Муравей - Шурочка Петрова
Как перестать опять и вновь надеяться, что есть порядочные вы…
…
Я передумал. Не хочу.
Актёром мне не стать.
Увы.
Винтажный
После стольких попыток понять всех людей
Я делаю вывод прозрачный:
Отныне мне все равно в душах,
Теперь
Я вне их,
Я внутри –
Я винтажный.
Ведь сколько бы волны ни бились о брег,
Стремясь стать надежной скалою,
Их ветер относит к изменам опять.
Земля остается землею.
Грязь в октябре
Одно есть оконце,
Для которого стать надо солнцем.
Одна лишь планка,
К которой есть смысл тянуться.
И ни один понурый дворник не расчистит беспорядок листьев в голове.
Ты сам для себя — великий из бронзы.
И лишь для себя ты — грязь в октябре.
Любовь глаз карих к морю
Бояться моря с волнами
И прятаться внутри;
Закрыть все окна шторами,
Не подпускать к крови.
Но позже [слишком поздно –
Уже сменились сотни лун]
Вдруг выйти к берегу
И горько осознать:
Не будет моря дюн.
Ведь море гордо
И так прекрасно вечно.
В него мечтают утонуть
Довольно много глаз.
В нем навсегда остались,
К слову, голубые.
И море тоже любит их, смеясь.
А мне же радостно — печально.
Ведь я могу его понять.
И только карие глаза отчаянно
Стремятся синевудушой обнять.
Фиалки на моем окне
Фиалки на моем окне
Ночами тянутся к звезде.
Они хотят ей подражать,
Звездою стать, искрой сиять.
Фиалки чем-то тоже звезды.
Но получается у них одну прохладу перенять.
Лишь вслушайся в безгласный диалог:
Они так нежно признаются в счастье,
Что могут видеть каждый день друг друга,
Пусть не коснуться им запястий.
Фиалки так прекрасны ночью,
Их цвет и запах ночью лишь и полны.
Но так таинственно печальны,
Что от звезды холодны волны.
И каждый вечер распускаясь в своём цвете,
Фиалки ночью изливают звездам всю свою безбрежность.
Но звезды холодны, бездушно так степенны.
Они мертвы, в них холод-бесконечность.
И за ночь выпустив весь дух в холодный воздух,
Фиалки бледно входят в день со звездною прохладой.
Но каждый вечер они ждут, когда погаснут до одной все свечи,
Чтоб снова разбиваться об прекрасных хладных звёзд триады.
Невзрослому взрослому
И не близок, но не лед.
И не пламень, но так рядом.
Друг мой, можно ли тебя так звать?
Я не знаю.
Объяснить ты взглядом избегаешь –
Что ж, увы!
Не создали красоты, что со временем прошла бы.
И друг другу не враги, чтобы стать затем друзьями.
До свидания, родной!
До свидания, незнакомый!
Это так смешно и странно, так чудно и непонятно.
Все-таки живете дольше Вы!
Почему же неповадно?
Неужели то взаимность нег?
Неужели я в раздумьях смелых натолкнулась на любови брег?
Нет.
Конечно, нет.
Вы давно самими же собою связаны навек.
Не лучше ль, дамы, дружно всем повеситься?
Солнце первой весны говорит:
«Встань и возраста дарам возрадуйся!»
Все модные журналы дам ему вторят:
Все говорят, что делать,
Чтобы всем на свете нравиться.
Одежды носят все такие,
Чтоб из самого далека было видно:
Ты — красавица!
Все напоказ, все впохыхах,
Быстрее, ярче, вырез глубже,
Каблучищи для поломки ног,
Которые, о Боже, «недостаточно без них худы».
Смазливые, местами похотливые глаза на них задержатся –
И это именуется у дам успехом…
По мне как, дамы, имея ценности такие,
Любовь сравнив с игрушкою, утехой,
Сровняв ее с обыденностью, прозой,
Уже не восхищаясь по весне естественной мимозой,
Себя всю выставив, словно на рынке мяса,
Тем самым оскверняя тайну мирозданья,
И поступая с духом безобразно,
Все отдавая телу так повально, —
Не лучше ль, дамы, дружно всем повеситься?
Другу, который часто спрашивал, друг ли он
Лежу на кровати, смотрю в свою стену.
С меня уже хватит — я в дружбу не верю.
Когда я сближаюсь, возможна развилка:
Я либо влюбляюсь,
А либо мне хило.
И если мне хило, то строю я стены,
Чтоб ближе не стать, не отравить чтобы вены.
С тобою тогда мне было нехило.
А что это значит? —
Любовь моя — мимо.
Поэта душа не сдержала, сказала,
Все выдала, словно бы маме дитя.
А друг мой послушал, сказал:
«Как же мило)».
…
Достаточно мило, чтоб бросить тебя.
Все идёт по графику, с планом в соответствии
Приняли мы правильные
Меры своевременно.
Все идёт по графику,
С планом в соответствии.
Скоро — 3 неделечки подожите, милые –
Скоро все наладится.
Главное ж, ребята, духом не стареть!
И, конечно, масочки, и, конечно, ручечки.
Вот тогда все точно будет хорошо!
Наши совещания проведем в онлайне мы.
Ну а если что (тьфу-тьфу-тьфу, прости нас, грешных), больница заграничная вылечить возьмёт.
Ну а тело наше бренное и из дома, и домой, и куда-нибудь ещё пусть водитель личный довезёт.
Ну а вы держитесь, братья!
Мы всегда духовно с вами!
Есть больницы — нет лекарств?
Странно! Да и только…
Есть больницы — нету мест?
Гражданин, ты что, заметил? Гражданин, ты молодец!
Невозможно соблюдать нужную дистанцию?
Ну не знаю, пацаны, вот в автобусах таблички ж мы развесили!
А больше ничего и не должны!
Мы ж о вас заботимся, меры примеряем тут.
Ваши градусы вот стали проверять.
И они показывают, что поголовно вы все здравствуйте.
Ведь у всех у вас — тридцать два и пять!
Так что, милые вы граждане, остаётся нам лишь только
Счастья да любви вам пожелать!
Также можем вот порекомендовать чаще умываться.
Ну апельсины ешьте там, спорт, зарядка — все дела.
И, конечно, улыбайтесь.
Улыбайтесь, господа.
Улыбайтесь.
Мы так делаем всегда.
Я есть свет, для себя непростительный
Я запасный выход в трамвае, который никогда не попадёт в аварию.
Но тем не менее дурацкий красный молоток иногда по мне проходится.
Я икона в самой старинной церкви,
К которой приходят в моменты своей горечи, грязи, слабости,
И страстно молятся, о безмерности любви моей ко всему, что движется и замерло, знаючи.
Если дождь пролился, но предпочтут капюшон плюгавенький, хотя есть прочный зонт,
То в нем тоже я, и знайте же, что тот самый зонт спрячут в утробах
