Владимир Маяковский - Том 7. Стихотворения, очерки 1925-1926

[1926]

Еврей*

Бывало,    начни о вопросе еврейскомтебе  собеседник        ответит резко:— Еврей?     На Ильинке!Все в одной ли́нийке!Еврей — караты,еврей — валюта…Люто богатыи жадны люто.А тут   имдают Крым!А Крым известен:не карта, а козырь;на лучшем месте —дворцы и розы. —Так врут    рабочим врагов голоса,но ты, рабочий,       но ты —ты должен честно взглянуть в глазаеврейской нищеты.И до сегодня      над Западным краемслышатся отзвуки        стонов и рёва.Это, «жидов»      за бунты карая,тешилась    пуля и плеть царёва.Как будто бы      у крови стокастоишь    у столбцов статистических выкладок.И липнет     пух       из перин Белостокак лежащим глазам,         которые выколоты.Уставив зрачок       и желт и огромен,глядело солнце,       едва не заплакав.Как там —     война        проходила в погроме:и немец,    и русский,         и шайки поляков.Потом демократы        во весь свой махгромили денно и нощно.То шел Петлюра        в батарейных грома̀х,то плетью свистела махновщина.Еще и подвал      от слезы не высох, —они выползали,       оставив нору́.И было    в ихних Мюр-Мерилизахгнилых сельдей       на неполный рубль.И снова    смрад местечковых ямда крови несмытой красная медь.И голод    в ухо орал:         — Земля!Земля и труд      или смерть! —Ни моря нет,      ни куста,          ни селеньица,худшее из худших мест на Руси —место,   куда пришли поселенцы,палаткой взвив       паруса парусин.Эту пустыню      в усердии рьяномкакая жрала саранча?!Солончаки сменялись бурьяном,и снова    шел солончак.Кто смерит     каторгу их труда?!Геройство — каждый дым,и каждый кирпич,        и любая труба,и всякая капля воды.А нынче    течет ручьева́я лазурь;и пота рабочего       крупный градсегодня    уже      перелился в лозу́,и сочной гроздью        повис виноград.Люди работы       выглядят ровно:взгляни    на еврея,        землей полированного.Здесь   делом растут         коммуны слова:узнай —    хоть раз из семи,который    из этих двух —           из славян,который из них —        семит.Не нам    со зверьими сплетнями знаться.И сердце    и тощий бумажник свойоткроем    во имя       жизни без наций —грядущей жизни       без нищих            и войн!

[1926]

О том, как некоторые втирают очки товарищам, имеющим циковские значки*

Двое.   В петлицах краснеют флажки.К дверям учрежденья направляют               шажки…Душой — херувим,         ангел с лица,дверь   перед ними        открыл швейцар.Не сняв улыбки с прелестного ротика,ботики снял      и пылинки с ботиков.Дескать:    — Любой идет пускай:ни имя не спросим,         ни пропуска! —И рот не успели открыть,           а справапринес секретарь        полдюжины справок.И рта закрыть не успели,           а слеванесет резолюцию        какая-то дева…Очередь?     Где?       Какая очередь?Очередь —      воробьиного носа короче.Ни чином своим не гордясь,             ни окладом —принял    обоих       зав        без доклада…Идут обратно —        весь аппарат,как брат    любимому брату, рад…И даже    котенок,        сидящий на папке,с приветом      поднял         передние лапки.Идут, улыбаясь,       хвалить не ленятся:— Рай земной,       а не учрежденьице! —Ушли.   У зава      восторг на физии:— Ура!      Пронесло.        Не будет ревизии!.. —

Назавтра,     дома оставив флажки,двое   опять направляют шажки.Швейцар     сквозь щель          горделиво лается:— Ишь, шпана.       А тоже — шляется!.. —С черного хода       дверь узка.Орет какой-то:       — Предъявь пропуска! —А очередь!     Мерь километром.             Куда!Раз шесть     окружила дом,           как удав.Секретарь,     величественней Сухаревой башни,вдали   телефонит знакомой барышне…Вчерашняя дева        в ответ на вопроссидит   и пудрит       веснушчатый нос…У завовской двери         драконом-гадомнекто шипит:       — Нельзя без доклада! —Двое сидят,      ковыряют в носу…И только     уже в четвертом часузакрыли дверь       и орут из-за дверок:— Приходите       после дождика в четверг! —У кошки —      и то тигрячий вид:когти   вцарапать в глаза норовит…В раздумье     оба       обратно катятся:— За день всего —         и так обюрократиться?! —А в щель     гардероб         вдогонку брошен:на двух человек       полторы галоши.

Нету места сомнениям шатким.Чтоб не пасся      бюрократ           коровой на лужку,надо  или бюрократам          дать по шапке,или  каждому гражданину            дать по флажку!

[1926]