Где башни облаков клубятся плавно,Обрел он берег сказочной земли.
В слезах родня, но он, без обороны,Приемлет дар богов — благой покой,Не сетуя, лишь грустью озаренныйПрощания, и славе чужд людской.
ДАНТЕ И ПОЭМА О СОВРЕМЕННОСТИ[51]
Перевод Арк. Штейнберга
Когда, у врат Пресветлую узрев,Я в трепете повергся и, сожженный,Провидел ночи горькие, мой друг,С участьем глядя на меня, шептал.Я за хвалу Пресветлой был осмеян.Ведь людям безразлично испокон,Что, бренные, — мы песни о любвиТак замышляем, словно век пребудем.
Я, возмужав, изведал стыд страны,Опустошенной ложными вождями,Постиг спасенья путь, пришел с помогой,Всем жертвуя, с погибелью сражался,В награду был судим, ограблен, изгнан,Годами клянчил у чужих порогов,Подвластный лютым, — все они теперьЛишь безымянный прах, а я живу.
Когда мой бег прерывный, скорбь мояНад бедами, что навлекли мы сами,Гнев, обращенный к низким, гнусным, дряблым,Излились бронзой, — многие, внимая,Бежали в ужасе; хотя ничьеНе ощутило сердце ни огня,Ни когтя, — от Адидже и до Тибра[52]Шумела слава нищего изгоя.
Но я ушел от мира, дол блаженныхУвидел, хоры ангелов заслышалИ это воплотил. Тогда решили:Он одряхлел, впал в детство. О, глупцы!Из печи взял я головню, раздулИ создал Ад. Мне был потребен пламень,Чтоб озарить бессмертную любовьИ возвестить о солнце и о звездах.
СКИТАЛЬЦЫ
Перевод Арк. Штейнберга
Они бредут средь поношений,Недобрых взглядов и угроз.Из царств, которых нет блаженней,Их, говорят, орел унес;
Бредут, одним стремленьем живы,Чтоб сызнова открылся имСчастливый край, родные нивы,Где пашут плугом золотым.
На диких взморьях заповедныхОни вступают в смертный бой,Во имя гордых женщин бледныхОхотно жертвуя собой.
В их подвигах — спасенье края.Когда отравный мечет дротАрхангел, за грехи карая,Они — в ответе за народ.
Но тает поздно или раноХвалы и славы чадный дым,И вайи пальм и клич «осанна»Морочат призраком пустым,
Тогда закат, суля отраду,Усталым указует путьВперед, к сияющему граду,Где суждено им отдохнуть.
За то, что в гимнах, год за годом,Они хранили дивный лад,Их ждет блаженный сон под сводомНетленных, дарственных палат.
КРИСТИАН МОРГЕНШТЕРН
