Николай Глазков - Избранное

Мировая дурь

Мы, египтянские рабы,Таскали каменные глыбы,А лучше, если б мы грибыСбирали и ловили рыбу.

Но там, где Нил — он был хорош, —Светясь своим пространством водным, —Не ставили нас ни во грош,Молясь светилам и животным.

Чтоб надоевший фараонМог схорониться в пирамиде,Нас был почти что миллион,Граниты воздвигали мы те.

Смешались краски государств,Все были армии разбиты…От Древних, Средних, Новых царствОдни остались пирамиды.

Былую мощь не утвердить…Но знатокам архитектурыНикак не надоест твердить:— То памятник былой культуры…

Мы, египтянские рабы,Не разбираемся в культуре;Но говорим без похвальбы:— То памятники только дури!

Мы зрители —Поэты и мыслители.Победы завоеваны не мной.Но нет за мною никакойВины:Я все забыл и ничего не помню!Я единица, разделенная на нольВолной войны,И нет ее огромней!

Пускай противоречье легчеТого, когда все мысли — братья,А все-таки противоречьеНе противоречит правде.

Я ничего не забывал.Войска ползли по карте стрелочками…Я б отдал войны за бульварС раскрашенными девочками!

К беде ведет войны дорожка.Войну, как хочешь, обэкрань,Она — бессмысленная роскошь,Дорогостоящая дрянь…

Теки, вода, ты, ветер, дуй,Поэт — пиши стихотворенья.Возникла мировая дурьС секунды первой сотворенья.

А почему она возниклаИ губит наше поколенье?А почему стальные иглыНе шьют сосновые поленья?

А почему винт гайки уже,А у велосипеда руль?А почему?.. Все потому жеВозникла мировая дурь!

Времени массу, труда и учебы —Разве это не глупо? —Безжалостно тратить, чтобыЛюдей превращать в трупы?

К тому же это напрасный труд:Люди и без того умрут!

А я в военном деле нуль,И покорен строкою,Однако мировая дурьМне не дает покою.

Мои пороки и достоинстваВ моих стихах найдет любой.Важнее объяснить устройствоВсеобщей дури мировой!

Есть дурь. Есть разум. Открывая,Он сокращает много бед.Но дурь вмешалась мировая,И происходит все во вред.

— Взлечу, — мечтает разум, — вышеОрлов, — и самолет готов;А вышло:Разрушенье городов.

И так во всем, кроме стихов;Но так устроен свет,Что гибнет из-за пустяковИ суеты сует.

Живет не тужитДурь мировая!Ей разум служит,Ее не признавая.

А изменяясь, все течет,Воспламеняясь, все горит,И мудрецы на кой-то чертИзобретают динамит.

Когда пройдет войны волна,Другой поэт довольно милоРасскажет, что была война,Которая происходила!

Историк отметит те лета,Когда на Россию нахлынули немцы.Историк — исследователь, дилетант,А мы — современники и туземцы.

Как будто любят по сто жен нас,Такая вот усталость.Душевная опустошенность,Похожая на старость.

И надо всем довлеет рынок,Как в древности когда-то.Бегут слова, я раб игры их,Они бегут, как даты.

Все начали ворочать тыщамиИ в то же время стали нищими.Нас дурь заела мировая;Она как язва моровая!..

Когда простого черного хлебаНе хватает населению,То все равно, какое небо —Оранжевое ли, сиреневое.

Впрочем, небо устало гневаться,Солнце тоже устало жариться,Только наши и немцыВзаимно уничтожаются,

На радость сатаныНа фронте умирая,А стоимость войны —Цена земного рая!

Возникло самое оно,И сгинула война,И глушат славное виноНа берегу Вина.

Необычайно мироваНебесная лазурь,И напечатаны слова,Понятно, без цензур.

Пароход четвертый

Историк забудет, где, когдаДвоятся события или троятся.Историк запомнит те года,Которые вовсе не повторятся.

Когда-нибудь стихнут все грохоты битв,А мы соберемся во время пира И скажем: —Тогда было трудно быть,Но вспомнить легко обо всем, что было.

И вспомнить легко, чего вовсе не было,И вспомнить легко, чего было мало,А было трудно: водки и хлебаНаселению не хватало.

Какбычегоневышлисты и прочие дурниВ литературе заботились лишь об одном:Чтоб уровень стихов не превысил уровняХлебных, продуктовых и прочих норм.

Опять возвращаюсь все к той же теме,А имя ее — война.Все переменились и стали не те мы:На фронте — потери, в тылу — потери,

А перед войной все только хотели,Но плохо хотели, хотеть не умели.Хотеть научил поучительный опыт,И люди умеют, но только не могут…

Все стали хорошими, все стали плохими,Должно быть, такими,КакимиДолжны быть.

Война грохочется,Все еще ворочаясь,Мне очень хочется,Чтобы закончилась.

Станет тогда эдем на планете,А не негодяев притон.Верую больше всего на светеВ эти «тогда» и «потом».

Иногда говорят: тогда понастроим,Будет черт знает что под окном;А чего мы хотим, рассказал про нас кто им?Нет! Мы прежде всего отдохнем!

Хорошо немчуру опрокинуть за ОдерИ закончить военную нудь,А потом даже тот, кто совсем не работал,Должен прежде всего отдохнуть.

Зверства немцев взвесят на каких весах?Не возникло таких гирь еще.И увидит мир обидный для мира ВерсальРади временного хорошо.

А история периодическаяОчень любит войны скелет,Будет третья империалистическаяЧерез двадцать пять — двадцать семь лет.

Между датами войн спокойноПодготовятся немцы к войнеИ затеют новую бойнюС новым гитлером во главе.

Из-за вечной мировой дуриБудет третья мировая война;Гораздо гениальней сидеть на стулеИ шандарахать что-нибудь из вина.

Бывали горечь и обидаИ женщина, какую встретил.А жажда жизни — это идол?Нет! Так как идол — жажда смерти.

Все мысли, и чувства, и страстиМои пускай будут равныТакому огромному счастью,Которое после войны.

Огромное счастье далекоИ мне не дается оно.Наклонная плоскость полога,Но не пропаду все равно.

Устроим в мире мирово,Товарищи Поэтограда,Переименовывать его,Переименовывать не надо.

Там жил поэт Глазков в годахСорок втором и сорок третьемИ о ПоэтогородахБредил.

Конгениален был он трохи.Но не воспел знамен кармин.Его стихов за эти крохиБросать не надобноВ камин.

Он не печатался в журналахИ денег в прессе не стяжал,И всякой всячины немалоОн о себе воображал.

А там, где огнива нива,Люди бегут впередИ погибают, ибоСмерть города берет.

Пятый пароход