Алексей Черных - Мир больного воображения
сосредоточен.
Глаза Его
стекленели,
Губы Его
дрожали,
Руки
деревенели,
Крепко эфес
держали.
Серые расступались,
Словно
пред пулеметом.
Они Его очень
боялись —
А вдруг мечом
рубанет Он.
А меч
из дамасской стали,
Эфес позолочен
нежно.
Вы бы такой
держали
Крепко в руках,
конечно.
Вы бы таким
рядили
Миром без
сожаленья.
Вы бы таким
рубили
Головы без
сомненья.
Этот тем более
будет
Рубить
и забудет жалость.
Серые,
лысые
люди,
Недолго вам здесь
осталось!
Он даже одет
так странно:
В этих нелепых
гетрах,
В шортах
широкоштанных
(Как Он в них ходит
до ветра?!)
Таким только дай
добраться
К мечу и порубят
сразу.
Их стоит, конечно,
бояться,
От них так разит
заразой.
А Он оказался
умнее,
Хоть мысли Его –
ничтожны:
Откинул Он меч,
не жалея,
И сбросил и гетры
и ножны.
* * *
Однажды в безумном кошмаре
Я видел чарующий танец:
Сошлись в удивительной паре
Сноб ангел и бес оборванец.
Был ангел чрезмерно прекрасен,
Жгла взор белизна его крыльев,
А бес был как смерть безобразен
И пах кислым потом и пылью.
Смешались различные стили
В коктейль танцевальных движений,
Их сложность и вычурность были
Достойны прекрасных суждений.
На лица танцоров румянец
Лег пленкой блестящего жира...
Сквозь их обжигающий танец
Открылась мне двойственность мира.
* * *
Во влажном бедламе из простынь,
Подушек и одеял
Измятый, как поздняя осень,
Один человек лежал.
В нем прочно царила унылость,
Ни мысли в нем, ни огня,
Его окрутила постылость
Ненужности бытия.
Он был изначально аморфный,
Ни злобный и ни благой,
Сухой, апатичный, бескровный,
Практически никакой.
Он даже в мечтах, как Обломов,
Энергией не обладал,
А просто почти невесомо
Во влажной постели лежал.
В ночь полной и яркой луны
На башне старинного храма,
Совсем не боясь высоты,
Живет необычная дама
Вдали от мирской суеты.
Она там живет постоянно
Уж тридцать четыре весны
На башне цвета тумана
В ночь полной и яркой луны.
Ей не интересны событья,
Которыми мир кипит,
Несчастья, кровопролитья,
Весь наш техногенный быт.
Она не выносит обмана
И не принимает войны
На башне цвета тумана
В ночь полной и яркой луны.
И мир ее очень прозрачен,
Таков, что не нужен другой,
Тем более наш, что невзрачен
И обременен суетой.
Она не под властью дурмана,
В ней чувства не извращены
На башне цвета тумана
В ночь полной и яркой луны.
Фланируя в праздничном платье
Вдоль стен парапетов глухих,
Она пребывает в объятье
Чудесных иллюзий своих.
И мысли ее неустанно
Порхают, как фазаны,
На башне цвета тумана
В ночь полной и яркой луны.
Вуаль ее сказочной шляпки
Легко ветерок теребит,
А ей ни прохладно, ни зябко,
Она ведь живет, словно спит.
И сны ее радостью пряны
И чувственностью полны
На башне цвета тумана
В ночь полной и яркой луны.
Она благодушна, беспечна,
Свежа, хороша и юна,
И видимо будет навечно
Такой же прекрасной она,
Живя, не рисуя планы,
Которые ей не нужны
На башне цвета тумана
В ночь полной и яркой луны.
* * *
Закат был игриво красен,
Предчувствуя ветреный день.
На обветшалой террасе
Царила спокойная лень.
Заждавшись вечернего гонга,
Что к ужину всех созовет,
В объятьях провисших шезлонгов
Затих терпеливый народ.
Обычная, едкая скука,
Как жгучий сигарный дым, —
Домотдыховского досуга
Быт вязок, неколебим.
Статичная, сонная сцена,
Застывший не к месту бетон,
Как будто весь мир вдохновенный
Был в Лота жену превращен.
Увязнув в портовых блокгаузах,
Застыл края солнца венец...
Наверно, на кнопку "Пауза"
Нажал недовольный Творец.
Под "Москву златоглавую"
Ой, ты, Русь молодецкая
С края до конца!
Дочь купца с Павелецкого,
Глазки в пол-лица.
Щечки пухлые розовы,
Не боишься мороза ты,
Ты красавица русская
С крепкой длинной косой.
Мужики опьяневшие,
От вина одуревшие,
Вереницею длинною
Тянутся за тобой.
По завьюженной улочке
На свиданье спешу,
На углу возле булочной
Я тебя подожду.
Ты такая потешная
Прибежишь покрасневшая,
Словно пламенем губками
Ты меня обожжешь.
Мои руки опущены,
Ты смеешься распущено,
Побежишь по тропиночке,
За собой позовешь.
Солнце к вечеру склонится
Над морозной Москвой.
Заведешь меня в горницу
И поманишь рукой.
До того не целованный,
Я тобой очарованный,
В голове опьянение
От безумной любви.
Поцелуями жгучими
Твои губы замучаю
И усну успокоенный
У тебя на груди.
* * *
Я выбираю песню, что ясно поется,
Я называю имя, ответа не слыша.
Ветром хмельным в наш город туча ворвется,
Грязным дождем описает грязные крыши.
Мне ничего не значат звуки тамтама,
В каждом движении я ощущаю условность.
Мне не понятна печальная Гамлета драма
В мире, где дико и грязно, где царствует злобность.
Туча уйдет и оставит описанным город,
Город все это оставит помимо вниманья.
Льется вода в оттопыренный шеею ворот.
Эта условность и есть мой предел пониманья.
* * *
Мальчик стоит у стенки,
Задумчивый, как философ,
В котором две сотни вопросов
Решения ждут и оценки.
Он пальцем с обкусанным ногтем
Скребет со стены штукатурку.
Одет в доходную тужурку
С изрядно разорванным локтем;
Штаны его на коленях
Топорщатся одутловато;
И весь он какой-то помятый,
Как в тире под вечер мишени.
Задумчивый мальчик, сокрыты
В тебе бесконечные бездны
Порывов прекрасных, прелестных
Напевов для нежной сюиты.
Когда-нибудь ты взорвешься
Фонтаном поэзии жаркой,
Как Данте, Шекспир и Петрарка...
А может, ты просто сопьешься.
* * *
Не может быть чудесной воли
Еще на свете бестолковом.
Людское наше невезенье,
Лихое, гадкое и злое,
Идиотичное до боли,
Катастрофически не ново —
И потому мои сомненья
Решительно владеют мною.
Иудино глухое счастье,
Лишенное блаженства лета,
Лишенное всего земного,
Отчаявшись, во мне живет.
Вошедшие в меня ненастья
Найдут там, верю, капли света,
Еще не данные от Бога...
Вот!
* * *
...Если же выйдет река из крутых берегов,
Если же вспыхнет земля у нас под ногами,
Станем прекрасными птицами и без оков
В небо взлетим — там наше место, под небесами.
Будем с тобою мы выше всех глупых обид,
Будем с тобою мы выше корыстных стремлений.
И ни к чему здесь с тобою нам делать вид,
Будто в нас умер народом не признанный гений.
Нам ни к чему здесь казаться такими, как все,
И потому мы здесь будем такие, как есть.
Нам здесь понятней слова о любви и красе
И не понятны стенанья про долг и про честь.
В чем этот долг пресловутый? Кому мы должны?
Разве все те, кто внизу, видят дальше своих сапог?
Мы над землей вознеслись, и нам здесь нужны:
Мне — только ты, тебе — только я, и нам — только Бог...
* * *
