Джордж Байрон - Стихотворения (1816-1824)
24 июля 1816 г.
Перевод Б. Пастернака
Послание к Августе
Сестра моя! Коль имя есть святей,Тебе я дам его, как зов приветный.Хоть разделяет нас простор морей,Не слез прошу, а нежности ответной.Где б ни был я, ты для души моей –Луч сожаленья, сладостный, заветный.Две цели мне оставлены судьбой:Для странствий – мир, очаг и кров – с тобой.
Что странствия? О, лишь бы цель втораяДала мне гавань радости. Но вотМы разошлись, твоя судьба другая,И уз ее твой брат не разорвет.Капризен суд судьбы: он, повторяяУдел отцов, к беде меня ведет.Гул непогоды дед встречал на море,А я на суше – непокой и горе.
Когда, внук моряка, я средь другихСтихий спознался с бурей мировоюИ погибал на рифах потайных,Не видимых, не обойденных мною, –Моя вина. Не тратя слов пустых,Защитою ошибок не прикрою.Плывя, я знал, что рок грозит бедой, –Своих несчастий верный рулевой.
На мне вина. Вся жизнь моя – расплата;Мой каждый день глухой борьбой чреват,И, омрачив дар бытия богатый,Судьба иль воля без путей кружат.Не хватит сил – казалось мне когда-то,Из бренных уз я вырваться был рад.Теперь не так. Я жду – пусть жизнь продлится:Я посмотрю – чему еще случиться?
Хоть я и молод, но не раз видалНадменных царств и королевств крушенье.И понял я: о, как ничтожно малПоток моих тревог, что мчал в кипеньеИ в ярости свой дикий, пенный вал!Скажу теперь я, обретя терпенье,Что мы недаром груз скорбей своихНесем – хотя бы ради них самих.
То вызов ли неласковой судьбине,Отчаянье ль, что за бедой идет,Как и она, со мной сдружившись ныне,Иль чистый воздух солнечных высот(Легко порой ничтожнейшей причинеПридать нам сил, чтоб сбросить тяжкий гнет).Но я теперь покою странно предан,Что в дни затишья не был мной изведан.
Как в детстве, на ручей, лужайку, садСмотрю со свежим чувством, умиленно.Они о тех местах мне говорят,Где я до школы жил. Вновь покоренный,Я узнаю природы ясный взгляд,Его встречаю, сердцем размягченный,И чудится: влюбленным сердцу быть,Хоть, как тебя, вовек не полюбить.
Здесь сладостный источник размышленьяВ красотах Альп раскинулся у ног.Пусть краток миг восторгов, восхищенья –Глубоких чувств нас увлечет поток.Я не заброшен: глушь уединеньяДала мне все, чего желать я мог.Вид озера великолепен. Все жеСкромнее наше, но душе дороже.
О, если б ты была со мной! Но яБезумен, вновь желание лелея, –Уединенье славит кисть моя,Его ль предам, о прошлом сожалея?Их много – сожалений, но, таяИх в скрытном сердце, замолчу скорее:Для философии – отлива час,Прилив печали встал слезой у глаз.
Я вспомнил озеро у замка. ГодыПокажут, сохраню ль его навек.Хотя прекрасны Леманские воды,Мне не забыть столь милый сердцу брег.Разрушить память мне должны невзгоды,Чтоб образ твой или его поблек,Хоть разлучен со всем, что б ни любил я,Все потерял иль с болью уступил я.
Дары земли раскрыты предо мной,Возьму один – природы щедрой краски.Сливаясь с небом, я вкушу покой,Познаю солнца нежащие ласки;Отбросив груз апатии немой,Природы лик увижу я без маски.Она мне друг. Пусть будет и сестрой,Пока опять не свижусь я с тобой.
В себе все чувства укрощу я строго,Но это – нет: все радует мой взор,Как утро жизни, у ее порога.О, если бы, толпе наперекор,Я шел всегда той утренней дорогой,Я был бы праведней, чем до сих пор,Я дремлющим страстям не нес бы дани.Ты слез не знала бы, а я страданий.
Я ложность честолюбия постиг.Любовь и слава? Рос я вместе с ними,Они пришли, хоть не искал я их,И дали все, что были в силах, – имя.Все ж не они венец забот моих,Я был знаком с исканьями иными.Все позади, покончено с борьбой,К обманутым причислен я судьбой.
С меня в грядущем даже рок жестокийПотребует лишь крохи прежних сил:Я пережил намного жизни сроки –Затем, что много в жизни пережил.Бессменно бодрствуя, удел высокийЯ нес и сном огня не угасил.Весь путь мой – четверть века, но хватилоЕго бы и на век Мафусаила.
Приму все то, что даст остаток дней.Благодарю года, что подарилиИ счастья краткий миг душе моейСреди борьбы, в тщете моих усилий.И в настоящем я не стал черствей,И свежесть чувств мне судьбы сохранили.Гляжу вокруг: глубоких мыслей стройСклоняется пред вечной красотой.
Сестра моя! Уверен, дорогая,В твоем я сердце, как и ты в моем.Мы не откажемся, сердца сплетая,От этих уз. И, вместе ль мы живем,Иль разлучает нас судьба слепая, –Мы об руку к закату дней придем.Смерть медленно иль быстро подкрадется –Связь первых дней последней оборвется.
1816 г.
Перевод Б. Лейтина
К бюсту Елены, изваянному Кановой
В своем чудесном мраморе светла,Она превыше грешных сил земли –Того природа сделать не могла,Что Красота с Кановою смогли!
Ее постичь уму не суждено,Искусство барда перед ней мертво!Бессмертие приданым ей дано –Она – Елена сердца твоего!
25 ноября 1816 г.
Перевод А. Арго
Песня для луддитов
Как за морем кровью свободу своюРебята купили дешевой ценой,Так будем и мы: или сгинем в бою,Иль к вольному все перейдем мы житью,А всех королей, кроме Лудда, – долой!
Когда ж свою ткань мы соткем и в рукахМечи на челнок променяем мы вновь,Мы саван набросим на мертвый наш страх,На деспота труп, распростертый во прах,И саван окрасит сраженного кровь.
Пусть кровь та, как сердце злодея, черна,Затем что из грязных текла она жил, –Она, как роса, нам нужна:Ведь древо свободы вспоит нам она,Которое Лудд насадил!
24 декабря 1816 г.
Перевод Н. Холодковского
***
Не бродить нам вечер целыйПод луной вдвоем,Хоть любовь не оскуделаИ в полях светло, как днем.
Переживет ножны клинок,Душа живая – грудь.Самой любви приходит срокОт счастья отдохнуть.
Пусть для радости и болиНочь дана тебе и мне –Не бродить нам больше в полеВ полночь при луне!
28 февраля 1817 г.
Перевод С. Маршака
Томасу Муру
Вот и лодка у причала,Скоро в море кораблю.Скоро в море, но сначалаЯ за Тома Мура пью.
Вздох я шлю друзьям сердечнымИ усмешку – злым врагам.Не согнусь под ветром встречнымИ в бою нигде не сдам.
Пусть волна ревет в пучине,Я легко над ней пройду.Заблужусь ли я в пустыне,Я родник в песках найду.
Будь хоть капля в нем живая –Только капля бытия, –Эту каплю, умирая,Выпью, друг мой, за тебя.
Я наполню горсть водою,Как сейчас бокал – вином,И да будет мир с тобою, –За твое здоровье, Том!
Июль 1817 г.
Перевод Л. Шифферса
На рождение Джона Уильяма Риццо Гопнера
Пусть прелесть матери с умом отцаВ нем навсегда соединится,Чтоб жил он в добром здравьи до концаС завидным аппетитом Риццо.
20 февраля 1818 г.
Перевод А. Блока
E Nihilo Nihil[1], или Зачарованная эпиграмма
Рифм написал я семь томовДля Джона Меррея столбцов.Немного было переводовДля галльских и других народов;Для немцев два, – но их языкМне чужд: к нему я не привык.Страсть воспевал я вдохновенно,(Что нынче петь несовременно),Кровосмешение, развратИ прочих развлечений ряд,На сценах услаждавших взглядыИ персов, и сынов Эллады.Да, романтичен был мой стих,И пылок, по словам других.Чистосердечно иль притворно,
Но многие твердят упорно,Что в подражаньях древним, – имСтиль классиков невыносим.Но я к нему давно привычен, –И, – как-никак, – теперь классичен,Но промах я уразумелИ, чтоб исправиться, запелО деле более достойном –Подобном славным, древним войнам.Слагал я песни, как Нерон, –И Риццо пел, – как Рим пел он.Я пел и что ж?… Скажу без лестиВеликой вдруг добился чести:Четыре первые стиха(Хотя они не без греха)Наметили для переводовЧетырнадцать чужих народов!Так меркнет блеск семи томовПред славой четырех стихов.Я эту славу посвящаюРинальдо повести моей.
В ней "аппетит" я воспеваюА переводчик – (о, злодей!)С развязностью донельзя милойЕго вдруг заменяет "силой".О Муза, близок твой полет,Так дай же, Риццо, мне доход!
Февраль 1818 г.
