Эдуард Багрицкий - Стихотворения и поэмы
ТВС
Пыль по ноздрям — лошади ржут.Акации сыплются на дрова.Треплется по ветру рыжий джут.Солнце стоит посреди двора.Рычаньем и чадом воздух прорыв,Приходит обеденный перерыв.Домой до вечера. Тишина.Солнце кипит в каждом кремне.Но глухо, от сердца, из глубины,Предчувствие кашля идет ко мне.И сызнова мир колюч и наг:Камни — углы, и дома — углы;Трава до оскомины зелена;Дороги до скрежета белы.Надсаживаясь и спеша донельзя,Лезут под солнце ростки и Цельсий.(Значит: в гортани просохла слизь,Воздух, прожарясь, стекает вниз,А снизу, цепляясь по веткам лоз,Плесенью лезет туберкулез.)Земля надрывается от жары.Термометр взорван. И на меня,Грохоча, осыпаются мирыКаплями ртутного огня,Обжигают темя, текут ко рту.И вся дорога бежит, как ртуть.А вечером в клуб (доклад и кино,Собрание рабкоровского кружка).Дома же сои по и полутемно:О, скромная заповедь молока!Под окнами тот же скопческий вид,Тот же кошачий и детский мир,Который удушьем ползет в крови,Который до отвращенья мил,Чадом которого ноздри, рот,Бронхи и легкие — всё полно,Которому голосом сковородНапоминать о себе дано.Напоминать: «Подремли, покаПравильно в мире. Усни, сынок».Тягостно коченеет рука,Жилка колотится о висок.(Значит: упорней бронхи сосутВоздух по капле в каждый сосуд;Значит: на ткани полезла ржа;Значит: озноб, духота, жар.)Жилка колотится у виска,Судорожно дрожит у век.Будто постукивает слегкаОстроугольный палец в дверь.Надо открыть в конце концов!«Войдите». — И он идет сюда:Остроугольное лицо,Остроугольная борода.(Прямо с простенка не он ли, не он,Выплыл из воспаленных знамен?Выпятив бороду, щурясь слегкаЕдким глазом из-под козырька.)Я говорю ему: «Вы ко мне,Феликс Эдмундович? Я нездоров».…Солнце спускается по стене.Кошкам на ужин в помойный ровЗаря разливает компотный сок.Идет знаменитая тишина.И вот над уборной из досокВылазит неприбранная луна.«Нет, я попросту — потолковать», —И опускается на кровать.Как бы продолжая давнишний спор,Он говорит: «Под окошком дворВ колючих кошках, в мертвой траве,Не разберешься, который век.А век поджидает на мостовой,Сосредоточен, как часовой.Иди — и не бойся с ним рядом встать.Твое одиночество веку под стать.Оглянешься — а вокруг враги;Руки протянешь — и нет друзей;Но если он скажет: «Солги», — солги.Но если он скажет: «Убей», — убей.Я тоже почувствовал тяжкий грузОпущенной на плечо руки.Подстриженный по-солдатски усКасался тоже моей щеки.И стол мой раскидывался, как страна,В крови и чернилах квадрат сукна,Ржавчина перьев, бумаги клок —Всё друга и недруга стерегло.Враги приходили — на тот же стулСадились и рушились в пустоту.Их нежные кости сосала грязь.Над ними захлопывались рвы.И подпись на приговоре виласьСтруей из простреленной головы.О мать революция! Не легкаТрехгранная откровенность штыка;Он вздыбился из гущины кровей,Матерый желудочный быт земли.Трави его трактором. Песней бей.Лопатой взнуздай, киркой проколи!Он вздыбился над головой твоей —Прими на рогатину и повали.Да будет почетной участь твоя,Умри, побеждая, как умер я».Смолкает. Жилка о високГлуше и осторожней бьет.(Значит: из пор, как студеный сок,Медленный проступает пот.)И ветер в лицо, как вода из ведра.Как вестник победы, как снег, как стынь.Луна лейкоцитом над кругом двора,Звезды круглы, и круглы кусты.Скатываются девять часовВ огромную бочку возле окна.Я выхожу. За спиной засовЗащелкивается. И тишина.Земля, наплывающая из мглы,Легла, как нестругапая доска,Готовая к легкой пляске пилы,К тяжелой походке молотка.И я ухожу (а вокруг темно)В клуб, где нынче доклад и кино,Собранье рабкоровского кружка.
1929Всеволоду
Он свечкой поднялся…Рванулся вперед…Качнулся налево, направо…С налетаЯ выстрелил… Промах!Раскат отдаетДрогнувшее до основания болото.И вдруг неожиданно из-за плечаСтреляет мой сын.И, крутясь неуклюже,Выкатив глаз и крыло волоча,Срезанный дупель колотится в луже.Он метче, мой сын.Молодая рукаВерней нажимаетПружину курка,Он слышит ясней перекличку болот,Шипенье крыла, что по воздуху бьет.Простая машина — ружье.Для меняОно только средство стрельбы и огня.А он понимает и вес, и упор,Сцепленье пружин, и закалку, и пробу,Он глазом ощупал полет и простор,Он вскинул как надо —И дупеля добыл.Машина открылась ему.Колесо,Не круг, проведенный пером наудачу;Оно, завертевшись, летит и песетВетром ревущую передачу.Хозяин машины —Он может слегкаНажать незаметный упор рычажка,И ладом неведомым,Нотой другой,Она заиграет под детской рукой.Хозяин природы,Он с черных лесовРужейным прикладом сбивает засов,И солнце выводит над студнем рекиТуч табуны и светил косяки.А ветер, летящий по хвоям косым,В чапыжнике ноет пчелиной трубою…Ведь я еще молод!Веди меня, сын,Веди меня, сын, — я пойду за тобою.Околицей брел я,Пути изменял,Мечтал — и нога заплеталась о ногу,Могучее солнце в глазах у меня:Оно проведет и просушит дорогу.Мое недоверие, сын мой, прости,Пусть мимо пройдет молодое презренье;Я стану как равный на вольном пути,И слух обновится, и голос, и зренье.Смотри: пролетает над миром луговКосяк журавлей и курлычет на страже;Дымок, заклубившийся из очагов,Подернул их перья нежнейшей сажей.Они пролетают из дальних концов,В широкое солнце вонзаются клипом.И мир приподнялся и блещет в лицо,Зеленый и синий, как перья павлина.
1929Стихи о себе
1 Дом Хотя бы потому, что потрясен ветрамиМой дом от половиц до потолка;И старая сосна трет по оконной рамеКуском селедочного костяка;И глохнет самовар, и запевают вещи,И женщиной пропахла тишина,И над кроватью кружится и плещетДымок ребяческого сна, —Мне хочется шагнуть через порог знакомыйВ звероподобные кусты,Где ветер осени, шурша снопом соломы,Взрывает ржавые листы,Где дождь пронзительный (как леденеютщеки!),Где гнойники на сваленных стволах,И ронжи скрежет и отзыв далекийГусиных стойбищ на лугах…И все болотное, ночное, колдовское,Проклятое — все лезет на меня:Кустом морошки, вкусом зверобоя,Дымком ночлежного огня,Мглой зыбунов, где не расслышишь шага.…И вдруг — ладонью по лицу — Реки расхристанная влага,И в небе лебединый цуг.Хотя бы потому, что туловища сосенСтоят, как прадедов ряды,Хотя бы потому, что мне в ночах несносенОгонь олонецкой звезды, — Мне хочется шагнуть через порог знакомый(С дороги, беспризорная сосна!)В распахнутую дверь,В добротный запах домаВ дымок младенческого сна…
2 Читатель в моем представлении Во первых строкахМоего письмаПуть открываетсяДлинный, как тесьма.Вот, строки раскидывая,Лезет на меняДраконоподобнаяМорда коня.Вот скачет по равнине,Довольный собой,Молодой гидрограф —Читатель мой.Он опережаетОвечий гурт,Его подстерегаетКаракурт,Его сопровождаетШакалий плач,И пулю посылаетЕму басмач.Но скачет по равнине,Довольный собой,Молодой гидрограф —Читатель мой.Он тянет из карманаСухой урюк,Он курит папиросы,Что я курю;Как я — он любопытен:В траве степейВыслеживает тропыЗверей и змей.Полдень придет —Он слезет с коня,Добрым словомВспомнит меня;Сдвинет картузИ зевнет слегка,Книжку моюВозьмет из мешка;Прочтет стишок,Оторвет листок,Скинет пояс —И под кусток.Чего ж мне надо!Мгновенье, стой!Да здравствует гидрограф —Читатель мой!
3 Так будет Черт знает где,На станции ночной,Читатель мой,Ты встретишься со мной.Сутуловат,Обветрен,Запылен,А мне казалось,Что моложе он…И скажет он,Стряхая пыль трапы:«Л мне казалось,Что моложе вы!»Так, вытерев ладони о штаны,Встречаются работники страны.У коновязиКонь его храпит,За сотни верстМой самовар кипит, —И этот вечер,Встреченный в пути,Нам с глазу на глазТрудно провести.Рассядемся,Начнем табак курить.Как невозможноНам заговорить.Но вот по взгляду,По движенью рукЯ в нем охотникаПризнаю вдруг —И я скажу:«Уже на реках лед,Как запоздалУтиный перелет».И скажет он,Не подымая глаз:«Нет времениОхотиться сейчас!»И замолчит.И только смутный взорГлухонемой продолжит разговор,Пока за дверьюНе затрубит копь,Пока из лампыНе уйдет огонь,Пока часыНе скажут, как всегда:«Довольно бреда,Время для труда!»
1929Соболиный след