Велимир Хлебников - Том 3. Поэмы 1905-1922

Где пан? Пан па<л>!

Па – пушек речь,

А беленою выбелены дороги.

Ха облака скрывало летчика

От взгляда войск и Ра свинца,

И Вэ стрижей и летчиков, Го поля.

И Ка людей – ломовики и битюги,

С могучей шеей черных лебедей,

Мохнатою ногой ступая грузно,

(Как Вэ волнуются их гривы)

– Все масти вороной – Ла ночи!

Везут орудий По и Пу

Громить Мо и Ка покоя

Противника за Ха из проволок

И лат из проволочных оград,

Где смерти Пи

Летело с визгом поросенка

Летевшего ядра.

И красный сой кусков огня –

Го люда.

Вэ – движение точки по кругу около другой неподвижной.

Пэ – прямое движение точки, прочь от неподвижной, движение по прямой черте. Отсюда тела, полные пещер, рост объема, занятого телом в трехмерном мире: пух, порох, пушка. Пара двух точек, разделенная растущим пространством.

Эль – переход количества высоты, совпадающей с осью движения, в измерение ширины, поперечной пути движения. Ось движения пересечена ею под прямым углом (лист, лодка, лапа).

Го – высшая точка поперечного пути движения, колебания (измерения): голова, гора, гребень, го-сударь.

Эм – деление объема на малые части (мука, молоть).

Эс – пути движений, имеющие общую начальную и неподвижную точку (сой, солнце, сад, село).

Ха – черта, преграда между неподвижной точкой и другой, движущейся к ней.

Че – пустое тело, заменяющее оболочку объему другого тела. Обход дугою во время прямого пути некоторой неподвижной точки на пути.

Ка – взаимное сближение двух точек до неподвижного предела, остановки многих точек у одной неподвижной. Звезда движений, обратная Эс.

Ша – слияние поверхностей, наибольшая площадь в наименьших границах одного.

Дэ – удаление части от целого, уход части от целого к другому целому (дар, даль).

Зэ – пара взаимно подобных точечных множеств, разделенная расстоянием.

Эн – исчезновение из пределов данной области направления, где нет движения.

Тэ – отрицательный путь, вызванный тенью неподвижной точки.

1920

Азы из узы*

Я видел, что черные Веды,Коран и Евангелие,И в шелковых доскахКниги монголовИз праха степей,Из кизяка благовонного,Как это делаютКалмычки зарей,Сложили костерИ сами легли на него –Белые вдовы в облако дыма скрывались,Чтобы ускорить приходКниги единой,Чьи страницы – большие моря,Что трепещут крылами бабочки синей,А шелковинка-закладка,Где остановился взором читатель,–Реки великие синим потоком:Волга, где Разина ночью поют,Желтый Нил, где молятся солнцу,Янцекиянг, где жижа густая людей,И ты, Миссисипи, где янкиНосят штанами звездное небо,В звездное небо окутали ноги,И Ганг, где темные люди – деревья ума,И Дунай, где в белом белые людиВ белых рубахах стоят над водой,И Замбези, где люди черней сапога,И бурная Обь, где бога секутИ ставят в угол глазамиВо время еды чего-нибудь жирного,И Темза, где серая скука.Род человечества – книги читатель,А на обложке – надпись творца,Имя мое – письмена голубые.Да, ты небрежно читаешь.–Больше внимания!Слишком рассеян и смотришь лентяем,–Точно уроки закона божия.Эти горные цепи и большие моря,Эту единую книгуСкоро ты, скоро прочтешь!В этих страницах прыгает китИ орел, огибая страницу угла,Садится на волны морские, груди морей,Чтоб отдохнуть на постели орлана.

Я, волосатый реками…Смотрите! Дунай течет у меня по плечамИ – вихорь своевольный – порогами синеет Днепр.Это Волга упала мне на руки,И гребень в руке – забором горЧешет волосы.А этот волос длинный –Беру его пальцами –Амур, где японка молится небу,Руки сложив во время грозы.

Всегда рабыня, но с родиной царей на смуглой груди,Ты поворачиваешь страницы книги той,Чей почерк – росчерки пера морей.Чернилами служили люди,Расстрел царя был знаком восклицанья,Победа войск служила запятой,А толпы – многоточия,Чье бешенство не робко,–Народный гнев воочью,И трещины столетий – скобкой.И с государственной печатьюВзамен серьги у уха,То девушка с мечом –Противишься зачатью,То повитуха мятежей – старуха.Всегда богиня прорицанья,Читаешь желтизну страниц,Не замечая в войске убыли,Престолы здесь бросаешь ницСкучающей красавицы носком.Здесь древний подымаешь рубльИз городов, засыпанных песком.А здесь глазами нег и тайнИ дикой нежности восточнойБлистает Гурриет-эль-Айн,Костром окончив возраст непорочный.У горных ласточек здесь гнезда отнимают пашни,Там кладбища чумные – башни,Здесь пепел девушекНесут небес старшинам,Доверив прах пустым кувшинам.Здесь сын царя прославил нищетуИ робок опустить на муравья пяту,И ходит нищий в лопани.Здесь мудрецы живьем закопаны,Не изменивши старой книге,А здесь былых столетий миги,Чтоб кушал лев добычуНад письменами войн обычаю.Там царь и с ним в руках младенец,Кого войска в песках уснули,С утеса в море бросились и оба потонули.О, слезы современниц!Вот степи, где курганы, как волны на волнеВ чешуйчатой броне – былые богдыханы умерших табунов.Вот множество слоновСвои вонзают бивниИз диких валуновПороды допотопной,И в множество пещерНесутся с пеньем ливниИгрою расторопной,Лавинами воды,То водопадами, что взвились на дыбы,Конями синевы на зелени травыИ в кольца свернутыми гадами.Ты разрешила обезьянамИметь правительства и королей.Летучим проносясь изъяномЗа диким овощем полей,И в глубине зеленых вышекТы слышишь смех лесных братишек.Как ты стара! Пять тысяч лет.Как складки гор твоих зазубрены!Былых тысячелетий нетС тех пор, как головы отрубленыВеселых пьяниц Хо и Хи.Веселые, вы пили сокИ – пьянства сладкие грехи –Веселым радостям зазорным,Отдавши тучные тела,Забывши на небе дела,Вы казнены судом придворным.Зеваки солнечных затмений,Схватив стаканы кулаком,Вы проглядели современьяСидонии приход второй,Его судов Цусимою разгром –Он вновь прошел меж нас, Медина,Когда Мукден кровавила година,Корея знала господинаИ на восток Рожественских путина.Страна костров, и лобных мест, и пытокСтолетий пальцамиНародов развернула свиток,Целуешь здесь края одежд чумы,А здесь единство Азии куют умы.

Туда, туда, где ИзанагиЧитала «Моногатори» Перуну,А Эрот сел на колена ШангтиИ седой хохол на лысой голове богаПоходит на снег,Где Амур целует Маа-Эму,А Тиэн беседует с Индрой,Где Юнона с ЦинтекуатлемСмотрят КорреджиоИ восхищены Мурильо,Где Ункулункулу и ТорИграют мирно в шашки,Облокотясь на руку,И Хокусаем восхищена Астарта.Туда, туда.

Где серых площадей забор в намисто:«Будут расстреляны на месте!»И на невесте всех временПылает пламя ненависти.И в город, утомлен,Не хочет пахарь сено везти,Ныне вести: пал засов.Капли Дона прописавВсем, кто славился в лони годы,Хоронит смерть былых забавВека рубля и острой выгоды.Где мы забыли, как любили,Как предков целовали девы,А паровозы в лоск разбилиСвоих полночных зарев зенки,За мовою летела мова,И на устах глухонемогоВсего одно лишь слово: «К стенке!»Как водопад дыхания китов,Вздымалось творчество Тагора и Уэльса,Но черным парусом плотовНа звезды мира, путник, целься.Убийцы нож ховая разговором,Столетие правительства ученых –Ты набрано косым набором,Точно издание Крученых,Где толпы опечатокЛетят, как праздник святок.Как если б кто сказал:«Война окончена – война мечам.И се – я нож влагаю в ножницы»,Или молитвенным холстамОшибкой дал уста наложницы,Где бычию добычею ножамСтоят поклонники назад.В подобном двум лучам железеНочная песня китаянкиНесется в черный слух Замбези,За ней счета торговых янки.В тряпичном серебреКитайское письмо,Турецкое письмоНа знаке денежном – РСФСРТук-тук в заборы государств.А голос Ганга с пляской КонгоСливает медный говор гонга,И африканский зной в стране морозов,Как спутник ласточке хотел помочь,У изнемогших паровозовСиделкою сидела ночь.Где серны рог блеснул ножом,Глаза свободы ярки взором,Острожный замок Индии забит пыжом –Рабиндранат Тагором!«Вещь покупаем. Вещь покупаем!»О песнь, полная примет!О, роковой напев, хоронят им царейВо дни зачатия железных матерей.Старьевщик времени царей шурум-бурумЗабрал в поношенный мешок.И ходит мировой татаринУ окон и дверей:«Старья нет ли?» –Мешок стянув концом петли.Идет в дырявом котелкеС престолом праздным на руке.«Старья нет ли?Вещь покупаем!Царей беремШурум-бурум!» –Над черепами городовВека таинственных зачатий,В железном русле проводовЛетел станок печати.В железных берегах тех нитейПлывут чудовища событий.

Это было в месяц Ай,Это было в месяц Ай.– Слушай, мальчик, не зевай.Это было иногда,Май да-да! Май да-да!Лился с неба томный май,Льется чистая вода,Заклинаю и зову.– Что же в месяце Ау?Ай да-да! Май да – да!

О, Азия! Себя тобою мучу.Как девы брови я постигаю тучу,Как шею нежного здоровья –Твои ночные вечеровья.Где тот, кто день свободных ласк предрек?О, если б волосами синих рекМне Азия обвила бы колениИ дева прошептала бы таинственные пени,И тихая, счастливая, рыдала,Концами кос глаза суша.Она любила. Она страдала –Вселенной смутная душа.И вновь прошли бы в сердце чувства,Вдруг зажигая в сердце бой,И Махавиры, и Заратустры,И Саваджи, объятого борьбой.Умерших снов я стал бы современник,Творя ответы и вопросы,А ты бы грудой светлых денегМне на ноги рассыпала бы косы.– Учитель, – ласково шепча,–Не правда ли, сегодняМы будем сообщаИскать путей свободней?

Пение первое