Самуил Маршак - Сочинения в четырех томах. Том третий. Избранные переводы

Меч и серп

Меч — о смерти в ратном поле,Серп о жизни говорил,Но своей жестокой волеМеч серпа не покорил.

Тигр

Тигр, о тигр, светло горящийВ глубине полночной чащи!Кем задуман огневойСоразмерный образ твой?

В небесах или глубинахТлел огонь очей звериных?Где таился он века?Чья нашла его рука?

Что за мастер, полный силы,Свил твои тугие жилыИ почувствовал меж рукСердца первый тяжкий стук?

Что за горн пред ним пылал?Что за млат тебя ковал?Кто впервые сжал клещамиГневный мозг, метавший пламя?

А когда весь купол звездныйОросился влагой слезной, —Улыбнулся ль наконецДелу рук своих творец?

Неужели та же сила,Та же мощная ладоньИ ягненка сотворилаИ тебя, ночной огонь?

Тигр, о тигр, светло горящийВ глубине полночной чащи!Чьей бессмертною рукойСоздан грозный образ твой?

Сон

Сон узор сплетает свойУ меня над головой.Вижу: в травах меж сетейЗаблудился муравей.

Грустен, робок, одинок,Обхватил он стебелек.И, тревожась и скорбя,Говорил он про себя:

— Мураши мои одни.Дома ждут меня они.Поглядят во мрак ночнойИ в слезах бегут домой.

Пожалел я бедняка.Вдруг увидел светляка.— Чей, — спросил он, — тяжкий стонНарушает летний сон?

Выслан я с огнем вперед.Жук за мной летит в обход.Следуй до дому за ним —Будешь цел и невредим! 

Дитя-радость

Мне только два дня.Нет у меняПока еще имени.

— Как же тебя назову?— Радуюсь я, что живу.Радостью — так и зови меня!

Радость моя —Двух только дней, —Радость дана мне судьбою.

Глядя на радость мою,Я пою:Радость да будет с тобою!

Вступление к «Песням невинности»

 Дул я в звонкую свирель.Вдруг на тучке в вышинеЯ увидел колыбель,И дитя сказало мне:

— Милый путник, не спеши.Можешь песню мне сыграть? —Я сыграл от всей души,А потом сыграл опять.

— Кинь счастливый свой тростник.Ту же песню сам пропой! —Молвил мальчик и поникБелокурой головой.

— Запиши для всех, певец,То, что пел ты для меня! —Крикнул мальчик, наконец,И растаял в блеске дня.

Я перо из тростникаВ то же утро смастерил,Взял воды из родникаИ землею замутил.

И, раскрыв свою тетрадь,Сел писать я  для того,Чтобы детям передатьРадость сердца моего!

Вечерняя песня

Отголоски игры долетают с горы,Оглашают темнеющий луг.После трудного дня нет забот у меня.В сердце тихо, и тихо вокруг.

— Дети, дети, домой! Гаснет день за горой,Выступает ночная роса.Погуляли — и спать. Завтра выйдем опять,Только луч озарит небеса.

— Нет, о нет, не сейчас! Светлый день не угас.И привольно и весело нам.Все равно не уснем — птицы реют кругомИ блуждают стада по холмам.

— Хорошо, подождем, но с последним лучомНа покой удалимся и мы. —Снова топот и гам по лесам, по лугам,А вдали отвечают холмы.

Смеющаяся песня

В час, когда листва шелестит, смеясь,И смеется ключ, меж камней змеясь,И смеемся, даль взбудоражив, мы,И со смехом шлют нам ответ холмы,

И смеется рожь и хмельной ячмень,И кузнечик рад хохотать весь день,И вдали звенит, словно гомон птиц,«Ха-ха-ха! Ха-ха!» — звонкий смех девиц,

А в тени ветвей стол накрыт для всех,И, смеясь, трещит меж зубов орех, —В этот час приди, не боясь греха,Посмеяться всласть: «Хо-хо-хо! Ха-ха!» 

Хрустальный чертог

На вольной воле я блуждалИ юной девой взят был в плен.Она ввела меня в чертогИз четырех хрустальных стен.

Чертог светился, а внутриЯ в нем увидел мир иной:Была там маленькая ночьС чудесной маленькой луной.

Иная Англия была,Еще неведомая мне, —И новый Лондон над рекой,И новый Тауэр в вышине.

Не та уж девушка со мной,А вся прозрачная, в лучах.Их было три — одна в другой.О сладкий, непонятный страх!

Ее улыбкою тройнойЯ был, как солнцем, освещен.И мой блаженный поцелуйБыл троекратно возвращен.

Я к сокровеннейшей из трехПростер объятья — к ней одной.И вдруг распался мой чертог.Ребенок плачет предо мной.

Лежит он на земле, а матьВ слезах склоняется над ним.И, возвращаясь в мир опять,Я плачу, горестью томим.

* * *

В одном мгновенье видеть вечность,Огромный мир — в зерне песка,В единой горсти — бесконечностьИ небо — в чашечке цветка.

* * *

Словом высказать нельзяВсю любовь к любимой.Ветер движется, скользя,Тихий и незримый.

Я сказал, я все сказал,Что в душе таилось.Ах, любовь моя в слезах,В страхе удалилась.

А мгновение спустяПутник, шедший мимо,Тихо, вкрадчиво, шутя,Завладел любимой.

ИЗ ВИЛЬЯМА ВОРДСВОРДА 

Люси

Какие тайны знает страсть!Но только тем из вас,Кто сам любви изведал власть,Доверю свой рассказ.

Когда, как роза вешних дней,Любовь моя цвела,Я на свиданье мчался к ней,Со мной луна плыла.

Луну я взглядом провожалПо светлым небесам.А конь мой весело бежал —Он знал дорогу сам.

Вот наконец фруктовый сад,Взбегающий на склон.Знакомой крыши гладкий скатЛуною озарен.

Охвачен сладкой властью сна,Не слышал я копытИ только видел, что лунаНа хижине стоит.

Копыто за копытом, коньПо склону вверх ступал.Но вдруг луны погас огоньЗа крышею пропал.

Тоска мне сердце облегла,Чуть только свет погас.«Что, если Люси умерла?» —Сказал я в первый раз.

Среди нехоженых дорог,Где ключ студеный бил,Ее узнать никто не могИ мало кто любил.

Фиалка пряталась в лесах,Под камнем чуть видна.Звезда мерцала в небесахОдна, всегда одна.

Не опечалит никого,Что Люси больше нет,Но Люси нет — и оттогоТак изменился свет.

К чужим, в далекие краяЗаброшенный судьбой,Не знал я, родина моя,Как связан я с тобой.

Теперь очнулся я от снаИ не покину вновьТебя, родная сторона —Последняя любовь.

В твоих горах ютился дом.Там девушка жила.Перед родимым очагомТвой лен она пряла.

Твой день ласкал, твой мрак скрывалЕе зеленый сад.И по твоим холмам блуждалЕе прощальный взгляд.

Забывшись, думал я во сне,Что у бегущих летНад той, кто всех дороже мне,Отныне власти нет.

Ей в колыбели гробовойВовеки сужденоС горами, морем и травойВращаться заодно.

Кукушка