Хаким Фирдоуси - Шах-наме
Миниатюра из рукописи «Шах-наме» XVI века.
Нападение Сухраба на шатер Кей-Кавуса
Как услыхал Сухраб ответ такой,К Хаджиру повернулся он спиной.
Скрыл от него лицо свое суровоИ больше не сказал ему ни слова.
Ударил кисти тыльной стороной,Сбил с ног его, в шатер вернулся свой.
Один там, ночи пасмурной угрюмей,Он долго предавался некой думе.
И встал и препоясался на бой,Снял с головы венец он золотой,
Надел взамен индийский шлем булатный,Облек могучий стан кольчугой ратной.
Взял меч, копье и палицу свою,Как тяжкий гром разящую в бою.
От ярости и гнева весь кипел он,На скакуна играющего сел он,
И, кажущийся мчащейся горой,Как опьяненный слон, помчался в бой.
Пыль до луны, как облако, всклубил он —Ворвался в средоточье вражьих сил он.
Как стадо ланей перед ярым львом,Войска бежали пред богатырем.
Бежали храбрые пред закаленнымКопьем, в скопленье войска устремленным.
Щит поникал, роняла меч рука,Страх обуял иранские войска.
Средь боя на совет сошлись вельможи,Сказали: «Если он не Сам, то кто же?
Вежд на него без ужаса поднятьНельзя!.. Кто ж битву может с ним принять?»
Тут загремел Сухраб, как гром небесный:«Эй, Кей-Кавус, коварный шах бесчестный!
За все грехи ответишь ты сейчас!Как чувствуешь себя ты в этот час?
Увижу я теперь не льва, а труса,Когда метну аркан на Кей-Кавуса!
Как в ход пущу я меч свой и копье,Я истреблю все воинство твое.
Когда лазутчик твой в наш стан прокрался,Убил Жанду, — я солнцем дня поклялся,
Что перебью вас всех своим копьем,А шаха на аркан возьму живьем.
Так что ж хвалился ты богатырями?Где львы твои с могучими когтями?
Где Фарибурз, где Гив, Гударз и Тус,Где славный лев — Рустам твой, Кей-Кавус?
Где богатырь Занга — любимец битвы?Пусть выйдут! Не помогут им молитвы!
Что прячутся они? Пускай в боюПокажут мощь хваленую свою!»
Умолк Сухраб. Мгновенья миновали.В ответ иранцы в ужасе молчали.
Тут молча лев-Сухраб на холм взошел.Где был шатер Кавуса и престол.
Ударил. Кольев семьдесят опорныхСвалил под грудою ковров узорных!
Карная рев над войском загремел,Но шах Кавус собою овладел.
И возгласил: «Эй вы, столпы Ирана,Скачите в стан Рустама Тахамтана!
Скажите: несказанна мощь его,И выйти некому против него!
Не выстоит никто против удараТуранца, кроме сына Зали-Зара».
Помчался в стан Рустама старый Тус,Все рассказал, что приказал Кавус.
Рустам в ответ: «Всегда, когда владыкаМеня зовет пред царственное лико,—
Я знаю — будет битва. Он всегдаЗовет меня туда, где ждет беда».
Велел Рустам, чтоб Рахша оседлали,Чтоб воины в готовности стояли.
Взглянул он в поле, видит: полем ГивКуда-то скачет, густо напылив.
Вот взял Рустам седло из серебра.Сказал Гургин: «Поторопись, пора!..»
Вот крепко подтянул Рустам подпругу,А Тус помог надеть ему кольчугу.
Покамест сборы их на битву шли,Они карнай услышали вдали.
И дрогнула душа у Тахамтана,Сказал он: «Это битва Ахримана!
Поистине в день Страшного судаНе над одной душой висит беда!..»
Тут поясом злаченым ТахамтанСвой препоясал тигровый кафтан.
На Рахша сел Рустам и в путь собрался.В шатре с войсками Завара остался.
Сказал Рустам: «Здесь будешь ты вниматьНам издали, как любящая мать».
И понесли знамена пред Рустамом,Свирепым в гневе и в бою упрямым.
Когда Сухраба увидал Рустам,Он дрогнул духом: «Впрямь — он воин Сам,
Ни у кого нет груди столь широкой,Могучих плеч и выи столь жестокой…»
Сказал Рустам Сухрабу: «Отойдем,В открытом поле ратный спор начнем».
Услыша слово честное такое,Отъехал в степь Сухраб, взыскуя боя.
Потер ладони он, оружье взялИ так Рустаму весело сказал:
«Поедем, муж! И пусть толкуют людиО нашем ратоборстве, как о чуде.
Иранцев и туранцев не возьмем,Мы в поле выедем с тобой вдвоем».
Любуясь, как Сухраб взирает гордо,Как на коне своем сидит он твердо,
Рустам сказал: «О юный витязь мой,Над этой степью, хладной и сухой,
Как нынче тепел ветерок весенний!..Я много на веку видал сражений.
Я не людей — драконов убивал,И поражений в битве я не знал.
Чудовищ Нила клал я на лопатки,Ты поглядишь — каков я буду в схватке.
В ущельях снежных гор, в волнах морейРазил я дивов — не богатырей.
Мне звезд поток — свидетель неизменный,Что мужеством потряс я круг вселенной.
И сколько видели боев моих,Не меньше числят и пиров моих.
К тебе во мне вдруг жалость возгорелась,Мне убивать тебя бы не хотелось.
Таких, как ты, не порождал Туран,Тебе подобных не видал Иран.
В тебе мне солнце новое явилось!»Сухраба сердце тут к нему склонилось.
Сказал Рустаму: «Молви правду мнеДо основанья о твоей родне.
Скажи мне о Дастане и о Саме,Порадуй сердце добрыми словами!
Мне кажется, что предо мной Рустам,Заль-Зара сын, чей предок был Нейрам».
Рустам сказал: «Ты видишь не Рустама,Я не из рода Сама и Нейрама.
Рустам ведь богатырь, Ирана свет,А у меня венца и трона нет».
И от души Сухраба отлетелаНадежда, будто солнце потемнело.
Он молча в руку взял свое копье,Хоть вспомнил мать и все слова ее.
Первый бой Рустама и Сухраба
Так в степь они решили отдалиться,И на коротких копьях стали биться.
Разбились в щепы древки копий их.Налево повернув коней своих,
Индийские мечи герои взялиИ сшиблись. Искры сыпались из стали.
Казалось, в мире Судный день настал,Так пламень их мечей во мгле блистал.
Мечи их зазубрились, искрошились.За палицы тогда они схватились
И сшиблись снова яростней судьбы.Заржав, их кони встали на дыбы,
Заржали страшно в бешеном испуге,Разорвались на витязях кольчуги.
Сломались палицы у них в руках,Рассыпались доспехи на конях.
По телу кровь лилась. Так сшиблись дважды,Их языки потрескались от жажды.
И стали — юноша и исполин.Страдал отец, томился мукой сын.
О мир, как дивно круг ты совершаешь —Ломаешь то, а это исправляешь!
В их душах не затеплилась любовь.Далек был разум, и молчала кровь.
Онагр в степи детеныша узнает,И рыба сердца голосу внимает,
Но человек, когда враждой кипит,И сына от врага не отличит.
Сказал Рустам: «Я и в пучине НилаСтоль гневного не видел крокодила.
Как дивов я громил, весь знает свет,Моя же слава здесь сошла на нет.
С юнцом каким-то сшибся я. И что же —Он устоял против меня, — о, боже!
Устал я тяжко. В тягость мир мне стал.Два войска смотрят, — а Рустам устал».
Когда немного отдохнули кониОт сшибок в нападенье и в погоне,
Мужи на вызов чести поднялись,За луки медные они взялись.
Один — юнец, другой — седой и хмурый,Они надели тигровые шкуры.
Пошли стрелять. От их пернатых стрелСтепной онагр укрыться б не успел.
Летели стрелы гуще листопада.Скажи: «Стрелять друг в друга им отрада!»
Потом взялись они за пояса,Рустам как будто за утес взялся.
Когда бы взял он каменную гору,Он гору б в пыль развеял по простору.
Сухраба же за пояс потянул,Но и в седле его не пошатнул.
Сухраб сидел в седле, как столп железный,Рустама мощь была тут бесполезной.
И разошлись они — тот и другой,Так утомил их долгий, тяжкий бой.
Увяла мощь Рустамовой десницы,Пред мощью богатырской поясницы.
И вновь Сухраб могучий, полн огня,В коленах крепко сжав бока коня,
В плечо ударил палицей Рустама,Так, что Рустамово поникло рамо,
Так, что от боли извивался он,Ударом богатырским потрясен.
«Эй, муж, — сказал Сухраб, — как не смеяться? —Тебе передо мной не удержаться!
Вынослив, крепок конь могучий твой,Тебе ж не устоять передо мной.
В моей груди ты жалость вызываешь,Гляди — ты кровью землю обливаешь.
Ты — богатырь, ты станом — кипарис,Но стар годами, так не молодись».
В ответ ни слова Тахамтан угрюмый.Он промолчал, объятый тяжкой думой,
Им было горько. Мощь была равна.И стала им — увы — земля тесна.
И оба друг от друга отвратились,Умолкли, в размышленье погрузились.
Внезапно Тахамтан рассвирепел,Как буря на туранцев налетел.
Сухраб же стал топтать войска Ирана,Как разъяренный слон, от крови пьяный.
Рустам средь боя Рахша повернул,Раскаявшись, он тяжело вздохнул.
Подумал, что в кровавом этом мореИ шаха, может быть, постигло горе.
И, повернув коня, в пыли, в дымуРустам помчался к стану своему.
Созрело в сердце у него решенье,Вернуться в стан и прекратить сраженье.
Сухраба грозного — в крови всего —Он увидал средь стана своего.
И конь его — от гривы до копыт — —Иранской красной кровью был облит.
Как лев, стоял он, кровью обагренный,Сухраб могучий, битвой опьяненный.
И в ярости Рустам пред ним предсталИ, словно тигр взбешенный, зарычал:
«Эй ты, туранский выродок, убийца!За что ты губишь слабых, кровопийца?
Ты здесь как в стаде волк, а не в бою,На мне бы ты истратил мощь свою!»
Сухраб ответил: «Гневом был объят я.В кровопролитии не виноват я.
Ты первый на туранцев налетел,Ты сам со мною боя не хотел».
Рустам ему: «Уж поздно. Вечер стынет,Когда заутра солнце меч свой вынет.
С тобой мы завтра снова выйдем в бой,И пусть над чьей-то плачут головой.
Ночь мира нынче ляжет между нами,День омрачен сегодня был мечами.
Но от души, хоть оба мы в крови,Тебе желаю, — вечно ты живи!»
И разошлись они. И степь затмилась.Сияньем звездным небо осветилось.
Сказал бы ты — из глины вечных силТворец миров Сухраба замесил.
В степи безводной, сколько б ни скакалОт верховой езды не уставал он.
Не ровня коням лучшим боевым,Как из железа — был и конь под ним.
Неутомим в бою, могуч, беспечен,Чист был душой Сухраб, добросердечен.
Во тьме ночной к войскам вернулся он,Томимый жаждой, боем утомлен.
Сказал Хуману: «Вечное светилоСегодня суматохой мир затмило.
Я думаю, достигла вас молваО витязе, чья длань, как лапа льва.
С ним нынче стан иранский не бесславен;Я удивлен был — мне он силой равен.
Побил он много войска моего,Ему не знал я равных никого.
Он стар, но он как тигр в пылу ловитвы…Он не насытился смятеньем битвы.
Коль рассказать о нем я захочу,Я до утра, друзья, не замолчу.
Как юноша, он в бой стремится бодро.А руки старца — как верблюжьи бедра.
Я не встречал сильнее никогоБогатыря безвестного того!»
Сухрабу отвечал мудрец Хуман:«Здесь без тебя я охранял твой стан.
В степи я с войском под горой стоял,Но битвы я, мой шах, не начинал.
Вдруг некий муж с мечом предстал пред нами,Верхом, блистая грозными очами.
Напал на нас он, гневом разъярен,Топтал и гнал он нас, как пьяный слон.
Но вдруг лицом от боя отвратился,И вскачь к себе в обратный путь пустился».
Сухраб спросил: «Кто ж дал ему отпор?Кто встал из вас ему наперекор?
Я сам убил их много. Степь политаИх кровью, — как тюльпанами покрыта.
И знай, что если б — гневом разъярен —Мне повстречался див или дракон,
Поверь — ни тот, ни этот не ушел бы,Счет с ними палицей моей я свел бы.
Но что же вы — на бой мой издалиСмотрели и на помощь не пришли?
Какой нам прок в сраженье получился.Когда один я на майдане бился?
Явись мне в поле тигр иль носорог,Он от моей стрелы уйти б не мог.
Богатыри в смятенье предо мною,Рассеялись, как птицы пред грозою.
Назавтра день проглянет из-за тучИ победит могучий, кто могуч.
Клянусь я тем, кто, вечный мир творя,Дал жизнь мне — я свалю богатыря.
Вели, чтоб нам вина и пищи дали,Пора изгнать из сердца все печали».
Рустам войска дозором обходилИ так с печальным Гивом говорил:
«Да, друг, устойчив был Сухраб сегодня,Над ним, как видно, благодать господня».
Ответил Гив: «Благодаря судьбеНе видели мы равного тебе.
Но тот юнец рассеял войско ТусаПрошел, как смерч, до ставки Кей-Кавуса.
Разя копьем, он к нам ворвался в стан,Шатер царя свалил, как ураган.
Блеснул в его руке клинок индийский,Сбил с головы он Туса шлем румийский.
Не выдержав с ним боя, Тус бежал,Никто из нас пред ним не устоял.
Лишь ты один, Рустам железнотелый,Ты устоял пред ним, бесстрашно смелый.
А я, как в древние велось века,Ждал и не двинул на него войска.
Таков у нас закон единоборства,Но мощь его, и ярость, и упорство
Всех устрашили. Он напал один,На наше войско — этот исполин.
Никто на бой с ним выйти не решился,На нас он, словно буря, устремился.
Ворвался в средоточье наших сил —Ядро и правое крыло разбил.
Мы содрогнулись перед ним от страха.Нас ужаснула участь падишаха».
Рустам молчал. Печалью омрачен,Стопы направил к Кей-Кавусу он.
Царь Тахамтана ждал, навстречу встал он.«Садись со мною рядом, друг!» — сказал он.
И сел Рустам и начал свой рассказ«Нет, шах мой, ни в Туране, ни у нас
Ни дива я не знал, ни крокодила —Столь храброго, с такою дивной силой.
Он молод, но искусно бой ведет,Он так высок, что звездный небосвод,
Казалось, мне, плечами подпирает,Так грузен он, что землю прогибает.
Как конское бедро, его рука.Но более могуча и крепка.
Оружье от меча и до арканаВсе в ход пустил я против льва Турана.
Я вспомнил, скольких сбрасывал с седла,—Ведь мощь моя былая не ушла.
И за кушак его со всею силойСхватил, рванул я. Да не тут-то было.
Его с седла всей силой рук моихХотел я сбросить наземь, как других.
И понял я — ничто пред ним та сила,Что мощь Мазандерана сокрушила.
Он был подобен каменной скале,Не пошатнулся он в своем седле.
Стемнело уж, когда мы с ним расстались,В высоком небе звезды загорались.
И мы уговорились меж собой,Что завтра вступим в рукопашный бой.
А завтра, шах мой, только день наступит —Бесчестье, может быть, Рустам искупит.
Кто победит? Не ведаю конца.Судьба в руке предвечного творца…»
Сказал Кавус: «О муж, молю Йездана,Чтоб истребил ты тигра из Турана.
Я наземь ныне упаду лицом,Молиться буду я перед творцом.
Чтобы Йездан развеял наши беды,Чтоб силу дал тебе он для победы.
Чтоб вновь звезда Рустамова зажглась,Чтоб слава по вселенной пронеслась!»
Рустам ответил: «Внемлет пусть предвечныйТвоей молитве, шах чистосердечный!»
И встал он. И, печальный брося взор,Ушел Рустам, вернулся в свой шатер.
Вернулся, полон горестных раздумий,С душою, ночи пасмурной угрюмей.
Рустама встретив, Завара спросил:«Добром ли день нас этот осенил?»
Еды спросил сперва Рустам. Насытясь,От горьких дум освободился витязь.
И все он брату рассказал потом,Что было с ним на поле боевом.
Хоть было два фарсанга меж войсками,В ту ночь не спали люди под шатрами.
И так Рустам промолвил Заваре:«Опять я в битву выйду на заре.
А ты меня спокойно ожидай,Будь мужествен, в смятенье не впадай.
Веди мои войска, неси знамена,Ставь золотое основанье трона.
Перед шатрами в поле жди меня,Я отдохну до наступленья дня.
Чтоб в силе быть и духом укрепиться,Не нужно мне на битву торопиться.
А если завтра свет затмится мой,Не подымайте воплей надо мной.
Пусть я паду, ты — и во имя мщенья —С туранцами не начинай сраженья.
В поход обратный собирай свой стан,К Дастану поспеши в Забулистан.
Пусть ведает отец наш престарелый,Что сила Тахамтана отлетела.
И, знать, угодно было небесам,Чтоб юношей был побежден Рустам.
Утешь, о брат мой, сердце Рудабы!Что слезы перед волею судьбы?
Скажи, чтоб воле неба покорилась,Чтоб неутешной скорбью не томилась,
Я львов, и барсов, и слонов разил,Меня страшились див и крокодил,
Тяжелой палицей крушил я стены,Служило счастье мне без перемены.
Но тем, кто часто смерть привык встречать,Придется в двери смерти постучать.
Хоть сотни лет мне счастье верно служит,Но мир свое коварство обнаружит».
Так долго вел беседу с братом он,И лег потом, и погрузился в сон.
Второй бой Рустама с Сухрабом
