Ион Деген - Рассказы и стихи (Публикации 2011 – 2013 годов)

Затем их повели в небольшой уютный кинозал-амфитеатр, и продемонстрировали примерно сорокаминутный художественный фильм на иврите с русскими субтитрами о зарождении этой винодельни, производящей сто тысяч бутылок эксклюзивного вина. С прообразом главного героя фильма, с молодым симпатичным хозяином винодельни, ресторана и всей этой прелести они познакомились перед уходом. Естественно, есть этот фильм с субтитрами на английском, испанском, итальянском, немецком и французском языках.

А ещё в том самом подвале с бочками, и снова на прозрачном стекле вместо торцовой стены и на экране в дальнем конце подвала за этой стеной иллюстрированный рассказ об истории винодельни, о первом поселенце Псагот, о предке хозяина, репатрианте из Украины, в начале двадцатого века.

Они сели в автомобиль.

– Я тебе очень благодарен. Ты перекормил меня впечатлениями. Ты подарил мне исключительный, незабываемый день. Ничего подобного я не мог себе представить. Но ты забыл об обещании завершить историю о подаче иска против государства Израиля в Верховный суд.

Израильтянин улыбнулся:

– Дружище, я ничего не забыл. Мы едем, чтобы ты увидел завершение этой истории. Именно поэтому по пути мы заехали в Псагот.

Крутая серпантинная дорога поднималась к поселению Мигрон. На юге открывался вид на Иерусалим. На западе – на Рамаллу.

Они въехали в поселение. Между двумя ухоженными домами зияли развалины, груды мусора, остатки раздавленной мебели. Автомобиль остановился.

– Я вот думаю, завершить историю сейчас, или после того, как ты увидишь ещё два разрушенных дома. Кстати, это дома офицеров Армии Обороны Израиля.

Так вот, заместитель генерального прокурора, сменивший ту самую даму, ставшую ведущей активисткой крайне левой партии, решил, что государству Израиля не стоит защищать свои права на землю этого поселения. А Верховный суд справедливости, естественно, справедливо вынес приговор: поселение, построенное на частной земле неизвестных арабов, незаконно, поэтому его надо снести. Я уже не говорю о том, с какой невероятной скоростью был вынесен этот приговор. Депутат Кнессета от Ликуда, от партии, лидером которой является премьер-министр, обратился к нему с воплем о справедливости не Верховного суда справедливости. Просто о справедливости. Обычной. На это премьер-министр ответил: «А что я могу сделать против решения суда?» Региональный совет округа Биньямин, на котором мы с тобой сейчас находимся, попросил Министерство обороны подождать с исполнением приговора, пока они предпримут возможные действия. Кроме того, необходимо ведь время, чтобы переселить жильцов разрушаемых домов. Но министром обороны у нас товарищ Эхуд Барак, который, как тебе известно, мечтал вообще снести все поселения и отдать Иудею, Самарию и сектор Газы террористам. Он и сейчас мечтает об этом. Поэтому я не нахожу ничего странного в том, что Гражданская Администрация Армии Обороны Израиля, подчиняющаяся Министерству обороны, успокоила Региональный совет, заявив, что в определённый день армия на территории округа проведёт всего лишь учение. Всего лишь.

Но ночью солдаты и полицейские появились в Мигроне, наугад выбрали три дома, причём, дома офицеров Армии Обороны Израиля, разбудили семьи и дали двадцать минут на сборы, до того, как бульдозеры разрушат здания. Ровно через двадцать минут, отдай должное армейской точности, семьи вывели из дома, солдаты и полицейские выбросили вещи. А работу бульдозеров ты видишь.

– Постой, ты говоришь семьи офицеров?

– А что тебя удивляет? Закон есть закон. Вот ещё одна иллюстрация этого закона. Вдова погибшего в бою воина Армии Обороны Израиля, поселенка, два сына которой, тоже офицеры, тоже поселенцы, тоже погибли в бою. Вдову одного из них, героя-майора, поселенку сейчас выбрасывают из её, так сказать, незаконного дома. Ведь закон следует соблюдать. Не так ли?

– Не понимаю. Неужели не может быть исключений.

– Почему же не может? Вот тысячи, понимаешь, тысячи действительно незаконно построенных домов, в том числе буквально рядом с Тель-Авивом, никто не трогает. Это ведь дома, построенные арабами. Упаси Господь, кто-нибудь скажет, что израильтяне ущемляют права несчастных арабов. Кроме того, есть не просто дома, а дворцы, подобные которым ты видел в арабском селе. Как можно разрушать такие произведения архитектуры?

– Ты испортил мне радость, переполнившую меня от посещения Самарии и чудесных виноделен.

– Прости. Но ведь ты вчера потребовал завершить рассказанную тебе историю?

04.11.2011 г.

P.S. Упоминаемое в рассказе Пятое шоссе более подробно описано в очерке двадцатидвухлетней давности «Поездка в Шомрон». Поэтому я попросил многоуважаемого Редактора поместить очерк как своеобразную сноску к рассказу. Сейчас Хоце Шомрон современное спрямлённое шоссе, не проходящее, как тогда, мимо бандитских сёл таких, как Бидия и другие. Но по-прежнему я еду по этому шоссе с тем же пятнадцатизарядным пистолетом.

Фрау Эрна позвонила из Дюссельдорфа и попросила оказать гостеприимство ее младшему сыну, который снова собирается в Израиль.

С фрау Эрной мы познакомились несколько лет назад, когда отдыхали на Мертвом море. Она услышала русскую речь и подошла к моей жене. Фрау Эрна приехала сюда со своим шестнадцатилетним внуком. Русский язык, по ее мнению, она уже начала забывать. Ведь она уехала из России в Германию еще в 1928 году.

Трудно объяснить, как и почему возникает взаимная симпатия между случайно встретившимися людьми. К фрау Эрне, вероятно, больше всего привлекала ее естественность. Она не старалась казаться лучше, чем есть. Это отличало ее от знакомых нам немцев. Фрау Эрна много путешествует. Ее заносило в самые экзотические места земного шара. Израиль ее тоже интересует. Но не больше и не по другим причинам, чем, скажем, Индонезия или Таити. Никаких комплексов. Никакого чувства вины.

Зато у ее младшего сына непреодолимая любовь к Израилю. Пять раз он приезжал сюда. Жил в кибуцах и у бедуинов в Негеве, не просто смотрел, а изучал все, что доступно иностранцу в Израиле. Несомненно, ее сыну будет интересно познакомиться с новыми гражданами, выходцами из Советского Союза, почувствовавшими себя неотъемлемой частью своей страны. С этой стороной израильской жизни ее сын еще не знаком. Ведь у немцев тоже есть проблема трансфера.

И вот сейчас фрау Эрна позвонила и предупредила нас о приезде в Израиль своего младшего сына.

– А на каком языке мы будем общаться? – спросила жена.

– Арвид владеет английским, – ответила фрау Эрна.

Арвид прилетел в Израиль за несколько дней до праздника Суккот.

Однажды в Мюнхене мы обедали с женой в ресторане недалеко от ратуши. Солидная атмосфера добропорядочного ресторана. Отличная кухня. Метрдотель, словно отставной адмирал. Спорые, исключительно вежливые официанты. Но кусок не лез в горло. За соседними столиками сидели, казалось, мои старые знакомые. Мужчины моего возраста и старше в мышиных пиджаках без отворотов, мышино-зеленоватых пиджаках, как будто перешитых мундирах офицеров вермахта. Только ли вермахта? А вот этот поджарый немец с прической ежиком за вторым столиком, не убийца ли он из СС? Вкусный обед остался недоеденным. Мы покинули ресторан, подавленные атмосферой уже виденного.

Поток положительных эмоций во время посещения красивейших мест в Германии и в Австрии немедленно прерывался, когда я встречал немцев и австрийцев, казавшихся знакомыми. Мне трудно было отрешиться от подобного чувства и во время случайных встреч с пожилыми немцами, поселившимися в США и в Канаде.

Арвиду сорок три года. Он родился в 1945 году. Я не уточнил, когда именно. Но даже появись он на свет в первый день этого года, я, в последний раз раненный в конце января, не мог встретиться с ним в бою.

Арвид оказался симпатичным интеллигентным человеком. Он бизнесмен. Его хобби – стеклянная скульптура. Нет, он не следует классике. Его произведения – это своеобразные конструкции из целого и битого стекла, это символы, смысл которых абсолютно ясен благодаря изречениям из Библии. Все надписи на иврите. Буквы ивритского алфавита в его скульптурах так красивы, что сами по себе составляют существенную часть воплощенного художественного замысла. Почему надписи на иврите? Действительно, готический шрифт представляет художнику не меньшие возможности. Но все его произведения на сугубо еврейскую тему, и Арвид дарит их синагоге. К раввину он относится с огромным почтением и считает себя его учеником. Арвид, конечно, верующий, хотя не может отнести себя ни к одному из известных ему вероисповеданий. Пожалуй, иудаизм ему ближе всего. Но евреев он никак не может понять.

Как после всего могут они селиться в Германии? Как могут они выносить немецкую речь и даже считать ее своим родным языком? Как могут они жить рядом со своими убийцами? Ведь еще сегодня в Германии немало бывших нацистов, гнавших евреев в газовые камеры. Можно было бы понять и простить таких евреев, если бы у них не было своего дома. Но сейчас, когда у них есть прекрасная страна, Израиль, которой он не перестает восторгаться, сейчас снова рассеиваться по свету и тем более селиться в Германии? Нет, это непостижимо!